В его глазах мелькнуло что-то такое… Нас учили понимать выражение глаз, но этого я не поняла. Еще больше не поняла, когда он откинул голову назад и засмеялся, туда, вверх, к звездам. Стало обидно почти… не почти, до слез.
— Ты… Тебе смешно? Леф! Вот ты…
Он не дал договорить, подхватил на руки и опять поцеловал. И целовал долго, прерываясь, чтобы сказать:
— Вот тебе мои извинения. И вот. А вот еще. Устраивает? — Такие извинения меня устраивали, но ответить я не могла, не успевала, пока он сам не остановился и не отпустил меня. — Все, Вайра, пока — стоп. Или мы рискуем. Ты не могла родиться на год раньше?
Я бы и на три раньше с удовольствием родилась, чтобы получилось в один год с Лефланом. Тогда не пришлось бы ждать и волноваться, что в Храме рассвета он встретит кого-то. Или родители найдут ему невесту, подходящую по рождению. И… что-то рано я успокоилась. Один… не один поцелуй, а я уже решила, что та самая, которая для него. Это еще ни о чем не говорит. Мы знакомы десять лет, почти одиннадцать, и не было между нами ничего, кроме дружбы, ни одного намека с его стороны. А последний год так совсем… Полгода Лефлан отдалялся, отгораживался от меня, я это чувствовала. Затем уехал и прислал три письма. Три письма за полгода. На что это похоже? Ни на что это не похоже. И больше всего не похоже на то, что он ко мне что-то чувствует. Правда, сегодня пришел, чтобы сюда привести. Но это тоже могло быть просто по-дружески, а то, что здесь… Это место такое. Просто такое место. Остров. Почему остров? Неважно. Просто остров. Он на всех, наверное, так действует. И я не родилась на год раньше, а Леф не обязан ждать еще год. Он совсем не обязан ждать меня. И ему об этом надо было сказать. Только я не могла, настроение от таких мыслей совсем испортилось, а воротничок давил и мешал говорить.
Изменение настроения Лефлан уловил сразу и причину понял сразу. Поднял мое лицо, чтобы глаза видеть, в которых опять слезы откуда-то взялись, он их смахнул и сказал тихо и твердо, как умеет говорить только он:
— Не надейся. В Храм я тебя сам отведу.
— Правда? Ой… Леф… Это… А если…
Мне хотелось спросить главное. Это значит, что я ему не просто друг? Что он меня… Но даже в мыслях произнести заветное слово было страшно. Потому что тогда я поверю, что это так, а если оно окажется не так… Страшно. И Храм…
По древнему преданию, если те, кому суждено быть вместе, станут перед алтарем солнца, то первый рассветный луч сам соединит их связующей нитью, ее принесет огненная птица энджур. Если когда-то это не было сказкой, то давно уже стало ей, огненных птиц никто в Мелонте не видел и верили в них, пусть так, слегка, лишь в Тугдоланте. И обычай сохранился лишь в Тугдоланте. Собравшиеся связать свои судьбы приходили в Храм рассвета, становились к алтарю и ждали появления солнца, энджур, конечно не прилетал, и солнечный луч не всегда высвечивал их руки, а нить повязывала жрица, если они оба и их родители были согласны, однако, традиция соблюдалась. И обязанность для юношей и девушек, проживших свое восемнадцатилетие, посещать Храма раз в неделю соблюдалась неукоснительно. Провести в нем нужно было не меньше часа, прийти до рассвета, подумать о своем будущем, посмотреть на других пришедших и, возможно, найти свою пару. А для влюбленных был шанс самим стать к алтарю, без согласия родителей, но в этом случае нить связывала их руки, только если выполнялось главное условие — солнце их освещало одним общим лучом, что случалось не так уж часто. Для таких пар был второй алтарь, с совсем узким окошком над ним.
— «Если» может быть только одно: ты передумаешь. Найдешь себе…
— Леф! Вот ты… Лефлан Ют-Раш, я тебя люблю! — нельзя признаваться в любви от возмущения и, вообще, девушкам нельзя признаваться первыми, это неприлично, но ведь вывел же! И все равно неприлично и требует заглаживания неловкости. — Леф, прости… Я знаю, это… неправильно… так нельзя…
— Абсолютно неправильно, — он согласился так невозмутимо, что я совсем затосковала. — Нельзя такие признания делать так официально. Вайралада Эргон, ты меня разочаровала.
— Совсем? — неуверенно осведомилась я, не до конца понимая, шутит он или всерьез.
