— Простите..
Есения, посмотрев укоризненно вслед уходящей парочке, наклонилась и взяла рыдающего Ивэна на руки, удивляясь тому, что сидящий рядом Гор никак не отреагировал на детский плач. Мужчина сидел, уткнувшись лбом в согнутые колени и зажимал пальцами виски.
— Гор… С вами… С тобой все в порядке?
Логинов промолчал, и Есения беспомощно посмотрела на Лену, но женщине было не до нее, — домработница склонилась над раковиной и, выкрутив до упора кран с холодной водой, смывала с лица кровь.
— Да что же это? — Есения, несмотря на закалённый больничными буднями характер, запаниковала. Ивэн рыдает, у Лены идёт носом кровь, а Гор, кажется, в беспамятстве. — Ивэн, миленький, ну что с тобой? Почему ты плачешь? Пальчик болит? Дядю Марка испугался? Ну все, малыш, все. Я рядом, никто тебя не обидит. Ну хочешь, я злого дядьку отругаю? А? Хочешь? — Есения вышла в гостиную, и теперь расхаживала взад и вперед, укачивая и успокаивая ребенка, а сама с беспокойством поглядывала в сторону кухни, где, наконец-то, наметилось какое-то движение.
Покачиваясь, встал с пола Гор и тут же ухватился за разделочный стол. Он обводил пространство мутным взглядом, и явно чувствовал себя нехорошо. Лена выключила воду и тяжело опустилась на табурет-приступочку, прижимая к носу кухонное полотенце. Ивэн всё ещё плакал, но уже без мучительного надрыва, больше всхлипывал, цепляясь руками за плечи Есении и непрерывно жалуясь:
— Ма, бо! Бо! Ма! Бо!
— Ты ж мой маленький. Больно тебе, да? Бедненький. — От жалости к беззащитному крохе сжималось сердце, и Есения поцеловала мальчика в бледный вспотевший лоб.
Прошло ещё не меньше десяти минут, прежде чем в гостиной воцарилась полная тишина, и измученный болью ребенок уснул, прижавшись щекой к груди Есении.
Лена и Гор за это время успели исчезнуть из зоны видимости, причем сделали это бесшумно и незаметно.
Есения переложила Ивэна на диван, привычно подоткнув ему под бок подушку, прошла по всему первому этажу, заглядывая в комнаты, долго стояла возле лестницы, тщетно пытаясь услышать хоть что-нибудь, но в доме царила абсолютная тишина. Похоже, кроме спящей бабушки, Ивэна и озадаченной Есении, тут никого не было. Что же здесь творится?
****
Марк.
— Ты как? — Строжин с беспокойством изучал бледное лицо друга. Бедолаге крепко досталось от мощного выплеска силы альфы, но другого выхода не было — Лера начала неконтролируемый оборот прямо в доме, при человеке.
— Да нормально, — махнул рукой Логинов. — Голова немного болит.
Судя по виду Гора, голова болела сильно, но разве он признается?
— С Леной что?
— А вот ей бы на больничный. Пару дней полежать не помешает. Сильно ты в этот раз приложил.
— Ты же видел, она уже вошла в оборот. Времени на нежности не было. Как отреагировала Есения, кстати?
— Ты про силу? Она её вообще не ощутила, как любой человек. Зато я теперь абсолютно уверен — она не знает о существовании оборотней.
— Это точно? — Для Марка это обстоятельство ничего не меняло, скорее, ещё больше запутывало. Как девушка умудрилась выносить беременность от оборотня, родить, и так ничего и не узнать о его тайной сущности?
— Точно. Я только от неё. Она не знает, что произошло на кухне, и не может понять, почему у Ивэна болит голова. Ты бы сходил к пацану, посмотрел. Я-то ладно, потерплю, а его успокоить не помешает.
Строжин так и поступил.
Есения нашлась во дворе. Она с самым несчастным видом катала коляску с хнычущим мальчиком, и сама периодически хваталась за голову, потирая виски. Капризничающий ребёнок довёл и её.
— Привет. — Марк подошёл вплотную к девушке, и удостоился недовольного взгляда. Вот же злючка.
— Привет…
— Всё ещё плачет?
— Да. Гор сказал, у него голова болит… Панадол не помогает… Не знаю, что делать.
— Можно я попробую?
Есения посмотрела недоверчиво, и Марк на секунду завис, на себе испытывая выражение "Попал в плен чудесных глаз". Какие они у неё… глубокие. В таких утонешь, и не заметишь.
