На самом деле он хотел, чтобы Адель посмотрела на леди Сонию. Навязанная невеста на красавицу и соблазнительную женщину никак не тянула. Нечем ещё соблазнять – толком ни груди не наросло, ни попы, хотя личико милое.
Всё получилось, Адель передумала уезжать.
Но прошло всего две недели, и тощая заноза, его жена, незаметно пробралась к сердцу герцога. Впилась пиявкой: вытащить больно и оставить нельзя. Как заденешь – колется! А не заденешь, всё равно свербит, не даёт покоя.
Насколько было легче, когда жена вызывала у него одно раздражение и злость...
Наследственное право она изучает, надо же!
Ещё записка эта.
Карета загромыхала колёсами по мостовой – прибыли в город, пора было отложить думы о жене в сторону и заняться своими обязанностями лендлорда.
Герцог посетил ратушу, прошёлся по местному рынку, заглянул в несколько магазинов, прогулялся по ремесленному ряду – всё в сопровождении градоначальника, настоятеля местного храма и доброго десятка самых богатых жителей.
Ему кланялись, льстили, заглядывали в рот и ловили не только каждое слово, но и каждый жест или эмоцию. Правда, особенно придираться было не к чему – видно, барон держал градоначальника в ежовых рукавицах.
Наконец он решил, что увидел достаточно, а для подробной инспекции дел города попозже нужно будет прислать пару опытных стряпчих вместе с надёжным магом.
В графский замок он вернулся в густых сумерках и пока шёл переодеваться, выслушал торопливый отчет – как его жена провела день.
Ничего такого – полдня просидела в своей девичьей комнате, оставшееся время потратила на библиотеку.
И что её так тянет к книгам?
Арман наскоро сполоснулся, надел свежую одежду и отправился к супруге: как и обещал, они до сих пор обедали и ужинали с одного блюда.
Он успел пройти несколько шагов по коридору, завернул за поворот и едва не столкнулся с горничной. Женщина охнула, извинилась и присела в книксене.
Кивнув ей, мол, ничего страшного, Арман продолжил путь, но неожиданно для него служанка прошептала:
– Милорд, я должна вам кое-что рассказать о миледи.
– Что? – от удивления он едва не споткнулся. – Что с миледи?!
– Тише! – испугалась служанка и подняла повыше стопку белья, которую прижимала к груди – У леди тут кругом свои уши!
– И где тогда? – горничная его заинтересовала, и мужчина решил непременно её выслушать.
– Я, – женщина запнулась и покраснела, – я приду к вам после полуночи, когда все лягут, не запирайте дверь и оставьте гореть световой шар. Не подумайте ничего такого, я замужем! Просто леди... Нельзя, чтобы она что-то заподозрила! Она очень хитрая и злая, а у меня дети...
Сделав ещё один книксен, горничная отправилась дальше. А герцог завис посреди коридора, пытаясь сообразить, какие ещё новости его ожидают и не ловушка ли это. Может быть, надо, наоборот, покрепче запереть дверь или уйти спать в другую комнату?
Глава 12
Софья весь день разгребала оставшиеся от предшественницы бумаги.
Оказалось, что первая хозяйка этого тела неплохо рисовала – в столе нашлись несколько альбомов с карандашными набросками и полностью законченными картинами. В основном это были пейзажи, изображения лошадей и своеобразные натюрморты, но встречались и рисунки людей. Причём не просто портреты, а целые сценки. Юной графине отлично удавалось передать настроение – удивление, гнев, испуг, радость...Люди и животные на рисунках выходили живыми и яркими, каждый со своей изюминкой.
Софья с интересом просмотрела все альбомы, удивляясь про себя, почему до сих пор никто из её окружения не напомнил ей о рисовании.
Не знали или не придавали значения?
Странно.
Герцогиня поискала в ящиках стола карандаши – попробовать, что получится у неё самой. Может быть, сохранилась память тела, и она сможет что-нибудь изобразить?
В прошлой жизни она рисовать не умела, но ей всегда хотелось научиться. Может быть, её мечта, до которой в том мире так и не дошли руки, осуществилась сама собой?
