Сердце гулко ударилось о рёбра, разгоняя по венам кровь. И мне вдруг стало всё равно, почему наш разговор повернул в это русло и что всё это значило. Лишь бы её слова были правдивы.
– А вам нужно понять меня, – она вздохнула. – Не хочется вас обманывать. Даже если вы… поправитесь, мне всё равно нужно будет вернуться в Эргейб.
Дурак! Какой же я дурак. «Мы» и «вместе» не могло и не может быть правдой. Как и не может относиться ко мне. Я обманул себя сам. Придумал какую-то надежду.
Отдёрнув руку, резко поднялся со скамьи. Сердце до этого колотившееся в груди, начало замедляться. Обострённые чувства вновь немели. Но на этот раз я с радостью приветствовал оцепенение. Так я хотя бы не буду чувствовать боли. Так смогу стерпеть это унижение.
– Алан, не надо, – Эмили потянула меня за рукав, но я не поворачивался. Ждал, когда боль отступит и вернётся привычный холод. – Я всего лишь хотела быть с вами честной.
– Честной?! – сорвалось у меня с губ. – Разве честность и порядочность – для вас не пустые слова? – холод во мне сменился огнём. Кровь кипела.
– Зачем вы так? – Эмили разжала пальцы и отпустила край моего рукава. – Вас беспокоит то, что… случилось в Эргейбе? – спросила она сдавленным голосом.
И волна гнева, накрывшая меня секунды назад, схлынула, оставляя после себя горькое сожаление. Я не хотел её обижать. И не хотел говорить ничего подобного. Совсем не это имел в виду.
– Если уж мы решили быть честными, – произнёс, опустившись рядом с ней на скамью, – то «случившееся в Эргейбе» мне неприятно. Но это не значит… – с досадой покачал головой, коря себя за сказанное, – что я осуждаю вас, Эмили. У вас, наверно, были на то причины. Просто мне это… неприятно.
Она усмехнулась.
– Причины… – шепнула, будто дивилась этому слову. – Может, они и были. Но если вы ждёте, что я начну посыпать голову пеплом и каяться, то зря. Что случилось, того не изменишь. Ни раскаянием, ничем. – Она замолчала и, опёршись спиной о холодную стену, перевела взгляд на несущиеся над замком тучи. – Расскажите мне кое о чём, Алан, – попросила она, вздохнув.
– О чём?
– Нет, – покачала она головой. – Сначала пообещайте, что расскажете.
Эта простая и детская уловка показалась мне настолько забавной, что я, не подумав, согласился.
– Ну смотрите, вы дали мне слово.
– Так что вы хотели узнать? – у меня вдруг появилось дурное предчувствие.
– Расскажите мне о своём проклятии.
Не стоило так бездумно соглашаться на эту затею.
– Вы обещали мне, – напомнила Эмили требовательно. Её рука вновь легла на мою. Возможно, этим она хотела приободрить, но вместо того снова повергла меня в смятение.
Мой взгляд невольно переместился на другой конец сада, где в точно такой же нише восседала госпожа Гийер. Если гувернантка узнает, что за напасть меня постигла, станет ли она с такой же радостью подталкивать свою подопечную к браку? Хотя я уже давно заметил, что кого-кого, а госпожу Гийер счастье Эмили волновало в последнюю очередь.
– Только если это останется нашей с вами тайной, – ответил, взвесив, насколько было возможно, поступок, который собирался совершить. Во всём королевстве была лишь пара людей, кому я решился открыться сам, да ещё пара, кому доверился мой отец перед смертью. Что ж, сегодня о моём горе станет известно ещё одному человеку.
– Клянусь, что никому и ни за что не расскажу, – в голосе Эмили не было и следа сомнения. И я верил ей. Хотел верить.
– Будь по-вашему, – выдохнул, готовясь рассказать историю своего оцепенения. Оно началось почти в тот же миг, когда я появился на свет. Но первые солнечные лучи застали меня ещё свободным от проклятия.
– Что вы знаете об утере Благословения Твердыни? – спросил я у Эмили, не отрывая взгляда от её сосредоточенного лица. Напряжённых губ. Залёгшей меж бровями морщинки.
– Утере? – переспросила она. – Но как его можно потерять?.. – она осеклась. Понимание и неверие отразились в её глазах.
– Ну, вот вы уже и знаете, как это можно сделать. И наверняка начали догадываться, что со мной приключилось.