— Что попробуете?
Марк тряхнул головой, прогоняя наваждение.
— Успокоить малого. — И, не дожидаясь ответа, Марк наклонился над коляской.
Белый, как полотно, Ивэн тихо и безнадежно хныкал; из-под опущенных век по лицу, искажённому страданиями, катились редкие крупные слезы.
— Иии-вэн… — протяжно позвал Марк, и мальчик медленно открыл покрасневшие глаза.
Марк наклонился ещё ниже, закрывая собой коляску с ребенком от Есении, положил широкую ладонь на лоб Ивэну, и, не прерывая зрительного контакта, тихо, но четко произнес:
— Всё хорошо. У тебя не болит голова. Я забираю твою боль себе.
— Что вы делаете? — Есения обошла Марка, и с беспокойством заглянула в коляску.
Сейчас её явно не заботила близость мужчины, её волновало состояние ребёнка, и оно, к удивлению девушки, начало улучшаться буквально с каждой секундой.
Мальчик медленно моргнул и изумлённо осмотрелся, словно не понял, что происходит вокруг него; с его губ сорвался громкий вздох облегчения, почти стон, и на лице ребёнка появилась хоть и вымученная, но улыбка.
— Ма! На! — Ивэн протянул руки к Есении, и сразу же оказался в ласковых объятиях.
Марк с улыбкой наблюдал за воркующей парочкой. Девушка с ребёнком смотрелась гармонично, как Мадонна с младенцем кисти Леонардо да Винчи. Её движения, жесты, заботливые касания в моменты, когда она поправляет сползший носок и завернувшийся ворот синей рубашки на мальчике, всё это так естественно и правильно. Простые незатейливые движения, а сколько в них любви и заботы, скрытой тревоги за мальчика. И при этом у Есении в прошлом явно какая-то мерзкая история с отцом Ивэна. Что там за мразь, устроившая адские испытания этой уязвимой на вид, но внутренне сильной девушке? В том, что Есения очень сильна духом, Марк даже не сомневался. Пройти через такое и не озлобиться, не перенести на ребёнка ненависть к его отцу — это, знаете ли, не каждая сможет.
— Как вы это сделали?
Есения смотрела требовательно и с большой долей подозрения, что только утвердило Марка в уверенности — она ничего не знает об оборотнях. Любой ребёнок в стае в курсе: ударился, получил травму, или заболел, — сразу беги к отцу или к альфе. Отцовская слюна обезболит и излечит все ссадины и ушибы, а сила альфы, вообще, инструмент универсальный. Ею и усмирить кого хочешь можно, и усыпить, и даже загипнотизировать немного, до лёгкой потери ориентации в пространстве. Есения же явно и не подозревает ни о чём таком. Вон как наступает требовательно, забыла уже, что боялась находиться в мужском обществе. Ну и как ей объяснить произошедшее? И Марк не придумал ничего лучше, чем воспользоваться страхом девушки. Подошёл к ней ближе, приобнял за плечи и потянул за собой.
— Пойдёмте, Есения, присядем в беседке, и я вам всё расскажу.
Когда почувствовал, что под пальцами напряглось хрупкое тело, тут же пожалел о своём решении. Есения испуганно замотала головой и попятилась, выворачиваясь из чужих рук.
— Давайте в другой раз, — слова вырывались с заметным сипением, словно ком в горле мешал говорить и дышать. — Мне бабушку нужно проверить.
Девушка развернулась и быстро пошла к дому, бережно прижимая Ивэна к себе, а Марк остался стоять на опустевшей лужайке и придумывать себе новые ругательные прозвища.
Глава 14
На следующий день..
— Я бы всё-таки рекомендовал побыть у нас ещё немного. — Гор не оставлял попыток отговорить Есению от возвращения домой, но она, вдруг, упёрлась, и ни в какую не соглашалась остаться в гостях у Строжина.
— Ты меня прости, конечно… Всё-таки ты врач… Но и я у себя в терапии насмотрелась на пациентов с давлением, и кое что знаю и умею. Всё будет в порядке с бабушкой, не волнуйся. Я прослежу, чтобы она ещё пару дней не вставала. Пусть, вон, Ивэну носки тёплые на зиму свяжет. Пары три. — Есения утрамбовала в переполненный дорожный рюкзак последнюю футболку, и осмотрела комнату. Вроде всё сложила, постель перестелила и заправила, пыль протёрла. Какая-никакая, а помощь приболевшей домработнице Марка. — Как Лена?
