Впрочем, врать в глаза тоже не хотелось.
— Если исключения и есть, то они известны только магистрам, и они держат свои открытия при себе. Может, именно вы когда-нибудь и отыщете подобные исключения и, без сомнения, поведаете о них миру.
Де Бриенн фыркнул, недовольно мотнул головой и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Действительно, как могла она решить, что наследный герцог свяжет свою жизнь с низким ремеслом!
Остаток лекции прошел спокойно, студенты покорно конспектировали лекцию, шепотки почти сошли на нет. Но чем спокойнее становилось в аудитории, тем тревожнее делалось Анаис. Как она ни прислушивалась, она так и не смогла уловить, о чем же шепчутся ученики. О смерти Фредерика? О странностях наставницы? О планах на шалости и гадости?
Когда по замку раскатились два гулких удара колокола, облегченно вздохнули все — и студенты, и сама Анаис. Это испытание она прошла. Дальше будет уже не так страшно, можно вернуться к поискам отчетов Дианы и самой Дианы. Интересно, что же за зелье она готовила для Роксаны? Вряд ли банальную цветную воду от мигрени!
«Да-да, мне тоже это очень интересно».
Ей стоило большого труда сдержаться, не вскрикнуть от радости, не схватиться за виски, а удержать на лице благожелательную улыбку, пока студенты шумно и суматошно собирали тетради и покидали аудиторию. Только когда за последним захлопнулась дверь, Анаис позволила себе без сил осесть на стул.
«Виктор!»
Небесные дьяволы, она больше не одна, не одна!
Глава 5
«Виктор!»
От радости мысли путались. Был бы он рядом, и Анаис обняла бы его, расплакалась, уткнувшись в серый форменный камзол Особой Канцелярии. Но от несносной мага с нею был только его голос, даже не голос, меньше — далекая мысль, его улыбка через пропасть.
Но это уже было больше, чем ничего.
«Что ж, раз вы так мне рады, — в его мыслях читалась такая усталая ирония, что Анаис легко могла представить, как Виктор прикрывает глаза и едва заметно растягивает губы в улыбке. — То могу предположить, что ваш вчерашний демарш не имел своей целью избавить вас от моего общества».
Анаис устало вздохнула. В словах менталиста скрывался весьма очевидный упрек, но кроме него ей слышалась еще и угроза: мол, девочка, не забывай, кто ты и где ты. Девушка сжала губы — в ответ на недовольство Виктора в ней начал просыпаться едва позабытый гнев. В конце концов, выпить зелье было не прихотью, а необходимостью! Это он вынудил ее!
Хоть маг и находился на другом конце страны, Анаис выпрямилась, вскинула подбородок, словно собеседник сидел напротив и мог ее увидеть.
«Конечно же, нет, — отчеканила девушка. — Я спасала свой рассудок и жизнь эмиссара, чей разум вы так безрассудно решили взломать! Тем более в этом…»
«Не вам решать, что безрассудно, а что нет! Анаис, сотрудники Особой Канцелярии руководствуются не чьими-то представлениями о безрассудстве, чести или честности! Мы переступим через них, если этого потребует наш долг!»
«О, надо же, — теперь мысли Анаис сочились едким цинизмом, как кислота, кипящая в тигле, исходит ядовитым паром, — так это ваш долг требовал влезть в мозги бедной Маришки и выпотрошить их? Что ж, в таком случае приношу свои извинения, что помешала вам убить ее и меня — мне-то казалось, что вас ведет любопытство!»
На несколько мгновений ощущение чужого присутствия исчезло, Анаис прикрыла глаза и устало перевела дыхание. Она даже не успела заметить, когда задержала его. От напряжения вспотели ладони, и девушка машинально вытерла их о грубую ткань платья, словно перетрусившаяся ученица.
Но не успела она успокоиться и пожалеть об опрометчивых словах, как в ее разуме снова зазвучал Виктор. На этот раз он подавлял своей мощью, заполнял все мысли, и в ее голове не осталось ничего, кроме его властного голоса.
«Анаис. Не могу не признать, вы, безусловно, умны — для простолюдинки. Но вашего интеллекта недостаточно, чтобы судить о тех сферах, в которых вы не понимаете н и ч е г о. Поэтому, будьте добры, выполняйте мои приказы, если хотите помочь сестре и вернуться к своим ретортам в Муниципалитете. А свои мысли оставьте при себе».
