class="p1">У нее дрожали руки, из глаз текли слезы, но она диктовала медикам наш адрес.
Папа помог мне уложить маму на диван, а сам побежал за таблетками.
— Сейчас пройдёт, — шептала мама.
Но я видел, как начали синеть ее губы. Отец принёс лекарство и помог маме его выпить. Вскоре приехала скорая. Мы с отцом поехали вместе с мамой в больницу, оставив Галю дома. Врачи дали перепуганной девушке успокоительное средство и она уснула.
Маму в срочном порядке сразу увезли в реанимацию. Нас с отцом не пустили. Мы сидели в коридоре в ожидании врача. Сергей Владимирович был лечащим врачом мамы и давно её наблюдал. Это он еще три года назад говорил о необходимости операции. Что сердце долго не выдержит и нужна его трансплантация. И даже поставил ее на очередь донорского сердца… Но мама была против.
— Сергей Владимирович, как она? — спросил отец доктора, который вышел к нам.
— Боюсь, мне нечем вас утешить. Все произошло, как я говорил. Её тяжелое нарушение ритма сердца больше не поддается коррекции лекарствами. Это хроническая сердечная недостаточность тяжелой степени. И в данном случае срочно требуется его трансплантация.
— Она умрёт? — спросил я.
— В данный момент нет. Сейчас мы делаем все необходимое, но времени почти не остается.
— А если она согласится на трансплантацию? — с надеждой спросил я.
— Даже если вы её уговорите на операцию — донорского сердца сейчас нет. Шанс был упущен год назад. Придется ждать. Буду делать запрос. Затем ее надо будет перевозить в Москву. Мы такие операции не проводим. А в дальнейшем ее ждет курс реабилитации. Это также сложно, — объяснял нам доктор.
Отец сел на стул и опустил голову. Я видел отчаяние в его глазах и помнил его слова.
— Она не согласится, — тихо прошептал он. — Она никогда не согласится.
Доктор развел руками:
— В таком случае — мы переведем ее в палату интенсивной терапии. И она будет под постоянным наблюдением. Больше ничем помочь не могу.
— Спасибо, Сергей Владимирович. Можно мы останемся?
— Не вижу в этом необходимости. Сейчас она в реанимации под действием препаратов. И до утра будет спать. Приезжайте утром, когда она будет в палате интенсивной терапии, — посоветовал он.
— Спасибо, — сказал отец.
— Езжайте и поспите. Утром она должна вас видеть бодрым. Ей нужны положительные эмоции, — напутствовал врач.
Я вызвал такси и мы поехали домой. Отец всю дорогу молчал. Я понимал, как ему тяжело, поэтому не лез с разговорами. Хотя мне также было хреново. Мы провели там почти весь день, а есть почему-то не хотелось. Зато ужасно хотелось курить. Аж зубы сводило. Нервы! Не такое новогоднее утро я представлял.
— Максим, мне страшно. А если мама умрет? — спросила меня сестра, когда мы приехали.
Пока я уговаривал отца принять лекарства, что дал доктор. Затем укладывал его. Галя вышла из комнаты. Я стоял над кофемашиной, которая варила мне ароматный напиток и курил.
— Не говори так. Все будет хорошо, — ответил я, стряхивая пепел в пепельницу.
Мне пришлось ей всё объяснить. Хотя она сама давно догадалась. Последнее время маму часто увозили на скорой. И она уже привыкла. Но сейчас все было по-другому.
У меня в груди образовалась какая-то пустота. Я понимал, что ни за какие деньги нельзя купить жизнь. Сейчас она есть, а завтра может не быть. Мы живем и не понимаем, каким даром владеем. И от этого становилось страшно.
Кофемашина сделала последнее хлюпанье и затихла.
— Давай я налью.
Галя потянулась за чашками. Решив выпить кофе со мной.
— Солянка остыла. Так и не поели, — резюмировала она. — Может погреть?
— Нет. Спасибо. Что-то нет аппетита. Сама поешь.
— Я тоже не хочу, — ответила сестра и заревела в голос.
Её нервы не выдержали. Я обнял её за плечи и начал качать как в детстве. Словно убаюкивая. Пусть поплачет. Ей можно, она девочка. Может, будет легче? Жаль, мне так нельзя. Поэтому я курил, чтоб немного успокоиться. Мама не разрешала мне курить дома, но сейчас её не было. Когда она снова будет дома? По словам врача — никогда. Её последние дни пройдут в палате интенсивной терапии, под жестким контролем врачей. Если не произойдет чудо.
Я давно не верил в него, а сейчас захотелось поверить. Но я рациональный человек. И даже чудо выбирал рационально. Я не верил, что сердце может стать новым. Нет. Чудом было бы уже то, что мама вдруг согласится на операцию. Если вдруг найдется донор, и он нам подойдет. Если трансплантация пройдет успешно и без отторжения донорского сердца. Все это уже было бы чудом. И я на это надеялся. И в первый раз в жизни вдруг вспомнил о Боге. Я мысленно молил его об этом. Чтоб он не отбирал у нас самого дорогого человека. Дал нам еще один шанс быть вместе всей семьей.
Мы так и уснули с сестрой, обнявшись на диване в гостиной. Даря друг другу заботу и поддержку, которой нам сейчас не хватало. А утром, позавтракав, все вместе отправились в больницу.
В больнице нас встретил доктор.
— Её состояние сегодня стабилизировалось, и мы перевели её в отдельную палату, как и договаривались. Можете к ней подняться. Владислав Игоревич, можете пройти со мной в кабинет? Нужно подписать документы, — обратился он к отцу.
— Да. Конечно, — ответил он. И они пошли в кабинет врача, а мы с сестрой пошли в палату к маме.
Войдя на ее этаж, я вдруг заметил Таню. Совершенно не ожидал ее тут встретить. Что она здесь делает?
Она сидела у поста медсестер, приложив к носу платок пропитанный кровью. Я подошел к ней.
— Здравствуйте, Татьяна! С вами все в порядке? — взволновано спросил я.
Она повернула голову и тихо ответила:
— Здравствуйте! Все хорошо. Просто кровь носом неожиданно пошла. Сейчас все пройдет.
Я неуверенно топтался на месте, не зная, что делать. Обернувшись, увидел, что Галя уже вошла в палату к маме. А затем услышал её крик. И сразу бросился к ней.
Таня.
Новый год мы встретили у Марины. Собралась довольно большая компания; Света с мужем, Альберт, Марина с Сашей и моей крестницей Людой, а также я. Это был незабываемый Новый год. Особенно, если учесть, что он первый в моей жизни в этом мире. Я никогда раньше его не праздновала. У нас это было не принято. Да и зачем, если в другом мире было всегда лето.
Мы водили хороводы вокруг живой елки, наряженной во дворе.
