площадь, мы поднялись по ступеням к высокой кованой двери храма и вошли внутрь. Пахло благовониями и дымом. Я окинула взглядом стены и застыла в изумлении. Непримечательный серый камень был украшен россыпью драгоценных. Разноцветными узорами они перетекали со стены на стену и блестели на пробивающемся сквозь витражные окна солнце. Во сколько же обошлось подобное убранство?
Служанка остановилась рядом со мной и молча ждала, пока я насмотрюсь. Её, в отличие от меня, драгоценные камни не удивляли нисколько. Наверно, на острове были очень богатые месторождения.
— Ваша наставница сказала, что будет ждать вас в правом нефе, — шепнула служанка и показала вбок.
Я прошла несколько шагов и обернулась — моя провожатая осталась у входа.
— Можешь идти обратно, — решила её отпустить. Даже если сама я не найду дорогу до резиденции, наверняка меня доставят туда в целости. Вряд ли островитяне бросят свою драгоценную эн-нари на произвол судьбы.
Служанка откланялась и исчезла за тяжёлой дверью, а я, сделав несколько глубоких вдохов для успокоения, направилась туда, где дожидалась меня родная сестра.
Мои шаги по выложенному цветной мозаикой полу отдавались эхом и разлетались по храму. Я миновала несколько колонн и повернула направо, туда, где виднелась арка, ведущая в правый неф.
В отличие от центрального, он не был украшен вовсе. Ни камней, ни фресок, ни картин, только ряды оплывших воском свечей на больших прямоугольных подсвечниках да серые стены. Даже мозаика на полу была одноцветной, молочно-белой.
Я пробежалась взглядом по вытянутому помещению и увидела в нём светловолосую девушку, одетую в серое платье из суровья. Обычно одежду из невыкрашенных тканей носили бедняки, поэтому я оглянулась, думая, что ошиблась.
Но больше никого в помещении не оказалось. Я сделала пару шагов и остановилась. Девушка была полностью погружена в свои мысли и продолжала сметать с подсвечников воск, не обращая внимания на меня.
Она переступила с ноги на ногу, и я заметила, что на ней не было обуви. Она стояла на холодном каменном полу голыми подошвами.
— Вам не холодно? — спросила у неё не сдержавшись.
Девушка замерла.
— Нет. Я уже привыкла. — Она отложила в сторону чашу, в которую сметала воск, и оглянулась. Посмотрела на меня равнодушно, но вскоре в её серых с синими прожилками глазах промелькнуло узнавание.
— Каталина? — спросила она.
Передо мной стояла не нищенка и не посетительница храма, а моя родная сестра. Такая же хрупкая, как я. С тонкими и при этом выразительными чертами лица и бледной, не поддающейся загару кожей. Только цвет волос у нас с ней отличался разительно. Мои были каштановыми, а её — светло-русыми.
— Кэт, — поправила её. — В крайнем случае — Кэтлин. А ты, выходит…?
— Брижина Арди, — произнесла она ровным тоном. Без восторга, удивления или негодования. Я не заметила в ней никаких эмоций, будто она говорила со случайным прохожим, а не с пропавшей девятнадцать лет назад сестрой.
Если встреча со мной её не радовала, то и я не хотела питать иллюзий. Видимо, здесь, на этом острове, у меня всё-таки не осталось никого из близких.
— Мне сказали, ты будешь моей наставницей, — решила я перейти сразу к делу. — С чего мы начнём?
— А мне сказали, что ты потеряла силу заклинательницы. Не представляю, чему тебя можно научить, — ответила она, глядя мне в глаза. И хотя тон её голоса был всё таким же ровным, взгляд стал пытливым. Будто она хотела увидеть реакцию.
Мне с трудом удалось сдержать поднявшийся во мне гнев.
— Зачем тогда соглашалась?
— Его превосходительство лорд Шенье настоял, — она пожала плечами и стала взглядом искать что-то сбоку на полу. Найдя, направилась к стоявшим в углу, стоптанным серым ботинкам, на вид совсем неженским. — Спорить с ним было бесполезно. Не знаю, почему он не выбрал кого-то более пригодного, чем я.
— А ты негодна? — раздражение во мне нарастало как снежный ком.
— Я — негодна, — покачала она головой и принялась надевать ботинки. Заметив на себе мой вопросительный взгляд, пояснила, — Стены этого храма не любят шум. А от обуви слишком громкое эхо, — она говорила о стенах, как о живых существах с характером.
— И поэтому поздней осенью ты ходишь босиком по каменному полу?
— И зимой тоже, — ответила она, поднимаясь и переминаясь с ноги на ногу. Казалось, ботинки были ей неудобны.
— Почему ты не пришла за мной этим утром? — даже если она не радовалась нашей встрече и отведённой ей роли наставницы, я не понимала, зачем показывать это так явно.
— По утрам я служу Твердыне, — ответила она, глядя на меня так же пытливо. — Даже эн-нари не может быть превыше этого.
Кипевший во мне гнев начал переливаться через край.
— Если ты не будешь меня учить, тогда…
— А сама ты хочешь научиться? Если не хочешь, зачем настаиваешь?
Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и не ответить ей грубостью.
Брижина толкнула тяжёлую кованую дверь. Мы вышли из храма на площадь, и в глаза ударили косые лучи солнца.
— Смотри, — она обвела рукой открывшийся вид, — эту площадь преодолевают всякий раз, когда ищут утешения или приходят воздать хвалу. Каждый проделывает этот путь зачем-то. Зачем проделала его ты?
В её словах была истина. Я пришла не учиться, а чтобы увидеть единственную родственницу и наш с ней родительский дом.
— Тогда не будем тратить время впустую, — ответила я. — Покажи мне то место, где мы с тобой родились.
Она вздохнула.
— Идём, — только и ответила.
На улице было по-прежнему прохладно, но Брижина шла без шали, в тонком платье из суровья и не чувствовала холода. Молчаливая, задумчивая, негостеприимная. Как сам этот остров.
— Даже не спросишь, как я жила? — поинтересовалась я, едва поспевая за ней следом. Она шла быстро и от площади свернула налево, на ту же людную улицу, по которой мы сегодня прошли со служанкой.
Оглянувшись, сестра дождалась, когда я с ней поравняюсь.
— Я бы спросила, зачем ты вернулась. Но твоему возвращению принято радоваться.
— А как жила ты? — несмотря на явное нежелание общаться, Брижина вызывала у меня любопытство. Всё-таки лорд Шенье оказался прав, выбрав в наставницы именно её. Она не будет навязывать мне учёбу и досаждать наставлениями, зато я смогу хоть немного заглянуть в своё прошлое.
Брижина взглянула на меня недовольно, но всё равно ответила:
— После твоего похищения меня лишили всех прав и отдали в служительницы. Теперь у меня есть только Твердыня.
— Мне жаль, — сказала я, не найдя более подходящих слов утешения.
— Тогда мне было всего пять, — ответила Брижина. — Я почти не помню жизни вне служения, поэтому
