О себе Северус поведал мало и скупо, Люциус больше сам высказывал предположения, а зельевар их подтверждал или опровергал. Выходило так, что Снейп любил мать Поттера и своей шпионской службой искупал свою вину перед ней. На вполне закономерный вопрос, почему на ней женился Поттер, а не он, Северус нахмурился, глядя куда-то в сторону.
— Я назвал её грязнокровкой.
После этой фразы он снова исчез, а слова занозой засели в голове, и Люциус никак не мог от них избавиться.
Бруствер, конечно, требовал возвратить им Грейнджер. Пришлось сказать, что она потеряла память и теперь живёт в поместье, как член семьи. Взгляд аврора, конечно, сказал, что ни единому слову он не поверил.
— Мистер Малфой, вы вернёте Гермиону нам.
— Что ж, если мы договоримся, вы сможете сами спросить у неё, хочет ли она уезжать куда-то из дома.
— Это ведь Обливейт, Малфой? — прищурился Кингсли.
Люциус сокрушённо вздохнул и покачал головой.
— Мистер Бруствер… Вы хотели, чтобы Лорд её прикончил? Быть может, стоит поблагодарить за то, что она осталась жива?
Кингсли хотел добавить что-то ещё, но промолчал.
Только спросил на прощание:
— Почему вы решили предать его?
— Скажем, я пересмотрел многие взгляды на его политику.
Пока переговоры шли о том, что в обмен на неприкосновенность семьи Малфой брался вынести из кабинета Волдеморта Распределяющую шляпу, а в перспективе — провести несколько членов Сопротивления в Хогвартс.
Против Нарциссы Поттер ничего не имел, очевидно, помня то, как она солгала Лорду о его смерти. Хуже всего ситуация обстояла с Драко. Орденцы не желали давать ему никаких поблажек, настаивая на сроке в Азкабане. И Люциус понимал их: очевидно, сын порядочно напакостил в этих рейдах.
«Во имя Салазара, не стоило отправлять его на обучение к Лорду! Но кто же знал, что всё так повернётся?!»
Поэтому-то переговоры на какой-то момент зашли в тупик. Но он не сдавался, семью всё равно нужно спасать любой ценой. Люциус прекрасно понимал, что сам втянул их в это, и теперь обязан вытащить с минимальными потерями.
Что же касается Минни… Малфой взял перо и сжал его в пальцах так, что оно переломилось пополам. Чудесное время, когда девушка так беззаветно дарила своё тепло и тело, стремительно истекало. Он прекрасно понимал, что как только Сопротивление одолеет Лорда и придёт к власти, орденцы заставят вернуть Грейнджер память. А младший Уизли найдёт способ привести в исполнение свою угрозу.
«Кто бы мог подумать, мне всегда казалось, будто Гермиона — девушка Поттера!»
Конечно, оммаж будет действовать, его силу отменить не так-то просто. Люциус совсем недавно был в библиотеке и обновил знания о случаях нарушения клятвы. Он с удовольствием отметил, что вассал не мог находиться от сюзерена дальше мили, иначе «кровь вскипала в жилах его». Предатели и изменники же карались весьма жестоко, от «шею Уоллеса сдавила верёвка, и он задохся» до «вся кожа его была содрана, как тряпка».
В идеале же в случае победы Сопротивления Малфой желал уехать в особняк в Кале, чтобы переждать там послевоенные настроения, а уж потом, спустя пару лет, когда подзабудется его имя в свите Лорда, вернуться в поместье. Он на всякий случай уже подготовил портал до Фолкстона, чтобы там спокойно сесть на поезд до Кокеля, пригорода Кале.
Другое дело, как они будут существовать там все вчетвером: он, Минни, Нарцисса и Драко. Впрочем, если договориться с Орденом не удастся, им так или иначе придётся бежать, а в такие моменты уже не до споров.
Из-за его отлучек на переговоры они с Минни стали меньше проводить времени вместе, но зато каждая беседа в библиотеке у камина или ночь в кабинете теперь ценилась на вес золота. Словно рядом друг с другом они обретали отдельный ото всех мир, в котором царили покой, тепло и уют, а за стенами поместья не было никакой войны.
