Верон же зашёл в дом и позвал Янру.
— Говори! — приказал он, потому что терпение его было готово взорваться с мгновения на мгновение.
— Простите, господин, — снова повинилась женщина, начав нервно мять в руках подол платья. — Я должна была сказать раньше, написать, но-но была…
И она всхлипнула, встретившись с герцогом взглядами.
— Было тяжело в холодный сезон. Лютая погода стала рано, болели все, — она говорила сбивчиво, но старалась не сорваться в слёзы, чувствуя свою вину перед хозяином. — Киннан заболел хнийской лихорадкой. Все мужчины от него заразились — конюх наш, брат его, и садовник. Их доктор к себе всех забрал, в город, чтобы мы с ними не сильно мучились и не заразились от них.
Она перевела дух, тяжело вздохнув.
— И вот как-то непогода была, ветер ураганный, дождь сильный и холодный, они пришли от перевала, попросили ночлега, — и она снова повела головой, немного в сторону, места себе не находя и чувствуя безграничную вину за свою сердобольность. — Я испугалась, конечно, в доме ведь ни одного мужчины не осталось. Но разрешила, там в сенной поспать, хотя там не особо тепло, но и не на улице, конечно. Но они поблагодарили и больше не просили ничего. Я в ту ночь не спала совсем — боялась из-за них. Да и госпожа нервная была, вы же знаете, как на неё непогода действует, особенно гроза, — и Верон кивнул ей на это, потому что знал, что Ния действительно очень плохо реагирует на дождь. — Но ничего не случилось, они утром ещё раз поблагодарили и уйти хотели. Мы их покормили, потому что, ну, не по-человечески как-то голодными отпускать.
Горничная нахмурилась, снова вздохнула.
— А они пока ели, в зимнем саду затрещала крыша, из-за непогоды стёкла на крыше в нескольких местах лопнули, а под утро повалил снег мокрый, тяжёлый, вот они и посыпались. Мы так испугались, и госпожа. И в доме холод был. Потому что Киннан откладывал чистку дымохода, а потом заболел. Мы только в домашней части протопить смогли, а в господской нет. В домашней и жили, и госпожа со мной, — и Янра снова устыдилась. — И они предложили всё починить. И крышу сделали, и камин прочистили и мы смогли дом протопить целиком. А Рэнд с лошадьми так хорошо обращается. И Бэлт. Они вроде такие мне показались не плохими.
Горничная пожала плечами.
— Я решила, что раз мужчин нет пока, то может, пусть помогут. Они, пока не было холодов, на конюшне жили, а потом как стало совсем холодно, то я в кладовые их пустила, а дверь между ними и домом закрыла от греха. Но они никогда и ничего, — и она подняла на герцога полные слёз глаза. — Простите, ваша светлость, я понимаю — не надо было так, очень опасно это. Но мне было так тяжело, я тут одна крутилась, а потом… потом…
И Янра проморгалась, потому что слёзы ей было сдерживать уже очень сложно. И Верон унимал себя, хотя всё это было ему не особо интересно, но понимал, что прерывать её нельзя и придётся слушать весь рассказ от начала до конца, со всеми этими бесконечными заиканиями и “простите”.
— И я подумала, что как только кто-нибудь из мужчин в себя после болезни придёт, то я их отправлю, но Киннан совсем сдал, характер ещё хуже стал, чем был. Скандалить начал, — и она кивнула в сторону улицы, как бы напоминая об устроенном дворецким представлении. — И присутствие её милости его не останавливали. Злой стал, вздорный, пить начал всё время. И напугал её как-то, бедняжку, у неё случился срыв и такого давно уже не было. И я не знала как её успокоить, а Бэлт смог.
И она уставилась себе под ноги.
— Он её успокоил и я даже не знаю как, но просто подошёл, за руку взял, что-то ей сказал и она унялась. А Киннан на нас, на домашних, кидался, я боялась его больше, чем Рэнда и Бэлта. А садовник наш не пережил болезнь. А конюх стал руками слаб, совсем с лошадьми не мог. Сейчас он в городе живёт. И брата его младшего в болезни отправили куда-то то ли в Ласцу, то ли в столицу. Он не вернулся. Так Бэлт и Рэндан и остались, — Янра вздохнула, словно набираясь сил. — И госпожа спокойная, благостная. Она теперь лекарство днём почти не пьёт. Только на ночь.
