лицо его всё больше освещалось восторгом, поцеловал её три раза, а она нежно ответила на его поцелуи, и вдвоем они повернулись лицом к выходу.
Марк хотел крикнуть, но онемел и оглох от ужаса, горя, непонимания: рядом со сказочно красивой и нежно улыбавшейся Ишмерай стоял Александр Сагдиард, каким он его запомнил: самодовольным, ухмылявшимся, мрачным. Сагдиард повернулся к ней, улыбнулся, Ишмерай ослепительно улыбнулась ему в ответ, и он за руку повел её из церкви. Они медленно шли по проходу, муж и жена, сверкая обручальными кольцами и своими счастливыми улыбками. Толпа галдела, а Марка, стоявшего у входа, никто не замечал. Марк выкрикивал её имя, но она не слышала его.
«Ишмерай! — воскликнул Марк, горестно глядя на неё. — Почему? Ты же клялась… Ты же клялась, что будешь моей!»
«Моя жизнь — его жизнь, — ответила она одними глазами, удивительно жёлтыми, огненными, полными слёз. — Его жизнь — моё счастье. Если нет его, меня тоже нет…»
Она на мгновение прильнула к своему мужу, и по шее её поползли чёрные узоры, которые она тут же прикрыла вуалью.
«Если ты пустишь Сакрума в Архей, случится катастрофа…» — услышал он голос Ишмерай.
В руках она несла букет из ослепительно — белых асфоделей, цветов для могил и кладбищ, на головы их сыпались лепестки, и они растворились в ярком свете солнца, сказочно красивые, рука об руку, глядя друг другу в глаза, навсегда исчезнув из жизни Марка… растворились в могильном пепле войны.
Марк проснулся с душераздирающим воплем, перебудив пол лагеря.
— Что такое? — послышалось с разных сторон.
— Кто кричал?
— За Саргоном во сне гонятся чудовища, — проворчал Басил. — Он боится их, как огня.
Марк, пошатываясь, вскочил и, как безумный, кинулся в лес, проламываясь через кусты, через чащи, пытаясь заглушить этим треском крик, застывший в его голове. Крик отчаяния и горя.
«Ишмерай! — кричал он, и крик этот застыл на его устах. — Ишмерай! Ишмерай!»
Глава 28. Наследник Авалара
Вскоре ландшафт потихоньку изменился. Шамширцы сворачивали к югу, и густые леса начали пронзать заснеженные вершины гор. Увидев их серебристый блеск вдали, Марк почувствовал, что сердце его набухает, а душу охватывает болезненная радость. Он почти год не видел этих ослепительно белых вершин и этого могучего камня, окутанного малахитом тёмных лесов. На несколько мгновений его посетила счастливая иллюзия — ему показалось, что он видел горы Атии и Карнеоласа. Ему показалось, что они миновали Авалар и вошли на территорию Архея.
— Авалар за теми горами, — объявил Сакрум, указав на юг. — Мы уже недалеко.
Марк вздохнул.
«Авалар, — думал он, приободрившись. — Я стал ещё ближе к дому. Надеюсь, там мы пробудет недолго…»
Через несколько дней путь их стал тяжелее — они начали то подниматься в горы, то спускаться по опасным крутым тропам. В некоторых местах безопаснее было пройти пешком, нежели верхом на лошади. Шамширцы растянулись длинной вереницей, что раздражало Сакрума. Он держал своих Братьев и Марка при себе, не отпуская почти ни на минуту.
С тех пор, как они выехали из Баркиды, хватка Сакрума стала сжиматься всё сильнее и душила Марка: за парнем следили всегда и везде. Рабинара с ним не разговаривала и держалась подальше, стараясь не глядеть на него, что давалось ей с трудом.
Марк до сих пор не мог понять, зачем Сакруму нужны были фавны и что он собирался делать с ними.
«Он их убьет? Но ему не выгодна подобная жестокость. Скорее, он заберет их в рабство и будет шантажировать моего отца. Но Карнеолас нуждался в аваларской царице, которая, по слухам, погибла. Что ещё нужно моему отцу в Аваларе? Как ещё эти фавны способны помочь нам в борьбе против Кунабулы?.. Надеюсь, всё будет так, как надо… — и тотчас ледяная мысль сжала его сердце: с шамширцами не могло быть так, как надо».
Край был благословенным. Горы с опаловыми скалами до небес, зеркальная лазурь многочисленных озёр да кудрявых рек. Ветер становился злее с каждым днём. И в отряде появились первые простуженные. Они чихали, кашляли, сморкались и бранились на чем свет стоит, ненавидя свою простуду. И они послушно принимали те травы, которые предлагал им лекарь Аамон и мальчик Баал, помогающий ему. Беременная Алаштар к больным допущена не была по приказу Сакрума. Он не отпускал от себя Атанаис.
Марк, избегая холода и простуды, одевался потеплее и отказался от своих вечерних купаний в реке, предпочитая быстрое мытье в подогретой воде или обтирание мокрым полотенцем, затем несколько глотков горячего вина или настойки трав. Переходы были изматывающими, посему часто Марк спал без снов, проваливаясь в неведомую бездну теней и призрачных отголосков.
Он проводил вечера в компании лекаря Аамона, Баала, Басила, Валефора и молчаливого Хагана. Вместе они шутили, посмеивались и потягивали горячее вино.
В последнее время Марк ловил себя на том, что стал крепче здоровьем и менее восприимчив к болезням. Если раньше ему приходилось лечить простуду почти каждую осень, а порой еще и зиму, то он осознал, что не болел ни осенью, ни зимой. Должно быть, он много был на воздухе, привык к ветрам, к прохладной воде озёр да рек, вместе с ежедневными упражнениями из него выходили литры пота, он всегда двигался и еще ни разу за этот год ему не посчастливилось поспать до полудня.
Он чувствовал себя превосходно и радовался тем мышцам, которые у него появились, и тем навыкам, которые он приобрел.
«Сагдиард больше не сможет смеяться над моей худобой и утонченной стройностью, — весело думал Марк. — Шамширцы научат меня быть равным ему в бою!..»
Он и раньше недолюбливал Александра, заподозрив в его дружбе неискренность, а в нём самом. А после недавнего сна о том, что Ишмерай выходит замуж за Сагдиарда, Марк и вовсе начал чувствовать к нему острую неприязнь.
К концу марта соглядатаи Сакрума объявили, что город Аргос всего в трёх днях пути. Марк не чувствовал подобного оживления с того самого дня, как Сакрум приказал всем собираться прочь из Баркиды. Однако радость омрачили нехорошие предчувствия, когда он все же осознал, что такие
