— Я справляюсь! — твёрдо сказала Лука. — Как тебе объяснить… Я вдруг поняла, что могу делать всё сама. Принимать решения. Покупать продукты. Планировать расходы. Нести за кого-то ответственность. Раньше это было мне не нужно. Я вдруг поняла, как это для меня важно — ни от кого не зависеть! Но… — она закрыла термос крышкой и убрала в рюкзак, — но ты прав, Дим. Я скучаю по ним… Вот только мы плохо расстались. И я не знаю, как теперь всё исправить!
Собеседник вздохнул.
— Вот и я не знаю, как им сказать, что уезжать не хочу! Придумываю отговорки… А ещё, знаешь, боюсь, что встречу какую-нибудь классную девчонку, а она со мной будет только для того, чтобы уехать туда!
Лука почесала в затылке. Девчонки, они, разные бывают!
— А ты не говори! — оживилась она. — Вот до свадьбы и не говори?
— А потом? — поморщился Хотьков. — А если это будет её заветная мечта — уехать? И она как узнает, начнёт меня уговаривать?
Лука отобрала у него уже пустой стаканчик и бросила в рюкзак. Подумала.
— Знаешь, Димыч, если она действительно будет тебя любить, никогда не сделает того, чего ты не хочешь! И заставлять не станет!
— Думаешь? — просиял тот.
— Думаю, — кивнула Лука.
На сердце было тепло. Когда кто-то делится с тобой сокровенным, кто-то считает тебя достойным, чтобы поделиться, это так здорово! Наверное, это и называется — друзья? Не те, с которыми пьёшь пиво и блюёшь потом под забором, обжимаешься в подъездах, треплешься ни о чём. Не те, что хвастают перед твоим носом каждой новой тряпкой или телефоном, которых ты себе позволить не можешь. А настоящие… настоящие друзья!
Свет фар выхватил ржавые ворота с надписью: ‘Садоводческое товарищество ‘Алёшинские трясины’. Фонарей за ними почти не было. А там, где были, блестела тускло и жутковато вода в мелиорационных канавах.
— Где это мы? — почему-то шёпотом спросила Лука.
Уверенность не вселял даже басовито звучащий мотор.
— Дачный посёлок.
— А почему темно так?
— Да в конце ноября кому ж тут быть? Съехали все.
— Яр здесь, что, живёт? — догадалась, наконец, Лука.
Димыч кивнул.
— Но почему?
Он пожал плечами.
— Подробностей не знаю… Знаю только, что квартиру сдаёт, а живёт на даче. Круглый год. Муня рассказывала…
Машина остановилась у калитки. Забор был не новым, но крепким. Лука вышла, зябко обнимая себя за плечи, с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий влагой, стылостью, палой листвой и, немного, дымом.
Димыч дёрнул калитку, чертыхнулся. Наступив на капот машины, налёг на забор грудью, перемахнул на ту сторону. Спустя мгновение открыл створку.
— Заходи.
Лука шагнула вперёд. Темнота стояла, хоть глаз выколи. Девушка сама не заметила, как перешла на периферическое зрение, и тут же будто попала в сад Спящей красавицы. Деревья медленно делились с землёй серебряными отблесками древесных соков, жёлтая трава, покрытая изморозью, мерцала самоцветами, голубел лежащий кое-где снег, ещё не успевший сваляться в плотный наст. От двухэтажного, классического дома с двускатной крышей веяло надёжностью, возрастом, счастьем когда-то полной семьи. Лука будто воочию увидела красивую белокурую женщину, стоящую на крыльце и зовущую кого-то с такой ласковой улыбкой, что у неё защемило сердце. Если доведётся ей когда-нибудь встретить настоящую маму, она хотела бы, что та выглядела именно так. Не накрашенная. Простоволосая. Полная любви. Светлая.
Внутри дома, сияющего ровно и уверенно, едва теплилась искра. Искра чьей-то жизни.
— Димыч! — воскликнула Лука, хватая его за руку. — Скорее!
И побежала по дорожке, вымощенной шестиугольными плитками.
Дверь оказалась не заперта. В полутьме коридора на полу дрожал затухающий отблеск огня из печи. Ещё не войдя в комнату, Лука, не задумываясь, движением ладони пробудила язык пламени, заставив голодно загудеть. Мимолётно удивилась лёгкости и силе, с которой это получилось, подбросила в печь пару поленец из сваленных рядом кучей и обернулась, холодея от страха, когда услышала сдавленное ругательство Димыча.
Алхимик стоял рядом со старой кроватью с продавленным пружинным матрасом и держал за край тонкое одеяло. Под ним виднелось человеческое тело, покрытое засохшими ранами. Правая рука была перевязана, но тряпки уже побурели. Тело пошевелилось и что-то невнятно промычало.
— Лука, включи свет! — хрипло приказал Хотьков, одним движением сбрасывая с тумбочки на пол всё, что там стояло, включая… знакомый Луке гламурный рюкзачок.
Она метнулась к стене, нашарила выключатель, щёлкнула. Свет не включился.
— Пробки выбило! — констатировал алхимик. — Поищи, в коридоре должен быть щит!
Лука пошарила дрожащими руками по стенам в коридоре, плюнула и перешла на периферическое зрение. Щиток обнаружился сразу. Вдавила выбитую пробку в гнездо, позади вспыхнул свет. И сразу следом — новое затейливое ругательство Хотькова.
Войдя в комнату и подойдя к кровати, Лука прижала ладони ко рту. Не доводилось видеть человеческого тела, превращённого в кусок мяса. Битые морды, сломанные носы — доводилось. А вот всего остального…
Человек был весь покрыт коркой засохшей крови… Человек? Щекой на измазанной подушке лежал Ярослав Гаранин, и его профиль казался очень чётким и страшно красивым. Или красиво страшным?
— Чего стоишь? — прикрикнул Димыч, доставая из своего рюкзака пластиковый бокс и ставя на тумбочку. — Нужна горячая вода, придумай что-нибудь!
Лука придумала. Уже и не переходила на обычное зрение, и сама того не замечала. Во дворе был колодец. В прихожей обнаружилось ведро. Огонь в камине радовался и прыгал.
— Найди какую-нибудь тряпку чистую и оботри его, когда вода согреется, — продолжал приказывать Хотьков.
В этот момент он намешивал в столовую ложку капли из нескольких пузырьков. Затем достал из рюкзака пачку шприцов, набрал получившийся раствор и всадил шприц Гаранину в предплечье. Не церемонясь, полез в его рюкзак, вытащил несколько флакончиков, рассмотрел. Сердито швырнул пустые на пол.
— Идиот! У тебя антидота было на кошку, а не эту тварь! Ты о чём думал вообще?
Гаранин пошевелился. Посмотрел на него одним глазом. Глаз смеялся.
— Э-ко-но-мил…
— Мля-а-а! — Димыч схватился за голову. — Да я бы тебе в долг дал! Трупный яд спустя четыре-шесть часов начинает действовать! Доехать-то ты доехал! А потом что?
— Лежал… — лаконично ответил Яр.
Лука тронула воду пальцем — тёплая. Нашла на кухне миску и там же полотенце. Понюхала. Вроде чистое. Зачерпнула воды из ведра, присела на край кровати. Мужественно обмакнула тряпку в миску и принялась стирать с Гаранина кровавые подтёки. К её удивлению под ними не всегда обнаруживались раны. В некоторых местах были свежие шрамы, в других — белые полосы, оставшиеся от шрамов. И лишь кое-где глубокие царапины на коже казались воспалёнными, из них сочилась зеленоватая жидкость.
