– Ну, посмотрим, что для меня приготовили.
Опершись об ещё колющие от немоты пальцы, я с трудом поднялась на ноги и, придерживаясь за стену, побрела к лестнице, такой же полупрозрачной и слегка светящейся. Она, как и коридор, постепенно менялась, открывая новые пролёты впереди и закрывая старые позади. Возникало ощущение, что я шла в воздушном пузыре, который двигался вместе со мной.
Глухая тишина вокруг пробуждала тревожные мысли. Зачем меня скинули в это подземелье? Куда вела эта лестница? И что меня ждало в конце?
Спустя несколько пролётов раздалось гулкое скрежетание глыбы о глыбу, и лестница упёрлась в витиеватый коридор. Такой же подвижный и ведущий неизвестно куда. Я наступила на пол и, убедившись, что он никуда не провалится, сделала ещё несколько шагов. Позади меня послышался уже привычный гул, и лестница схлопнулась, превращаясь в глухую стену.
Свет, исходивший от кристаллов, мигнул, потом вспыхнул ярче, и на полупрозрачных стенах начали появляться образы. Сначала нечёткие, но вскоре ясные и при этом далёкие, будто сновидения. Обе стены и потолок мигали подвижными картинами.
На первой – среди скал две женщины в одеждах служительниц с помощью силы поднимают в воздух громадные камни и бросают друг в друга, стараясь попасть, но это не даёт никому преимущества. Тогда одна кладёт ладонь на камни под ногами, и те темнеют. Но под ладонью другой – вспыхивают, словно оживая.
Я прошла чуть дальше и перевела взгляд на стену напротив. Битва закончилась – одна из служительниц победила. Та, под чьей рукой темнели камни.
От этой победы на стене загорелась вереница картин с девушками. Разными и в то же время похожими. Каждая стояла в Венчальном зале, на каждой был венчальный наряд. Эти образы показывали прошлых эн-нари. Бесконечное множество жертв, на чьих лицах не было ни осуждения, ни отчаяния, лишь смирение со своей участью.
«Быть эн-нари – это честь», – прозвучали у меня в голове заезженные слова. Но я смотрела на этих девушек и не чувствовала, что их участь – награда.
Стена напротив была темна. Не потому, что на ней не изображалось картин, но потому что все они были тёмными. Мужчины, бесконечное множество мужчин в погребальных одеждах, провожали своих избранных заклинательниц. И на этих лицах тоже я не видела радости. Им эта участь также не казалась наградой.
Я шла по коридору, а череда поколений эрров и эн-нари всё не заканчивалась. И чем дальше я продвигалась, тем больше понимала, что эти вереницы несчастных судеб нужно прервать. Что этот коридор не должен пополниться новыми лицами.
Дорога вильнула и изменилась, перестраиваясь. На правой стене, изображавшей эн-нари, вместо Венчального зала появилась комната, показавшаяся мне знакомой. Это была спальня, которую я видела в родительском доме. Кровать с балдахином, тяжёлые шторы с ткаными узорами, окна, выходящие в сад.
На кровати лежит женщина и прижимает к груди свёрток ткани. Смотрит на него и плачет. У этой женщины лицо моей мамы, как на том портрете в гостиной. К ней в комнату вбегает высокий мужчина, шатен, как и я. Встаёт на колени у кровати, целует сначала маму, потом свёрток. Подсовывает под него руки и пытается забрать. Мама прижимает его к груди напоследок и подталкивает к отцу. Тот уходит, оставляя её в одиночестве.
Я прошла чуть дальше по коридору. Берег. Отец передаёт свёрток мужчине в плаще. Тот забирает и свободной рукой хватает отца за запястье. Что-то загорается красным в их ладонях – заговорённые камни скрепляют уговор. Порыв ветра срывает капюшон с забравшего меня мужчины, приоткрывая лицо. Оно принадлежит Фредино – моему приёмному отцу. Значит, они всё же соврали, сказав, что подобрали меня на улице.
Этот образ погас, и вспыхнула стена напротив. В комнату, где лежала мама, вбегают люди в балахонах, стаскивают её с кровати и ставят на колени. Но она качает головой и улыбается, глядя на их тёмные фигуры.
Я шагнула вперёд. Маленькая светловолосая девочка – Брижина – стоит на пороге и смотрит, как маму уводят под руки.
