обрести твердую почву в мире зыбучих песков.
Я веду, они следуют. Я нуждаюсь, они дают. Они уступают друг другу лидерство, в зависимости от сильных сторон каждого, без ревности и соперничества. Ничто не нарушает плавного перехода доверия и контроля от одного «скорпиона» к другому. Они – семья, настоящая команда во всех смыслах этого слова, и теперь я – часть их семьи.
Мне была ненавистна мысль о том, чтобы принадлежать им. Я слишком много времени находилась под властью недостойных хозяев и жестоких фейри, и мне не давала покоя сама мысль о том, что я когда-нибудь вновь почувствую себя чьей-то собственностью. Но я вдруг поняла, что значит быть их и что я никогда не буду в большей безопасности, чем в их любящих руках.
В груди становится тепло, но я откладываю все, что чувствую, в коробку и оставляю на потом. Я собираюсь открыть эту коробку позже, когда буду в безопасном месте, где мне никто не помешает укутать себя и их этими нежными откровениями и потеряться друг в друге.
Я киваю Курио. Он встает и убирает скорпионов с Веруса, а передо мной внезапно оказывается Риалл и закрывает мне обзор. Он тянется к моей руке, обнажая ожог, пульсирующий и глубокий. Он с сомнением хмурится, а затем вгрызается в свое запястье и капает кровью на ожог – тот начинает заживать мгновенно. Риалл протягивает мне свою руку, я подношу запястье ко рту и облизываю две ранки дочиста.
Мне вдруг хочется вылизать кое-что другое, но я отбрасываю эту мысль и сосредотачиваюсь на главном. Меня раздражает, что мне приходится охотиться за ответами с помощью приманок, которые я еще не проверила в деле. Терпение – не моя сильная сторона, и все эти танцы в поисках информации кажутся мне медленными и утомительными. Мне нужно то, что в голове у Веруса, и я хочу это прямо сейчас.
Укус Риалла перестает кровоточить. Он проводит большим пальцем по моей губе, в его взгляде полыхает огонь – он засовывает палец в рот, облизывает его и возвращается на свое место рядом с Курио. Моя рука полностью зажила, даже следа не осталось. Я опускаю рукав, не желая бесплатно выдавать Верусу другие свои секреты.
Курио садится, скорпионы возвращаются в инкубатор, и я окидываю Веруса взглядом. Должно быть, в нем явно читается: «Давай покончим с этим дерьмом».
Его глаза перебегают от меня к Риаллу и обратно, как будто он знает, что только что между нами произошел какой-то обмен мнениями, но он не может определить, что именно мы обсуждали.
– Давай закончим мериться членами. Ты думаешь, что то, что тебе известно, ценно, но мы оба понимаем, что моя информация лучше и стоит дороже. Либо докажи, что не лжешь, либо сдохни на хрен и перестань тратить мое время.
Риалл фыркает от смеха, но быстро берет себя в руки. Краем глаза я вижу веселую ухмылку Тарека, а у Курио грудь подрагивает от беззвучного смеха. Лицо его при этом остается совершенно бесстрастным – понятия не имею, как ему это удается. Надо попросить его позже научить меня этому фокусу.
Серебряные глаза Веруса сужаются. Как будто он хочет разрезать меня и увидеть все тайны, скрытые внутри. Он пытается не отвечать, но то, чем его пичкает Тарек, снова побеждает, и он оседает в кресле.
– Мы не пытались вас убить, – заверяет он, переводя взгляд с меня на других «скорпионов» и обратно. – Мы должны были заставить одного из вас отбиться от группы, схватить его и использовать в качестве приманки, чтобы заставить двух других членов Ордена сесть за стол переговоров.
– И когда все поменялось? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой вопрос звучал хоть и расплывчато, но весомо.
– Все меняется, – легко признает Верус. – Мы подошли к вам слишком близко, а это значит, что нам пришлось действовать агрессивнее. Но наш альянс был бы разумным; не знаю, почему Полумесяцы не рассказали нам о тебе.
Его заявление оставляет свободу для трактовок, и Верус смотрит на меня, словно ожидая каких-то объяснений.
Я, подражая его тону побежденного, тоже глубоко вздыхаю и откидываюсь в кресле.
– Я не знаю, – честно отвечаю я, позволяя глазам сфокусироваться на камнях, составляющих стену позади него, стараясь выглядеть задумчивой и немного потерянной. А еще я стараюсь не задерживать дыхания, ожидая, как Верус отреагирует на мой честный, но абсолютно дерьмовый без контекста ответ.
– Эриф был, по понятным причинам, расстроен, когда он убил его брата. – Верус выпячивает подбородок в сторону Риалла, и я усмехаюсь его неуместному возмущению:
– А ты думал, он просто мирно уйдет?
– У нас с собой был коготь ястреба, – защищается Верус.
От этого названия все внутри у меня опускается, и я моментально возвращаюсь в кабинет Дорсина. Он задавал мне вопросы, но я ничего не могла вспомнить.
– Вы чем-то ее опоили? – Дорсин протянул оркам напитки.
– Дали только коготь ястреба, но мы это обсуждали – она должна была быть в отключке, чтобы мы смогли ее схватить и привезти.
Резкий голос орка и его незабываемая вонь набрасываются на меня, словно он – прямо тут, в этой комнате с нами.
Я оглядываюсь, убеждаясь, что его нет – конечно, ведь этот ублюдок мертв. Я стряхиваю с себя обрывки воспоминаний и концентрируюсь на губах Веруса и на том, что он говорит.
– Эриф не собирался его убивать, может быть, ранить, но он знал, что Общему Делу нужны союзники. И он не стал бы им рисковать – даже чтобы отомстить за смерть брата.
Эриф – это, должно быть, их лидер.
Наверное, мне следует как-то отреагировать на его слова, но вместо этого я задаюсь вопросом: коготь ястреба используют при похищениях или им обычно пользуются люди Веруса? Когда-то я думала, что у меня есть семья или кто-то, кому я небезразлична. Выкуп, который надеялся получить Дорсин, всегда подтверждал эту теорию.
Но что, если меня предали? Что, если меня продали мои собственные родственники? Что я тогда буду делать?
Гнев и сомнения закипают в моем желудке. Такое ощущение, что кислота пытается прожечь мои внутренности.
Я заставляю себя расставить приоритеты: сейчас важнее этот конкретный разговор, а не размышления о том, что, возможно, в конце пути меня не ждут никакие любящие объятия близких. И все, что мне останется, – это найти того, кто подтолкнул меня встать на этот херов путь.
Но хочу ли я этого?
Хочу ли знать?
Хочу ли рисковать получить новые шрамы, которые точно оставит после себя подобное знание, когда у меня и так более чем достаточно шрамов на душе?
Верус качает