— И она с ним засыпает? — уточнил Верон, потому что понимал, что скорее всего так и есть.
Ния после случившегося с ней ужаса не могла спать одна, ей было дико страшно оставаться в одиночестве и ложиться спать, поэтому кому-то приходилось сидеть с ней, пока она хотя бы уснёт, и лучше всего получалось у Верона и Иана, хотя последний это делал с большой неохотой. И для герцога было очевидно, что ничего сейчас не понимающая в приличиях старшая сестра, скорее всего, доверяя слуге настолько глубоко, засыпает тоже с ним.
— Да, ваша светлость, — выдавила Янра, теряя голос и становясь пунцовой. — Я пыталась быть с ней, но она не хочет. Но я по-началу была с ними, стояла в дверях, чтобы она не видела. Ваше право меня выгнать за это всё, но они хорошие, никакого зла от них не было. И Бэлт с госпожой очень внимательный и обходительный. Я никогда не замечала ничего лишнего, несмотря на то, что госпожа, она же, как дитя.
И Верон хотел выставить их обоих немедля, хотел.
Он позвал к себе мужчин, после разговора с Янрой, как только те вернулись из Хиита. И они были сдержанны и покорны, понимали своё положение — не спорили и кажется действительно ждали, что герцог выставит их вон.
Конюх был немногословным, хмурым детиной, действительно казалось опасным, если смотреть со стороны. Такого нельзя было злить, он не был увальнем-добряком, это был матёрый волчара, и он стоял перед герцогом спокойно, открыто, но при этом и с долей смирения.
Что до Бэлта, то этот был скромен и тих, когда Верон спрашивал — отвечал. И речь, которую слышал герцог, была довольно приятна, видно было, что мужчина образован, при чём образование это было не на уровне "умеет читать и писать", нет — у него была поставлена речь, у него были манеры и переодень его, вполне себе знатного рода молодой мужчина получится.
Но это не было на деле чем-то удивительным, потому что многие сыны знатных домов попали на войну и вернулись оттуда в разорённые дома, к пустой земле, не имея средств на существование и уж тем более на поднятие благосостояния своего рода. А не имея возможности восстановить дом, они теряли титул.
По закону королевства титул был привязан к земле и дому на ней, зачастую размер этого дома не имел значения, достаточно было того, что в нём можно было жить. И те, кто вернулся в опустошённые войною земли делали всё возможное, чтобы построить хоть какой захудалый домишко, дабы вернуть себе титул и место в обществе. Таких аристократов звали “худая знать” и таких было очень много.
Сам Верон чуть не стал одним из них, потому что хоть дом у него и остался нетронутым, но содержать его не было возможности, да и есть ли смысл в подобном, когда нечего есть?
Но главное, что его поразило и расположило к ним, в некоторой степени, — Бэлт попросил не выгонять их официально. Если надо уйти, то они уйдут, пусть герцог только прикажет. Но тихо, как бы сами, просто пропадут, потому что вдовствующая графиня расстроится, если герцог выставит их, а слуга очень не хотел её огорчать. Стоящий за ним конюх согласно кивнул.
Герцог Шелран решил, что пока оставит всё как есть, и мужчин выгонять не будет — здесь остаётся Иан, сестра будет под присмотром, а Верон съездит в столицу на свадьбу второго наследника, подумает как быть, и вернётся с готовым решением.
Но и тут всё пошло наперекосяк — церемонию отложили. И Ланира была права, потому что конечно священнослужитель скорее всего преставился. А значит отложено всё не на неделю, а на много больший срок.
И это было тяжело. В первую ночь Верон был с сестрой, пока она засыпала. Ланира дождалась его и устроила плановую истерику, что ей здесь будет скучно, что она хочет в город, что нечего носить, ведь наряды у неё только на свадьбу, и уж конечно они не подходят для того, чтобы в них расхаживать среди грязи, коней и деревенских, как она называла всех живущих в Хиите людей.
