трона стояли понурые советники и другие важные фавны. Они совсем не раскрывали рта.
В центре небольшого пустующего круга стояли Атанаис, Акил, Цесперий, Нидар Сур и, к удивлению Ишмерай, посланник Натал Ансаро, бледный, не произнесший ни слова. В толпе неподалёку увидела виконта Аима, Сагрию, Марцелла, Делвара, Умрата и остальных своих спутников. Люди держались вместе, чтобы море фавнов не унесло их в разные стороны. Лишь один Александр стоял где-то сбоку, внимательно наблюдал и слушал. Лицо его было мрачно и напряжено, а руки сердито сложены на мощной груди.
Гасион не унимался:
— Вы не уберегли своего тсаревича. Как мошем мы доверить вам тселый народ?
Ишмерай покачнулась, но на ногах удержала её ярость, стиснувшая ее нутро. Но разум перекричал чувства и заявил, что фавны правы — они не уберегли Марка. И все из-за нее. Это все ее вина.
— Могушественные Рианоры! — с явной издёвкой выпалил Главный Жрец, зло изогнув свои густые брови. — Вы позволили погибнуть девятерым своим спутникам. Теперь вы стоите передо мною, дети могушественных родителей, машете своей золотой подвескою, и думаете, что мы поверим вам! Какая сила есть в вас, кроме самонадеянности?
Посланник Ансаро забито опустил голову, проглотив язык, отряд недовольно загудел, но Цесперий не стал молчать. Он ответил:
— Господин Акил, сын Лорена Рина, Величайшего Целителя Архея, тоже Целитель. Барышня Атанаис, дочь Акме Рин, Владычицы Кунабулы, может Петь.
Фавны пораженно зашептались, но отряд же непонимающе уставился на Цесперия.
— Петь? — осведомился Главный Жрец Гасион, недоверчиво глядя на девушку, бледную, но прямо стоявшую перед ним и невозмутимо глядевшую на него. — И кто же научил ее Петь? Не ты ли, Тсесперий?
— Музыка — её стихия, — последовал ответ. — Она дана ей от рождения. Этому нельзя научить.
Атанаис непонимающе глядела на Цесперия и хмурилась, но не возражала.
— Одной песнею Кунабулу не остановить, — заявил Гасион уже менее презрительно, но еще недоверчиво. — Певитса, Тсцелитель и еще одна полумертвая девушка, сгораюшая от лихорадки в темноте спальни. Это и есть дети Рианоров?
Этого Ишмерай не могла вынести. Гнев придал сил ее еще слабым ногам и голосу.
— Ваши слуги обманули вас, господин Гасион, умирающих среди Рианоров нет, — ясно и твёрдо промолвила Ишмерай, выходя из толпы и направляясь к Атанаис и Акилу, выпрямив спину, чеканя шаг. Мрачное и решительное выражение ее лица нисколько не вязалось с болезненной бледностью и темными мешками под огромными потускневшими глазами.
По толпе фавнов прокатился изумленный гул. Жрецы и советники заволновались.
— Ишмерай! — обеспокоенно выдохнула Атанаис. — Ты должна быть в постели! Ты еще слаба!
— Недостаточно слаба, чтобы терпеть то, как этот трусливый гад оскорбляет вас, — тихо рыкнула она сквозь плотно сжатые зубы и громче добавила: — У вашего народа есть возможность спастись, вы же ее отметаете.
Голова Гасиона оскорблено приподнялась. Он помолчал несколько мгновений, презрительно ее разглядывая, после размеренно произнес:
— Полагаю, Ищьмерай Рьянор я вишу пред собою.
— Ишмерай Алистер Праций, — гордо возразила она, чувствуя, как слабость начинает завладевать ею. Злость была ей верным союзником.
— Тселитель, Певитса и Девитса, шепчущаяся с чьорными ветрами… — хмыкнул жрец Сипар. — Велико ше наследие Рьянора!
— Тихо, Сипар, — резко приструнил его Гасион. — Не будь столь дик и невешлив! Мы долшны исполнять волю нашей Повелительнитсы… Судьба даровала ей Глаза, и она Провидела. Она была юна, и Видела туманно и не все, но она шдала вас, Рианоры. Тселитель, Певитса и Девитса, шепчущаяся с чьорными ветрами. Тселитель залечивает раны, Певитса облегчает боль, но что мошет сделать та, которая шепчется с чьорными ветрами?
— Выуживает из них сведения? — громко предположил Александр. Фавны недовольно покосились на него, но отряд, напряженный и хмурый, заулыбался.
— Она говорит с Нергалом, она опасна! — вновь воскликнул жрец Сипар, распалив фавнскую толпу и заслужив очередной недовольный взгляд Гасиона.
«Что за вздор?!» — мысленно изумилась Ишмерай, а вслух возразила:
— Нергал не имеет здесь силы. Он вам не страшен.
— Сила Нергала несметна, как несметна сила Шамаша!..
— Ты и правда говоришь с Нергалом, дитя? — осведомился Гасион. — И что он говорит тебе?
— Только в своих снах, — отвечала та, безмерно устав от этого бессмысленного спора. — Но это могут быть только ночные кошмары.
— Что ше он говорит?
— Я не помню, — солгала та.
— Не помнит! — вновь возмутился Сипар. — Они не те Рианоры, о которых говорила Повелительнитса. Они — не истинные Рианоры.
— Они именно те Рианоры, которые нужны вам, Великий Жрец! — громогласно воскликнул Цесперий. — И мы можем доказать это. Пойте, сударыня Атанаис.
— Что? — изумленно выдохнула она, растеряв всю свою невозмутимость.
— Пойте! — сквозь стиснутые зубы прорычал Цесперий. — Что-нибудь из того, что вы знаете на древнем кунабульском наречии. Мы должны расположить вас к Гасиону. Если вы проделаете с ними то, что проделывали с нами по пути сюда, он влюбится в ваше искусство.
Атанаис позеленела, нерешительно огляделась, вздохнула и запела. Ее печальный голос ночной волной поплыл к слушателям, усиливаясь. Вот он набрал высоту и могуче зазвенел, наполнив зал сиянием своего чистого глубокого пения. Нежная, несколько взволнованная манера исполнения и размеренно покачивающийся мотив сильно напомнил Ишмерай колыбельную, и на глазах её выступили слезы. Голос Атанаис обрёл крылья и взвился к куполу ярким огнём. Песня отражалась от сияния позолоченных узоров и драгоценных камней и танцевала с отсветами, погружая всех присутствующих в блаженную дрему. Огонь факелов на стенах заплясал ярче, и в зале стало светлее.
Чудесный голос Атанаис переливался чистыми высотами, то являя слушателям стремительные реки, то бушующие моря, то ляпис-лазурь ночного неба, усыпанного жемчужными звездами.
Наряду с глубокой болью от потери Марка, с терзающей тоской и отчаянием Ишмерай чувствовала теплые прикосновения сестринской песни. Она ложилась на плечи её и голову тёплым легким покрывалом и стекала по волосам горячим потоком утешения.
Но вскоре песня начала затухать, а когда вовсе стихла, собравшиеся еще несколько минут не могли оправиться от внезапной сонливости и тех диковинных картин, которые были навеяны голосом этой чужеземки. Когда фавны осознали, что подарило им подобные грезы, они зашумели, но не зло и возмущенно, а затаенно, с