– Но кто стал бы?..
– Моя мать, – теперь, когда оцепенение ненадолго отступило, слово «мать» отдавалось в сердце тягучей болью. Застарелой, но не пережитой. У меня когда-то была «мать», которую я не знал. И то стало её собственным выбором. – Она была странствующей берегиней земли.
– Была?
Вопрос царапал слух и разъедал душу. Вместо ответа, я переспросил:
– Что вы знаете об утере Благословения Твердыни?
«Об утере того, на чём зиждется сила лордов», – добавил мысленно.
– Его нельзя потерять, – ответила Эмили шёпотом. – Только берегиня может забрать его ценой собственной жизни.
– Да, ценой жизни, – слова давались тяжело, в горле пересохло. – Потому что призвание этерры отдавать, а не отнимать. Только особая нужда может заставить её вмешаться и забрать у эрра Благословение. Без него – лорд не может пользоваться силой Твердыни. Не может отдавать её Древу. Не может поддерживать жизнь на собственных землях. Без него он становится изгоем, как я.
Эмили молчала. Долго.
– Неужели ваша собственная мать забрала у вас Благословение?
И снова глухая, саднящая боль.
– У меня и у отца – у нас обоих. Видите ли, отец был ужасным эгоистом…
– Так вот в кого вы пошли, – перебила Эмили и тут же смущенно замолкла.
– Видимо, – согласился я. – Отец полюбил берегиню. Вы же знаете, что Орден обязывает их продолжать род? Из их дочерей растят этерр, а из сыновей – этерреев. Мне суждено было стать одним из них. В том нет ничего необычного. Отцы многих берегинь и служителей были лордами – так преумножается сила Твердыни. После зачатия этерра обязательно должна вернуться в Орден. Рожать и растить детей вне его берегиням строжайше запрещено. Если такой ребёнок будет найден, его немедленно предадут земле. Но когда мать забеременела и должна была уйти, отец отказался её отпустить. Опоил, устроил тайное венчание и запер в замке. Она до последнего надеялась сбежать, но не смогла. И тем самым предала свой Орден и нарушила клятву этерры. Её ненависть к отцу была так сильна, что она не пожалела жизни ради наказания для него. Умерла, чтобы он страдал, видя, как погибают его земли и как мучается его сын.
– Она поступила так с вами из-за ненависти к вашему отцу? – переспросила Эмили ошарашенно.
– Может, не только к нему, – мои слова пропитались горечью. – Должно быть, она ненавидела и меня тоже. Своего сына, рождённого в грехе вне Ордена. Иначе бы разве она поступила так со мной?
Эмили отвернулась и не ответила.
Что ж, её отвращение ко мне было объяснимо. Постигшая меня кара хуже любого проклятья. И моё признание уже пролегло между нами пропастью. Даже если бы я захотел, не смог бы отказаться от сказанного.
Тихо, едва слышно Эмили всхлипнула. И в моей душе всё перевернулось.
– Вы плачете? – я не мог в это поверить. Моя собственная мать прокляла меня и не проронила обо мне ни слезинки. Так почему же кто-то другой стал бы обо мне плакать?
– А ваши дети? – спросила она охрипшим голосом, так и не поворачиваясь. Её плечи дрожали. – Они тоже?..
– Благословение передаётся по наследству. А мне нечего им передать…
– Но если ваша супруга?..
– Будет дочерью эрра? – спросил усмехаясь. – Даже если бы, помимо вашего отца, нашёлся какой-то другой эрр, готовый отдать свою дочь замуж за Каменного лорда, это бы ничего не изменило. Утеря Благословения ложится на весь род.
– Мой отец знал? – голос Эмили дрожал.
– Да.
– Тогда почему?..
– Его поступок даже мне пока не до конца понятен.
Эмили сложила руки в замок и сжала их так сильно, что костяшки пальцев побледнели. Потом, глубоко вздохнув, она повернула ко мне заплаканное лицо. Слёзы уже не текли, но глаза были красными и блестели.
– Всё это… не понятно мне, – сказала она таким мятежным тоном, что мне вспомнилась наша первая встреча. Когда на смотринах разразился жуткий скандал. На Эмили смотрели с откровенным презрением, а она стояла, расправив плечи и гордо подняв подбородок. – Что отнято одной берегиней, не может вернуть другая. Им запрещает это клятва, данная Твердыне. А значит, утерянное Благословение не вернуть, но вы же… – она замолкла.
