одно, какое-то новое понимание. Больше всего на свете я хотела бы знать, что же он такое понял, потому что его лицо вдруг кривится от ужаса, а зрачки так быстро расширяются и становятся такими огромными, что не оставляют ни малейшего намека на серебро в его встревоженном взгляде.
Я подхожу к нему ближе, угроза льется из каждой моей поры.
– Кто я такая?
– Ты мертва, – тихо отвечает Верус, и я отшатываюсь, будто он с силой меня ударил. – Мы… мы искали тебя, но не успели – ты погибла…
– Кто я такая?! – кричу я, быстро приближаясь к нему, чтобы вырвать из него правду голыми руками.
Он трясет головой, в каждом движении ужас и мука, но они вдруг исчезают, и остается только полное, убийственное смирение. Он шепчет что-то, но я не могу ничего расслышать – ярость заглушает все звуки кругом. И вдруг, словно из ниоткуда, передо мной появляется железный кинжал, который я воткнула в подлокотник кресла – его поднимает какая-то невидимая сила. Он на мгновение зависает в воздухе, а затем внезапно отправляется в полет.
Я едва успеваю среагировать, как сильные руки обхватывают меня и тянут назад. Мощные, крепкие, мускулистые тела встают передо мной, чтобы защитить, но клинок нацелен не на меня.
Я с бессильным ужасом наблюдаю, как железное лезвие глубоко вонзается в горло Веруса. От шока он дергается вперед, и кровь бурлит вокруг рукояти кинжала, заливая его горло и грудь, словно прорвавшая плотину река.
– Нет! – кричу я, пытаясь вырваться из хватки «скорпионов», удерживающих меня. – Кто я? Откуда я взялась? – рычу я, но веки Веруса опускаются, а тело бессильно валится на кресло.
Его губы все еще шевелятся, будто корень белены заставляет его говорить и после смерти, но никаких звуков не слышно, и я не могу понять, что он говорит.
– Ты гребаный трус! – кричу я на мертвого фейри, который скорее убьет себя, чем скажет мне правду и поможет мне.
Я бьюсь о «скорпионов», пытаясь вырваться, но они, несмотря на мои усилия, зажимают меня между собой.
– Ты сгниешь, – клятвенно обещаю я Верусу, вынужденная наблюдать, как его кровь ровными струйками стекает по туловищу и падает на пол. – Я выслежу твой гребаный клан и заставлю их заплатить за это! – рычу я.
Тело Веруса сгорбилось, и единственное, что удерживает его от падения на пол, – это крепко затянутые вокруг него путы.
– Какого хрена? – огрызаюсь я на «скорпионов». Теперь, когда ублюдок мертв, мне все же удается оттолкнуть их от себя. – Я ведь могла остановить его! Могла попытаться исцелить! – кричу и спорю я, но трех сердитых мужчин мои крики не трогают.
– Он был импелом, Осет. Их тура позволяет им перемещать предметы одной лишь силой мысли. Пока они живы – они опасны. Не стоило так рисковать, – говорит Курио.
– Нам повезло, что все не оказалось куда хуже, – замечает Тарек, оценивая труп Веруса и стол в стороне, где во время всего допроса лежало его оружие. – Он мог прирезать нас в любой момент. Судя по силе, которую он использовал, чтобы покончить с собой, он слабаком не был.
– Неудивительно, что этот хрен был таким высокомерным, – усмехается Курио. – Мы бы никогда не заподозрили в нем такой силы, пока не стало бы слишком поздно.
Риалл качает головой, осматривая печальную сцену.
– Ты не почувствовал его туру?
– Нет, – признается Тарек. – Но это потому, что я тупой болван. Я не почувствовал туру Осет, когда мы впервые встретились. Я должен был понять, что он может обладать той же способностью к маскировке, что и она. До сих пор это даже не приходило мне в голову. Черт, это было опасно! – рявкает он, с силой проводя пальцами по спутавшимся черным прядям, обрамляющим его лицо.
– Черт. Простите, все прошло не так, как я думала. Если вас троих послушать, то кажется, что все гораздо лучше, чем есть на самом деле, – сердито бурчу я.
Меня переполняет ярость. Я знаю, что это не их вина, технически она моя. Но я в ярости. Так много всего пошло не так, и я не знаю, как нам теперь продолжать поиски.
Внезапно я вытаскиваю один из своих кинжалов, подбегаю к Верусу и режу ему запястье, зачерпываю пальцем немного крови и иду к Риаллу.
– Попробуй его кровь. Может быть, это даст нам подсказку.
Риалл обхватывает своими полными губами мой палец и всасывает кровь. Я слишком расстроена, чтобы чувствовать хоть какое-то возбуждение, хотя секс как выход для накопившейся ярости – не самая плохая идея.
Риалл в задумчивости наклоняет голову, глотая кровь Веруса. Я еще раз зачерпываю кровь, стараясь избегать той, что может быть испорчена железом кинжала, все еще торчащего в его горле.
Я засовываю палец в рот, и меня пронзает небольшая искра. Это ничто по сравнению с тем, что я испытала, выпив кровь Гартокса, – и еще меньше, чем то, что я чувствую, когда пью кровь Риалла.
– В его крови есть что-то, что мне о чем-то напоминает, – замечает Риалл и смотрит вдаль, формулируя ответ. – Я представляю себе луну в ясную ночь. Что-то сосновое с нотками чернозема. Как будто туманный лес – это место, где он провел большую часть своей жизни, и нотками этого лесного аромата пропитана вся его сущность. В тебе тоже есть что-то от этой прохладной ночи под полной луной, Звереныш. Но поверх него я чувствую вкус сухого жара растущей луны, восходящей над тенистыми песчаными дюнами. В твоей крови еще есть сладость, как мед из лунных цветов и распускающегося ночью жасмина. К твоей сладости примешивается нотка соли. Острый привкус, который еще больше усиливает твой вкус.
Я смотрю на Риалла, мои брови взлетели почти к волосам от удивления.
– Ты все это распробовал в моей крови?
Я щелкаю языком по небу, как будто это поможет мне распробовать все, что увидел Риалл в маленькой капле крови. Но все, что я могу сказать, – это то, что кровь Риалла мне нравится больше, чем та, что текла в жилах Веруса.
– Я ощущаю только небольшой прилив энергии, – признаюсь я, чувствуя легкое разочарование. – А где же все эти лунные штучки? И откуда ты вообще знаешь, какая на вкус растущая луна, восходящая над тенистыми песчаными дюнами?
Он хихикает и тянется к пряди моих волос, но я отталкиваю его руку, слишком расстроенная, чтобы считать это милым.
– Я пью кровь дольше, чем ты, Звереныш. И она говорит со мной иначе, чем когда я был молод. Ты тоже этому научишься. Я тебе помогу.
– А ты можешь ощутить