— Совсем, — он, напротив, подтвердил это совершенно уверенно. — Исправляйся.
— Как?
— Вот так.
Я исправилась, чуть отдышавшись после нового поцелую и прошептав:
— Я люблю тебя, Леф! Давно люблю. Всегда люблю.
И получила самую дорогую награду из возможных, тихое:
— Чтобы понять это, мне нужно было чуть не потерять тебя. Оказалось, без тебя все не так, Вайра.
Я почему-то думала, что Лефлан назовет меня малявкой, как раньше, он не назвал, а я так соскучилась по этому прозвищу… Или Леф так и не простил, что я отказалась уйти из школы?
— Вайра? Не малявка?
Он покачал головой и ответил теперь точно серьезно:
— Выросла моя малявка, а я этого не заметил.
— Теперь заметил?
— Не теперь — тогда. Просто, вдруг, увидел. Удивительное было открытие, я не знал, что с ним делать.
— Теперь знаешь?
— Знаю. Пойдем все смотреть.
Ну да. Это Лефлан. Больше можно не спрашивать, если тему сменил. А и не надо. Столько подарков, столько чудес за один раз… Такого даже во сне не бывает.
— Леф, а как тут ходить? По ним жалко.
Это, правда, было проблемой. Кроме маленького участка травы, где мы стояли, просветов в цветочном ковре не виднелось. Не наступать же на такую красоту?
— Спокойно иди, они умные.
Цветы, действительно, оказались умными, расступались перед нами и снова сливались за спиной, а мы шли, как я мечтала когда-то, глядя на Райна и Мэлу, близко-близко, и Лефлан обнимал меня. И рассказывал:
— Народ здесь потрясающий. Ни войн, ни бед, обычных обид, практически, не случается. Полное взаимопонимание. И к пришельцам отношение… Первый раз видят, а всем рады, всем готовы помочь. Знаешь, даже шокирует немного. Идешь и тебе все улыбаются. Я первый раз уходить отсюда себя заставлял, поверить не мог, что такое бывает. И уровень развития — колоссальный, технологии такие, что нам до них веками ползти. Немного сама увидишь, сможешь оценить. Представь, у них аппараты есть, которые за солнце летают, в дальний космос. Мы и про ближний не слышали. Эх, нам бы лет сто спокойных, без войн, можно было бы науку так подвинуть… А может и подвинем еще. Полетишь со мной к звездам?
— Я с тобой куда угодно полечу, пойду, побегу. Если возьмешь.
— Возьму. Кого мне брать, если не тебя? В неизведанное можно только с теми идти, кто не предаст, иначе — полный стазис. Ты меня пока всего раз подвела, с рождением опоздала…
— Леф!
— Что? Еще целый год, Вайра. Это кошмар!
— Леф… — догнавшая меня мысль была из области неприличных, а потому нежданных, и не давших заметить смех в его голосе. — Если ты про то, что бывает у мужчины и женщины…
— Если ты про то, что ради меня на все согласна, — вот теперь от смеха не осталось и следа. — Вайра даже думать в эту сторону не смей. Ясно? В Храм ты войдешь чистой. Вопросы?
— Нет. Но…
— И «но» нет. Или всего остального тоже не будет. Согласен, шутка была неудачной, больше на эту тему не шучу. У нас жизнь впереди и пускай она начнется с чистоты, как должна.
— Да. Пускай. А ты шути, ладно? Леф, мне нравится, когда ты шутишь. Мне все нравится. Когда шутишь, когда серьезный, когда у тебя все получается или взрывается, а потом все равно получается. Мне не нравится только, когда ты меня прогоняешь. Не прогоняй меня, ладно? Никогда! Даже на чуть-чуть. Мне плохо без тебя, Леф… Ой… Я не хотела этого говорить…
— Ты это писала.
— Неправда! Я потом исправляла… Ой…
— Да, Вайралада Эргон, агент из тебя… Хорошо, что передумала. Вайра, это без твоих шифровок читалось, в каждой строчке…
Лефлан говорил, а у меня рушилось все… Он не знал, что я в агентурной группе. Не знал. И пришел, потому что… Ему сказали что-то другое. Шифровки, боевка, армейская разведка… Любая группа, кроме агентуры. И все, что у нас было, все это… Получается, я его обманывала? Я обманывала Лефлана. А если он узнает правду… Он должен узнать правду. Обязательно. Ведь все его планы про нас, они могут… измениться?.. Нет, отмениться.