Девушка сидела рядом и рассказывала о неточностях и забавных ляпах в недавно прочитанных сказаниях о «Короле Артуре и рыцарях Круглого стола» в переложении Ромуальда Дейдра. Её замечания, остроумные и точные, а иногда просто наивные, вызывали у него лёгкую улыбку.
Люциус, когда бывал в настроении, брался озвучить некоторые подводные камни этих историй, особенно про поиски Грааля. И глядя, как в больших тёмных глазах Минни, распахнутых от любопытства, отражаются блики огня из камина, он чувствовал эйфорию, оттого, что ей так хорошо с ним.
Но однажды она попросила рассказать о том, как эльфы попали в домашнее рабство.
— Это было очень давно. Говорят, они когда-то воевали с гоблинами, и те изгнали их из родных мест. Эльфы просили у волшебников приютить их в обмен на бескорыстную помощь. Волшебники дали им кров, а эльфы в благодарность поклялись служить им.
— И эту клятву ничем не разорвать?
— Ну отчего же… — Люциус знал, куда она клонит, так почему бы сразу не расставить все точки над i? — Если хозяин дарит эльфу одежду, то это разрывает клятву. Только эльфам давно уже не нужна свобода. Они стали частью любой волшебной семьи.
— Как я?
— Как ты. И я не вижу поводов расстраиваться. Ведь члены семьи всегда заботятся друг о друге.
— Вот как? А если я от вас забеременею, сэр? Вы убьёте моего ребёнка?
— Ты продолжишь принимать противозачаточное зелье, которое тебе приносит Юна, — холодно отчеканил он. — Внебрачный ребёнок простой горничной — позор для любого дома.
Он видел, как побелели костяшки её пальцев, когда она вцепилась в подлокотник кресла.
— Простой горничной, сэр? — переспросила она, и голос её задрожал от гнева. — О, в таком случае, не скажете ли, зачем самому главарю повстанцев обмениваться на какую-то безвестную горничную?
Он замолчал, уставившись на неё, как почтовая сова на неоплаченный экземпляр «Ежедневного Пророка».
Проклятье! Эта маленькая грязнокровная ведьма сводила с ума, околдовывала. И не было минуты, чтобы он не думал о ней.
Люциус тогда собирался выдать ей версию, что грязнокровка Малфоев может стать знаменем для Сопротивления, но не стал. Счёл ниже своего достоинства предлагать настолько неубедительную ложь, что и самому от неё становилось тошно. Просто отослал её, мысленно признав, что в этот раз ей действительно удалось загнать его в угол.
Впрочем, не сам ли он себя туда загнал?
Люциус вздохнул и потёр переносицу. Он обмакнул перо в чернильницу и принялся составлять новое прошение для Ордена Феникса о помиловании сына.
* * *
Улучив свободную минуту, Минни тренировалась в своей комнате в применении беспалочковой магии. Теперь, когда был доступ в библиотеку, она изучила большинство книг, в которых говорилось о вассальных клятвах. Найденные сведения не давали надежды на освобождение, но теперь девушка хотя бы знала правила игры, в которую её втянули. Например, подпалить шторы, насыпать слабительного в суп мастеру Драко или применить любые защитные чары она не могла, поскольку это расценивалось, как порча имущества и прямой вред хозяевам. И поэтому приходилось до потери сознания концентрироваться на колдовстве простейшего Люмоса или Вингардиум Левиоса.
И пока ничего толком не выходило, но упрямая девушка не сдавалась. Возможно, если бы нашёлся тот, кто поддержал, она добилась бы успеха быстрее.
«Быть может, я не была бы так одинока, если бы у меня была кошка. Или кот. Лучше всего рыжий и пушистый…»
Минни с трудом и большой неохотой приняла свои чувства к мистеру Люциусу, но, что поделаешь, приходилось признать очевидное: она влюбилась.
Она не понимала, как он чувствовал, что ей необходимо, но всегда радовалась, обнаружив в комнате кроме нового кружевного белья то толстое одеяло с согревающими чарами, то волшебный ночник, который сам показывал и рассказывал сказки барда Бидля, проецируя на стену картинки-тени.
Люциус был везде и всюду. Проходя мимо неё в гостиной к завтраку, он мог незаметно для всех провести по её спине, напоминая о минувшей ночи, оказываясь рядом — едва уловимо касался локтя, намекая на следующую.
