месяц вдали от семьи, сводила с ума.
«Я выдержу, — думала она, а перед глазами вновь и вновь появлялся Гаральд в луже её крови. — В Кеосе всё хорошо. Родные в безопасности, муж жив, здоров и, должно быть, ищет новую жену… Это всё глупые кошмары… Я недалеко от Кунабулы, поэтому они мне и снятся…»
Подобным образом она уговаривала себя каждый день на протяжении недели. Король и особенно кронпринц убеждали госпожу побыть еще хотя бы неделю. Они предлагали ей посетить еще более красивые живописные места, где можно отдохнуть от суеты города и увидеть деревню на востоке, куда солнце заглядывает всегда прежде всего.
— Мадам, вы губите меня, — заявил за день до её отъезда кронпринц Дагорлад, улыбнувшись. — Прошу вас, останьтесь на неделю!
— Но что изменится за эту неделю, Ваше Высочество? — осведомилась Акме, обернувшись через плечо и лукаво улыбнувшись.
— Быть может, мне удастся уговаривать вас сменить подданство, — последовал ответ.
Акме тихо засмеялась и парировала:
— Увы, Ваше Высочество, я не соглашусь пойти на подобный шаг. Благодарю вас, я очень ценю вашу заботу.
— А мои желания? — спросил он, обходя кресло, в котором она сидела, и низко наклоняясь к ней.
— Я ценю и ваши желания, — сладко улыбнулась Акме, пронзительно взглянув на него. — Но я не в силах их исполнить. Прошу вас меня простить.
Акме решительно поднялась, почти оттолкнув кронпринца, и вышла из гостиной.
В день отъезда кронпринц Дагорлад был предупредителен, вежлив, но более не уговаривал ее остаться. Несмотря на тьму раннего сентябрьского утра, ее вышел провожать сам король. Ему было около шестидесяти, его когда-то пшеничного цвета волосы стали седыми, но он не изменил своей любви к ярким красивым нарядам.
— Заверьте Его Величество Арнила в моём глубочайшем уважении и стремлении биться единой силой против Кунабулы, — тихо произнёс он, целуя ее руку. — И позвольте пожелать вам удачи. Вы много пережили. И, полагаю, ваш путь будет еще долог. А я был бы счастлив осознавать, что в Архее живёт такая невероятная и прекрасная женщина, как вы. Да обойдет всех нас эта война!.. А теперь прощайте. Мои люди проводят вас до ущелья.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — скромно ответила Акме, сделала реверанс, Горан помог ей сесть в карету.
Акме решила сэкономить время и добраться до Акидии через северо-западную часть Полнхольда, через ущелье, до которого следовало ехать не менее дня. Король отправил с госпожой послом около двадцати людей.
— Эреслав следит за нами? — тихо спросила Акме Горана в середине дня, когда они давали отдохнуть лошадям.
— Этим жестом он убивает двух зайцев, — последовал ответ. — Он следит за вашей сохранностью и смотрит, не поменяете ли вы курса.
Акме вздохнула, пытаясь высвободиться от пут тревоги, сжимавшей ее грудь все сильнее.
А вечером, когда они были близки к ущелью, карета вдруг, дернувшись, остановилась, и дремавшая герцогиня испуганно проснулась. Ей померещилось, что сердце ее зашипело, окутавшись в необъяснимый ужас и боль.
Акме отодвинула занавеску и выглянула. Среди ее людей и людей короля началась какая-то суматоха. Она видела атийца, который быстро что-то говорил, а остальные внимательно его слушали. Горан, нагнувшись, что-то читал, а один из атийцев светил ему лучиной.
Акме открыла дверь и вышла на улицу. Горан обернулся, и дыхание ее перехватило: в его глазах она увидела ужас, непонимание, потрясение… У этого сильного человека дрожали руки. Атийцы, полнхольдцы, все, как один, поглядели на герцогиню.
— Горан… — выдохнула герцогиня. — Почему мы остановились посреди ночи?.. Почему?.. — ей перестало хватать воздуха. — Это… что ты чита?..
— Послание из Карнеоласа, мадам, — глаза атийца, которого она видела впервые, были широко раскрыты. — Там…
— Мадам, — прервал его Горан, быстро складывая записку. — Нам лучше вернуться в Кеос…
— Что случилось? — шепотом спросила Акме, подходя к Горану.
Атийцы опустили головы. Все они были бледны, напуганы, потрясены.
Её затрясло.
— Горан! — хрипло выкрикнула герцогиня. — Го… — она прерывисто вздохнула. — Го…вори, что там! Что случилось в Карнеоласе? Я н-не могу сейчас вернуться… Я должна быть в Акидии…
Атийский гонец опустил голову.
— Вам следует быть сейчас в Кеосе… со своими детьми… — ответил Горан, повернувшись к ней. — Его Светлость герцог… — он запнулся.
— Что? — затряслась Акме, думая о своем недавнем сне; ее голос сорвался в крик: — Что герцог, говори уже!..
— Во дворец пробрались демоны… — Горан говорил быстро и отрывисто. — Они ворвались ночью в его кабинет. Герцог погиб. Они разорвали его.
* * *
Акме мало что помнила из той ночи. Осознав то, что произнёс Горан, она поняла, что более не стоит на своих ногах, когда он подхватил её, падающую, и посадил в карету.
Она кричала, стонала, плакала, металась по карете, или сидела неподвижно, не веря.
«Гаральд… — думала она, трясясь. — Не мог погибнуть. Это ошибка. Это ложь. Это чья-то шутка!»
Акме не помнила, где они меняли лошадей. Она оцепенела, вдруг осознав, что если бы она была с Гаральдом, ничего бы не произошло.
Акме очнулась только через несколько часов, оттого что Горан легонько хлопал ее по щекам.
— Где мы? — выдохнула она.
— Меняем лошадей.
— Сколько ещё ехать до Кеоса?
— Не меньше недели.
Акме застонала и отчеканила:
— Скорость слишком мала, карета едет слишком медленно. Я поеду верхом.
— Нет, Ваша Светлость, вы не в состоянии ехать верхом. Прошу Вас, оставайтесь в карете…
— Пошли гонца, Горан… — выдохнула Акме, вновь задыхаясь. — Они не должны хоронить его, пока я… пока я…
— Я все сделаю, — заверил её Горан, и в глазах его мелькнула боль.
Гаральда больше не было, и Акме не могла поверить в это. Каждое воспоминание давалось ей с неистовым отчаянием. Единственный мужчина, которого она любила, погиб. И она наговорила ему столько жестоких слов и бросила его, не сказав самого главного: она любила его и тосковала.
Неужели теперь она никогда не сможет сказать ему этого? Неужели теперь она сможет только горевать на его могиле?
Эта неделя пути прошла как в бешеном