Карандаши нашлись в самом нижнем ящике – россыпью поверх ещё одного альбома.
Девушка извлекла его из-под карандашной кучки и пролистнула – почти весь пустой! Вот тут-то она и попробует рисовать!
Спустя полчаса ей пришлось признать, что ни мышечная, ни иная память тела ей не достались. Увы, великого художника... и даже просто художника из неё не получилось ни в одной из жизней. Остаётся надеяться, что никто её не попросит что-нибудь изобразить на бумаге. Хотя... всегда можно сослаться на потерю способности из-за того же падения.
Но на всякий случай, чтобы не дразнить гусей, она решила запрятать альбомы подальше. Будет лучше, если никто не вспомнит, что раньше графиня много времени проводила в компании карандашей и красок.
Один лист последнего полупустого альбома, завернулся, и Соня машинально его расправила. Взгляд выхватил изображение кисти руки.
Ну-ка...
Просто руки. Мужские. Красивые.
Невольно залюбовалась ими. И вздохнула – всё-таки у девочки был явный талант!
А потом перевернула лист и забыла, как дышать.
Последний альбом был заполнен только на треть и только одним персонажем: с каждого листа на неё смотрел его светлость, герцог Д’Аламос.
Соня в очередной раз поразилась, насколько точно передана характерная мимика милорда – узнаваемый прищур, вздёрнутая бровь, высокомерный взгляд. Отдельным рисунком – только его руки. Другой лист – крупным планом лицо.
«Господи, да ведь она на самом деле была в него влюблена!– мелькнуло в голове. –И вполне возможно, вела дневник? Если ей не с кем было поделиться, а поделиться хотелось, то дневник – лучший собеседник! Надо искать!»
Софья методично, ящик за ящиком, проверила содержимое всего стола.
Ничего.
Следом взялась за шкаф, потом бюро. Потом дошла очередь до сундуков...
Одежда, игрушки, ленточки, разноцветные камешки, засохшие цветы – чего только там ни было!
Кроме дневника.
Так, стоп... Дневник – очень личная вещь, его не хранят на виду! Может быть, девушка забрала его с собой, в замок мужа? Но альбомы почему-то оставила... Собиралась вернуться за ними попозже?
Думай, Соня, думай!
Она ещё раз осмотрела всю комнату, а потом принялась простукивать стены.
Ничего.
Пол.
Ничего.
Усердные поиски несколько утомили, и тогда Соня решила ненадолго прилечь. Кровать трогать не хотелось, поэтому она устроилась на местном варианте дивана. Декоративная подушка оказалось слишком плотно набитой, ещё и комковатой, и девушка несколько раз ударила кулаком, пытаясь немного перераспределить наполнитель. И почувствовала под рукой что-то продолговатое, чего в подушке быть не должно.
Неужели?
Поминутно озираясь – не явился бы сейчас кто! – герцогиня подпорола шов и сунула в него палец, постепенно продвигая его дальше и дальше, пока ей не удалось подцепить тонкую книжицу.
И да, это был дневник!
Девушка отбросила выпотрошенную подушку за диван, открыла первую страницу и углубилась в чтение.
Как она поняла, девочка начала вести дневник лет в десять, но делала это очень нерегулярно, иногда перескакивая не то, что через дни, недели или месяцы, а даже через года.
То густо, то пусто.
Графиня де Вилье могла подробно описывать события нескольких дней подряд, а потом пропустить полгода без единой записи.
Герцогиня Д’Аламос читала про милых кроликов и противную кухарку, которая специально готовит молоко с пенкой, зная, что Сона его ненавидит. Про горничную, которая специально заставляет повязывать колючий шарф. Про гувернантку, которая специально даёт ей самые сложные задания, чтобы девочка не справилась, и был повод её наказать.
Да уж... Судя по этому дневнику, абсолютно все, кто окружал Сонию, делали ей назло и умышленно обижали ребёнка.
Все, кроме отца и... герцога Д’Аламос.
Папу дочь просто обожала. Видимо, он её тоже, потому что в дневнике не нашлось ни одного негативного слова о графе.
