Раздаются крики, сапоги топают по земле до вибрации в воздухе, создавая низкий гул.
— Сжечь королевскую шлюху! — кричит кто-то еще.
Мои глаза устремляются туда, откуда доносится голос, мышцы напрягаются.
— Её нельзя трогать.
Аплодисменты стихают после моих резких слов, на меня смотрят растерянные лица. Мой взгляд падает на Эдварда, стоящего в дальнем углу с Белиндой и её мужем Эрлом, ожидающего моего сигнала.
Когда наши глаза встречаются, я вижу, что в них мелькает удивление.
Он не ожидал, что я скажу это. Я не ожидал, что скажу это.
Но вот мы здесь.
— Важно не раскрывать наши карты слишком рано, друзья, — продолжаю я. — Мы должны выждать время. Позволить им поверить, что она — их маяк надежды.
— И мы должны просто доверится тебе? — раздается голос. — Ты один из них!
На толпу опускается тишина, и у меня подрагивает челюсть. Я развожу руки в стороны.
— Если у тебя есть проблемы с моим руководством, ты можешь подойти сюда и забрать его у меня. Я — не я, если не буду справедливым.
Никто не двигается, и я позволяю тишине затянуться, мои глаза сканируют толпу, чтобы увидеть, кто осмеливается думать, что может спрашивать с меня.
— Не будь трусом сейчас, когда твой голос был таким громким.
Я продолжаю осматриваться, и мой взгляд останавливается на молодом человеке в рваной одежде и с пыльно-рыжими волосами, его челюсть сжата, когда он смотрит на балкон.
— Это достойная восхищения черта и честный вопрос, — я машу рукой в его сторону, раздражение колет на моей коже. — Пройди вперед. Встань здесь, спереди, чтобы все тебя видели.
Его тело напрягается, но он пробирается сквозь толпу, пока не оказывается впереди всех, вынужденный вытягивать шею, чтобы поддерживать зрительный контакт.
Я улыбаюсь.
— Разве я недостаточно отдал, чтобы заслужить твоё доверие? Сколько раз мне нужно доказать свою ценность?
— Прошло два года, — убеждает он, качая головой.
— Для меня прошло гораздо больше времени. И мы говорим о предательстве. Одного неверного движения будет достаточно, чтобы убить нас всех, — я поднимаю пальцы вверх и щелкаю. Эдвард движется сквозь толпу людей, неся труп Антония Скаренбурга — командующего армией короля.
Возбужденный ропот раскатывается по воздуху подобно грому.
— Не совершай ошибку, полагая, что когда я не с вами, я не сражаюсь за вас.
Глаза рыжеволосого мужчины расширяются, когда тело Антония падает к его ногам, его мундир обгорел, а кожа посинела от трупного окоченения.
Эдвард снова двигается, а я стою на месте, ожидая, пока он берет ведро с керосином и возвращается назад, готовясь вылить его на труп.
— Пусть он это сделает, — говорю я, указывая на дурака, который поставил под сомнение мою власть.
Эдвард смотрит на меня, затем кивает и передает ведро.
Молодой человек долго смотрит вниз, рассматривая обгоревшие и почти неузнаваемые знаки отличия на груди Антония, его лицо становится все злее с каждой секундой. Затем он опрокидывает ведро, позволяя жидкости вылиться на тело, забрызгать землю и образовать лужи вокруг его ног.
Его действия сопровождаются громкими криками мятежников.
Мои глаза встречаются с глазами Эдварда, и между нами проносятся невысказанные слова. Этот человек не доживет до нового заката.
Но сейчас я позволю ему это мгновение. Это полезно для морального духа.
Вытащив из кармана плаща спичечный коробок, я подношу пламя к боку.
— Грубая сила может выиграть войну, — начинаю я, тепло пляшет на кончиках моих пальцев. — Но наша сила в терпении. В планировании. Это то, что разрушает империи. Вместе мы правим, врозь — падаем.
Тело Антония вспыхивает, когда я бросаю спичку, запах горящей плоти становится сильным, когда он вьется в воздухе в виде дыма.
— Долой МайклаФааса! — кричит кто-то.
— Смерть королю! — вторят другие.
