головой и бросает на меня обвиняющий взгляд.
– Если бы ты не напала, все бы шло по плану.
– Я думала, вы негодяи и предатели.
– Айджиины не предают, – огрызается Верус, основательно обидевшись.
Я смеюсь, не в силах сдержаться. Не знаю уж, кто такие эти Айджиины, но если этот придурок действительно думает, что предательство в его семье невозможно, то он идиот. Если мои подозрения окажутся верны, то само мое существование докажет, что он ошибается.
Я наклоняюсь вперед, устав изображать сдержанность и терпение.
– Я понимаю, что смотреть в глаза члену Ордена Скорпионов – это страшно, и, возможно, именно поэтому ты кое-что позабыл. Однако я четко помню, что Эриф предлагал только два варианта, – я показываю Верусу два пальца, словно он – глупый крия, которому нужна наглядность, – быстрая смерть или мучительная. Вот и все. Я решила действовать, потому что вы, ссаные трусы, не оставили мне выбора.
Его щеки наливаются красным, а в глазах плещется ярость.
– Снимай свои чары, или мы закончили. Это не имеет никакого смысла. Лучше два раза подумать, прежде чем сомневаться в воле кланов и ставить под сомнение нашу клятву, – рычит он, натягивая путы с такой силой, что сухожилия на шее напрягаются, а на лбу от злости вздувается жилка.
Я некоторое время наблюдаю за ним, размышляя, хватит ли с него или стоит еще поднажать. Его убийственный взгляд вскоре исчезает, теперь он смотрит скорее сердито, и мне хочется влепить ему пощечину, чтобы сбить с его лица всю напыщенность.
Я поворачиваюсь к Тареку и встаю, направляясь к темному выходу. Тарек следует за мной, молча закрывая от посторонних глаз, наклоняется и вытягивает из меня свою туру.
Я стою, медленно обнажаясь, и мое сердце бешено колотится.
Сейчас меня закрывает и защищает мощное тело Тарека, но стоит ему отойти, и у меня не останется другого выбора, кроме как выйти из тени. Я не знаю, что тогда произойдет, как отреагирует Верус, когда увидит меня.
Узнает ли он меня?
Поймет ли, что произошло?
Расскажет ли он мне, что со мной случилось, если узнает?
Я сглатываю, прогоняя комок, образовавшийся в горле, ненавидя то, насколько уязвимой я себя сейчас чувствую. Одно дело – быть такой со «скорпионами», но Верус не заслужил, чтобы я показывала ему свою уязвимость.
Я напоминаю себе, что я заслужила быть собой. И дело даже не в Верусе, хотя мне кажется, что все зависит от того, как он отреагирует. Дело в том, что я наконец-то увижу, каково это: снять с себя чары и показать похожему на меня фейри себя такой, какая я есть.
В животе у меня завязываются узлы.
Тарек берет меня за руку и сжимает ее, давая понять, что он закончил. Я крепко сжимаю его руку, не готовая к тому, чтобы он сейчас меня покинул.
Я смотрю вверх, в его блестящие черные глаза, ища в них что-то, что могло бы помочь мне, напомнить, что, несмотря ни на что, все будет хорошо. Тарек кладет мою ладонь себе на грудь, накрывая ее своей. Он не произносит ни слова, и мы стоим, пока медленно, но верно наши сердца начинают биться в унисон. Ровный ритм успокаивает меня, и я могу подстроить свое дыхание под его, украв немного его уверенности и силы.
Я киваю Тареку, давая понять, что готова. Я ждала этого с тех пор, как увидела призрака, прыгающего с крыши на крышу, с тех пор, как таинственные незнакомцы откинули капюшоны и показали себя. Пришло время узнать, сможет ли Верус рассказать мне о том, что там – за глухой стеной моего сознания.
Еще раз сжав мою руку, Тарек отступает.
Я медленно выхожу из тени, мои серебряные глаза смотрят на Веруса. Я делаю один шаг к нему – и он начинает хватать ртом воздух.
Еще один решительный шаг – и глаза Веруса расширяются. Он отшатывается назад и качает головой, как будто не понимает, что происходит.
– Как ты… как ты здесь оказалась? – Его вопрос сопровождается изумленным кваканьем, а сам он изо всех сил борется с путами, удерживающими его на месте. – Это какое-то испытание? – рычит он, дико оглядываясь на других «скорпионов».
Всю их незаинтересованность в происходящем как ветром сдуло. Они с восторженным вниманием следят за каждым движением Веруса и внимательно слушают каждое слово, полное изумления, вылетающее из его уст.
Он знает, кто я.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не представляю, как сформулировать все то, что я сгораю от желания узнать. У меня на языке вертятся два вопроса, и я не знаю, какой из них важнее. Как мне выбрать между тем, кто я и откуда? Оба вопроса кажутся мне жизненно важными, но на пути к ответу Веруса их пути расходятся. Я знаю, что могу выбрать только один.
Я наконец выхожу из тусклого алькова в комнату, волшебный свет освещает меня целиком. Верус выглядит так, будто все в его жизни, что он принимал за истину, вдруг стало ложью.
Его лицо морщится от смущения, рот приоткрывается, губы беззвучно шевелятся, пока Верус пытается облечь мысль в слова. И вот оно… тихий шепот, одно слово, плывущее по воздуху на полном страдания выдохе, пока серебряные глаза ищут ответы в моих.
– Принцесса?
Принцесса?
Я смотрю на Веруса. Теперь моя очередь разевать рот, пока я пытаюсь понять, что за хрень только что выскочила из него, как длинный язык из какой-нибудь болотной жабы-переростка, ищущей легкой добычи.
Принцесса?
– Как? – молит он, но мольба его звучит так тихо, призрачно, словно все происходящее нереально.
Вот и все. Моя способность выстраивать стратегию или маневрировать на пути к нужным мне ответам превращается в запутанный лабиринт, пройти сквозь который у меня нет никакой надежды. Я не могу думать на десять шагов вперед, когда я поражена громом и валяюсь на полу, не в силах сделать больше ни шага вперед.
– Что ты только что сказал? – спрашиваю я, не в силах остановить себя, потому что это просто безумие.
Сомнение и подозрение о том, что все это – розыгрыш, проносятся по его лицу, как приливная волна. И он рассматривает меня уже более критично. Его оценивающий серебряный взгляд окидывает мои волосы и глаза, словно он хочет убедиться в том, что перед ним все еще я. Но когда его взгляд падает на мои веснушки, на созвездие солнечных пятен, которыми испещрены мой нос и верхняя часть щек, он замирает.
Я подмечаю момент, когда в глазах Веруса появляется еще
