Глядя на запертую дверь в тусклом свете масляной лампы, Миримон Третий в ярости и бессилии сжал кулаки. Юльвенна не приняла его. До сих пор. Даже сейчас, беременная их первенцем.
Она любила другого.
Все еще любила другого.
Дождь тем временем продолжал играть на крыше дворца свою похоронную мелодию, действуя на нервы и суля несчастья. Назойливый, он стучался в окна, когда Юльвенна вдруг замерла посреди спальни и согнулась пополам, схватившись за живот. И потом, когда она выла и скулила от боли, и металась в постели, сбивая одеяло под собой в большой, пропитанный кровью ком, дождь вторил ее стонам и крикам. Он лил и лил, лил и лил, весь день, всю долгую ночь, пока Юльвенна мучилась в родах.
Мир за толстыми дворцовыми стенами растворился в дожде.
Кап-кап-кап.
Тук-тук-тук.
Кутаясь в утреннюю тень, Миримон Третий потухшим взглядом смотрел в сторону развороченной постели. Ноги его жены были широко раздвинуты, на голой коже дрожали блики света от масляной лампы. Длинный подол ночной рубахи закрывал промежность. Он был насквозь пропитан кровью. Весь в крови.
Кап-кап-кап.
Тук-тук-тук.
Миримон Третий не мог отвести глаз от этого жуткого красного пятна на белой ткани между бедер своей супруги.
Под звуки вездесущего дождя, поглотившего мир, ребенок вышел из утробы матери. Обмякшая Юльвенна больше не кричала. Ее рука безвольно лежала на простыне, а ноги так и остались раскинутыми в стороны.
— Она хотела назвать его Арквэн, — шепнул король, когда повитухи со скорбными лицами покинули спальню, унося с собой осиротевшего малыша. — Арквэн значит «благородный».
Сколько он стоял так в темном углу, никому не позволяя подойти к кровати и сам не в силах к ней приблизиться?
Не трогайте тело!
Прочь, все прочь!
Наконец рядом раздался голос главного королевского советника Дарона Канагана.
— Не стоит переживать, Ваше Величество. Новая жена родит вам еще детей. Этот брак изначально был ошибкой. Дурацкой блажью.
— Не зарывайся! — огрызнулся Миримон, оцепенело глядя на большой, так и не опавший после родов живот супруги. Выпирающий, круглый, но уже пустой. — Юльвенна была особенной. Таких, как она, больше нет.
— Именно потому, что Юльвенна была особенной, она не смогла подарить вам здорового наследника. Ребенок родился больным. Целитель осмотрел его и сказал, что и года не пройдет, как младенец последует за матерью.
— Что с ним? — Его Величество резко развернулся и схватил советника за полы расстегнутой мантии. — Говори! Быстро! Что с моим сыном?
— Сердце, — спокойно ответил Его Светлость, ничуть не испугавшись гнева правителя. — Син Идраиль утверждает, что сердце принца не развилось, как надо, и может в любую секунду остановиться.
А дождь снаружи все шел, никак не желал заканчиваться. Тук-тук-тук по подоконнику. Проклятый дождь! Это он во всем виноват! Накликал беду. Права была Юльвенна.
Тяжело дыша, Миримон разжал кулаки, отпустив советника.
— Артефакт Ультуна, — выдохнул король. — Позови чародейку. Принеси из сокровищницы окаменевшее сердце бога.
* * *
Глаза у Инграды, дворцовой чародейки, были не голубые, не зеленые и даже не серебристые, как у других эльфов, а ярко-фиолетовые. Его Светлость главный советник Дарон Канаган говорил, что в этот цвет их окрасила ее магическая сила. Мужчина с такими выдающимися способностями, как у нее, давно стал бы королем, несмотря на происхождение, но Инграда родилась женщиной. Всего лишь женщиной.
В дождливой полутьме она склонялась над горящим камнем в форме сердца, и тот освещал нижнюю половину ее лица. Камень был синим, и кожа в его свечении приобретала голубой оттенок.
— Ты поможешь ему?
Ребенок на руках Миримона Третьего не выглядел больным, но король помнил, как резко посинели его покровы, когда он закричал от голода. Целитель сказал, что это один из признаков ущербности сердца.
Арквэн. Сын от любимой женщины. Той, что стала единственной слабостью холодного и сурового правителя.