— Мы скоро двинемся, друзья, а пока, — я улыбаюсь. — Будем ждать.
15. Сара Б.
Я здесь уже неделю, но это первый раз, когда я решилась выйти за стены замка в настоящий город Саксум. В центре площади возвышается башня с часами, а по обеим сторонам мощеных улиц выстроились предприятия, совершенно новые, блестящие фонарные столбы подчеркивают тротуары. Я никогда раньше не видела уличных фонарей, и у меня внутри все клокочет, когда я понимаю, насколько процветает главный район Саксума, в то время как Сильва борется без всего.
Мы с Майклом сидим в «Шоколадном ущелье» — кондитерской, известной тем, что здесь готовят лучшие сладости в регионе. Тимоти, Ксандер и мои дамы расположились за столиком напротив нас, несколько королевских стражников охраняют вход, но кроме них, здесь никого нет.
— Здесь всегда так пусто? — спрашиваю я, отодвигая свою тарелку с десертом.
Майкл ухмыляется, его зачесанные назад каштановые волосы сверкают под светом.
— Не мог допустить, чтобы простолюдины мешали мне, когда я пытаюсь завоевать Вас.
У меня щемит в груди, когда я смотрю в передние окна, где полдюжины людей выстроились вокруг баррикад, пытаясь заглянуть внутрь, чтобы увидеть своего короля.
— Вы часто сюда приходите?
Он пожимает плечами.
— Не был с тех пор, как был ребенком. Мой отец приводил сюда Тристана и меня раз в сто лет.
У меня кровь стынет в жилах, когда он упоминает своего брата, но я не обращаю на это внимания. Я не позволю ему влиять на меня, когда его даже нет рядом.
Тем не менее, я не могу не воображать Тристана и Майкла детьми, поедающими все шоколадные конфеты и сладости под пристальным наблюдением отца. Всё, что я слышала о наследии короля Майкла II, — это то, как он подвел свою страну. Мне трудно представить его человеком, который заботился о своей семье, и во мне разгорается любопытство, я хочу узнать больше.
— Это очень мило, — говорю я.
Майкл насмехается, его глаза проходят мимо моих, а затем возвращаются обратно. Он улыбается, но я вижу вспышку боли, которая преследует его черты.
— Сара Беатро, у Вас действительно доброе сердце, не так ли?
Я сажусь прямее.
— Разве это не то, что Вы должны хотеть видеть в своей королеве?
Он наклоняет голову.
— А Вы так уверены, что станете моей королевой?
Выдохнув, я уставилась на свои колени, прежде чем взглянуть на него из-под ресниц.
— Я уверена, что меня вырастили специально для Вас, Ваше Величество. Думаю, Вы окажете себе медвежью услугу, если не будете держать меня рядом с собой.
Он хмыкает, его пальцы поднимаются, чтобы потереть челюсть.
— Выращена для меня?
Я киваю, протягиваю руку, чтобы взять свою чашку чая и сделать глоток, прежде чем поставить её обратно на стол.
— Мой дядя отказал многим женихам, надеясь, что однажды я буду принадлежать Вам.
Говорить ему об этом — авантюра, и это грубое преувеличение, но я рассчитываю на то, что Майкл любит, когда тешат его самолюбие, и собственнически относится к своим игрушкам. Мне говорили об этом задолго до приезда сюда, и это заметно по тому, как он превозносится, когда ему делают комплимент, и дуется, когда что-то идет не по его сценарию.
Надеюсь, узнав, что я предназначалась ему с самого начала, он захочет схватить меня и хранить, как сокровище.
Он наклоняется через стол, его брови поднимаются.
— А что насчет Вас, Сара? Скажу честно, меня не очень интересует, чего хочет Ваш дядя.
Мои глаза встречаются с его, груз ответственности опускается в мое нутро и выталкивает слова из моего рта.
— После встречи с Вами? Я больше ничего не хочу.
Медленная улыбка ползет по его лицу, и он опускается обратно в кресло, довольный взгляд пробегает по его чертам.
— Сир, — прерывает Ксандер, вставая рядом со столом. — Снаружи расположился журналист, готовый сделать ваши фотографии, а потом нам нужно вернуться в замок на встречу с Тайным советом.