Дьяволов аристократишка! Анаис застыла, словно ее ледяными помоями окатили. Стало невыносимо мерзко и тоскливо. От осознания того, что этот мерзкий сноб все еще в ее мыслях, все еще может прочитать ее чувства, как открытую книгу, ее затошнило. Будь под рукой то зелье, она бы выпила его не задумываясь, даже если бы это значило окончательный разрыв ментальной связи.
На глаза навернулись колючие злые слезы. Хорошо, что достаточно думать, не говорить — он не услышит, как дрожит и срывается ее голос.
«Ну да, как я могла забыть, вы же аристократ, сеньор д’Альбре! Для таких, как вы, все остальные люди — пыль и пепел! Вы, верно, думаете, что я готова ваши руки целовать, только потому что вы избрали меня своим инструментом? Снизошли до того, чтобы воспользоваться мной?! Я же для вас не более, чем перчатка, не так ли, сеньор? Когда нужно, можно влезть в мое тело, делать, что вам заблагорассудится, даже не подумав о моих чувствах! А когда перчатка придет в негодность, то место ей на помойке, так ведь вы считаете?! У простых людей тоже, знаете ли, есть гордость! Не удивлюсь, что Диана просто сбежала, чтоб больше не иметь с вами ничего общего, потому что и ее вы довели своим снобизмом! — Анаис резко выдохнула и уже спокойнее продолжила. Если бы она говорила вслух, ее голос упал бы до свистящего, змеиного шепота: — Честное слово, сеньор д’Альбре, если я узнаю, что сестру просто утомили ваше самонадеянность и некомпетентность, я и палец о палец не ударю, чтоб отыскать ее и вернуть! А теперь оставьте меня и не смейте вторгаться в мои мысли, а тем более — в тело, без моего дозволения! Если природа обделила вас благородством, то вспомните, хотя бы, что вы из благородного рода!»
«Послушайте, Анаис!..»
«Вон! Вон из моей головы!»
Поглощенная гневной отповедью Виктору, Анаис не замечала, что ее трясет, а по щекам быстро текут мелкие слезинки. Она очнулась, только когда кто-то тронул ее за плечо:
— Наставница Нуаре?..
Вздрогнув, словно резко пробудившись от утомительного кошмара, девушка прищурилась, пытаясь сморгнуть пелену слез. У ее стола переминался с ноги на ногу давешний паренек, Робер д’Анари, приятель несчастного Фредерика. Днем он выглядел не таким смелым, как накануне ночью. Юноша явно чувствовал себя не в своей тарелке, нервно сжимал кулаки, но в крепко сжатых губах читалась решимость.
— Наставница, с вами все в порядке?
Анаис смахнула слезинки и попыталась улыбнуться.
— Не стоит переживать, сеньор д’Анари. Что вас ко мне привело?
Робер вздрогнул, на один момент на его лицо легла тень страха, но тут же исчезла. Он глубоко вдохнул, как перед прыжком в полынью, и выпалил:
— Фредерик себя не убивал!
Анаис удивленно приподняла брови.
— Вы в этом так уверены?
Юноша отрывисто кивнул и затараторил вполголоса:
— Понимаете, когда мы возвращались, он постоянно строил планы мести Люсьену, он просто фонтанировал идеями, я даже одергивал его, чтоб он говорил тише. Уже у самых спален его словно озарило, он замолк и странно улыбался! Фредерик отказался говорить, что придумал, только ответил уклончиво, что пойдет проверить догадку. И убежал тут же, я не успел его остановить!
Робер перевел дыхание и с нажимом продолжил, заглядывая в глаза Анаис:
— Поверьте мне, наставница. Самоубийцы так не выглядят. Я точно знаю.
На языке так и вертелся вопрос, откуда подростку так разбираться в поведении тех, кто жаждет свести счеты с жизнью, но чутье подсказывало девушке, что лучше промолчать. Что-то страшное и темное скрывалось в глубине глаз юноши, и лучше было бы это не будить.
— Хорошо, я вам верю, — Анаис еще колебалась, стоит ли рассказывать Роберу о подслушанном диалоге ректора и Лабера. Тем более, что она не понимала, зачем Робер все это ей рассказывает. — Но зачем вы говорите это мне? Почему не сеньору Лаберу? Уверена, он был бы признателен вам за ваши размышления.