Отца тоже ловят.
Ту часть коридора, где на обеих стенах и потолке растянулась площадь с эшафотом, я пробежала, зажмурив глаза. Мне не хотелось это видеть.
Когда я снова осмелилась приоткрыть веки, то оказалась у поворота. На упирающейся в него стене – снова Венчальный зал. Пустой. И только лорд Шенье, намного моложе, чем сейчас, стоит у алтарного камня в одиночестве. Задумчиво смотрит на друзу.
Я свернула – новая часть коридора была короткой и прямой, без изгибов и перестроений. Снова лорд Шенье, нынешний, сидит в кристальной нише и угрюмо смотрит вдаль, будто ждёт кого-то. И нет на его лице ни привычной самоуверенности, ни насмешливости. Я коснулась изображавшей его стены, и та погасла, сменяя образ.
Вместо лорда Шенье, появилась Брижина. Хмурая она медленно идёт по кристальному коридору и прислушивается. Шаг за шагом продвигается вперёд, а я – вслед за ней. Так, бок о бок мы дошли почти до конца коридора, и этот образ тоже погас, сменяясь новым.
Балахоны. Множество балахонов движутся по подземным коридорам и останавливаются у выходов. Даже тот, что ведёт от резиденции к храму, теперь под охраной. Служительницы оцепили выходы из подземелья. Все, кроме одного.
На кристальной стене появилось изображение тупика. Его торец треснул посередине и начал разъезжаться в стороны. Он расширялся и расширялся до тех пор, пока вдалеке не забрезжил дневной свет. На мгновение мне показалось, что из картины на меня подул солёный ветер. Возможно, этот выход, созданный у меня на глазах, действительно вёл к морю. И возможно, его действительно никто не охранял.
Позади послышался гул. Я обернулась – стены коридора начали сужаться. Похоже, я задержалась здесь слишком долго.
Пришлось ускориться. Дальше, вместо поворота, меня ждала арка, а за ней – развилка.
Опасаясь быть зажатой между стенами, я шагнула под арку и вскрикнула, когда та вспыхнула и обратилась в светло-голубую пыль. Она оседала на одежде, коже и волосах и жгла таким же огнём, которым жёг меня взывей во время лечения. Жгла и забиралась под кожу, а там обжигала ещё сильнее.
Но вместе с болью приходило иное, непривычное чувство – целостности и силы. Голова закружилась, и я, чтобы не упасть, оперлась рукой о стену. Тогда ещё более странное и новое чувство прошибло и потрясло меня. Кристалл под моей ладонью пульсировал жизнью. Безграничной огромной жизнью.
Иль-Нойер оказался не просто островом из камней и кристаллов, а гигантским живым существом. Не таким, как люди или животные, но тоже обладающим волей и душой. Скованным, уставшим от бесконечных жертв и нуждающимся в помощи.
Это осознание легло на мои плечи слишком тяжёлым грузом. Я отдёрнула руку, пытаясь заглушить голос Иль-Нойер. Но он продолжал говорить со мной не словами, но глубинным знанием сути. Мне было страшно его слушать.
Впереди стены развилки вспыхнули новыми образами. Тот коридор, что вёл налево, – показывал лишь затопленный порт с готовящимся к отплытию кораблём да темноту. Холодную, пустую темноту. Будто дальше порта ничего и не было. А тот, что вёл направо, рябил сменяющимися картинами обо мне. Но не нынешней и не прошлой, а о будущей мне на острове Иль-Нойер.
Противоречивые образы вспыхивали и гасли, и я никак не могла понять, что же на самом деле обещало мне грядущее. Раннюю смерть или позднюю смерть. Одинокую или в окружении семьи. Без лорда Шенье или рядом с ним. Множество разных исходов одного пути.
Я стояла и не знала, какой из коридоров выбрать, и никак не могла понять, что означал изображённый слева порт. Мою свободу или мой конец? Там, за этим портом, разливалась темнота. Такой ли должна быть свобода?
Неуверенно шагнув налево, я всё же остановилась. По второй стене напротив порта вытянулась чья-то погребальная процессия, сменяющаяся вереницей юных девушек в венчальных одеяниях. Уйду – и на Иль-Нойер всё будет, как прежде, а на моём пути не окажется ничего, кроме порта и пустоты за ним. Эта мысль напугала, и я сделала шаг назад.