— Помогу, — отозвалась чародейка. — Артефакт Ультуна открыл мне способ. Но для этого нам нужен другой младенец, крепкий, со здоровым сердцем, рожденный в тот же месяц, что и наследный принц.
Мужчины переглянулись.
Инграда накинула на камень платок, на время притушив его сияние. Комната сразу окунулась во мрак.
— Такой младенец есть в Энведе, — сказала чародейка с легкой улыбкой. — Вам очень повезло, Ваше Величество.
Следующим вечером они собрались в той же спальне, где одна душа закончила свой земной путь, а другая его только начала. В знак траура шторы на окнах задернули, и за плотной бархатной тканью было слышно, как накрапывал дождь. Словно кто-то скребся в оконное стекло. Не кто-то — когтистая лапа смерти, забравшей его жену и явившейся за сыном.
Миримон передернул широкими плечами.
— Волк, — пропела довольная Инграда, кружа возле младенца на руках Его Светлости. — Самый лучший вариант. Идеальный. Невероятное везение. Оборотни могучи, сильны и живут долго, не меньше нашего. Слышите, как ровно и мощно бьется его маленькое сердечко?
Король не слышал, но все равно кивнул, впервые в жизни чувствуя себя слабым и беспомощным. Он то и дело косился в сторону кровати, на которой рожала и умирала его жена. Слуги сменили грязные простыни, аккуратно расправили покрывало, но перед глазами стояла совсем другая картина: его любимая тужится, и кровь заливает постельное белье.
— Сила артефакта поможет соединить ауры и души этих детей, — продолжила Инграда. — Пока бьется сердце этого волчонка, будет биться и сердце принца. Если вы согласны, они разделят одно сердце на двоих. Вы согласны, мой владыка? Одно сердце на двоих.
Его Величество Миримон Третий взглянул на спящего в люльке малыша, точную копию погибшей матери, и кивнул.
Юльвенна. Твоя жертва не будет напрасной.
— Перед тем как начать обряд, я хочу предупредить, — чародейка занесла руки над мерцающим синим камнем. — Магическая связь может иметь неожиданные последствия.
— Мой сын научится превращаться в волка? — хмыкнул король.
— Нет, но, когда эти двое вырастут, как бы им не пришлось делить и еще что-то, помимо сердца.
Его Величество нахмурился, но Инграда не стала пояснять. Пока она колдовала, король повернулся к своему советнику и произнес тоном, не терпящим возражений:
— Ты усыновишь этого ребенка, Дарон. Будешь заботиться о нем, беречь его как зеницу ока. Отныне этот безродный комок шерсти — твой любимый сын.
Глава 13
— Ты не можешь сидеть здесь вечно, — сказал Арквэн и посмотрел на друга с укором.
Сверр ответил ему тяжелым взглядом.
Воздух в комнате был спертый и затхлый. Пахло немытым телом. Все эти дни оборотень ни разу не попросил приготовить себе купель. Его лицо осунулось, глаза запали, скулы и нос заострились от худобы: генерал ничего не ел. Только пил. В основном опустошал дворцовые запасы гномьего эля.
За неделю его щетина превратилась в неухоженную черную бороду, в которую волк то и дело нервно запускал пальцы. Рукой в перчатке он почти не пользовался: все делал здоровой левой, но иногда, забывшись, тянулся к чему-то правой и, когда понимал это, резко себя одергивал.
Смотреть на друга Арквэну было больно.
— Тебе надо развеяться. С тех пор как ты в Энведе, демоническая сущность проявила себя только дважды.
— Я убил эльфа, — поджал губы Сверр.
— Но Ондине там, на берегу Звездной, ты не навредил.
— Я убил эльфа, — упрямо повторил волк, — и ты помог мне его закопать. Понравилось? Хочешь еще?
— Та тварь стала опасной, только когда почувствовала угрозу. Когда угрозы нет…
— Уйди, Арк. Хватит действовать мне на нервы. И без тебя тошно.
Поднявшись с кресла, Сверр отошел к заложенному окну и уставился на неровную каменную кладку, словно мог видеть сквозь нее зеленые холмы, покрытые лесами.
— Завтра бал-маскарад в честь последнего дня лета и семерых наших покровителей, — сказал принц. — Там будет сина Инграда. Личная чародейка короля. После праздника можно показать ей твою руку.
