— Да, но это то, что тебе нужно — успокоиться, расслабиться, отдохнуть, уснуть, забыть…
С каждым словом я и правда все меньше тревожилась, а голова становилась легче и невесомее.
Мы шли все дальше и дальше, а женщина все приговаривала и приговаривала, нашептывала свои заговоры. Я лишь краем сознания улавливала, о чем она толкует.
— Все будет так, как должно — будешь жить, как жила. Ни хорошо, ни плохо. Боги знают. У тебя своя судьба, у Сокола своя, недолгая. Улетит Соколик. Будешь ждать, но не дождешься. Оно и к лучшему. Встретишь другого, а нет — и так не беда. Судьба такая или другая — никто не знает, а все же лучше, чем ведьмой. Глядишь, и не дойдет сюда война. Боги ведают. Завтра новый день. И после, и затем, и потом — все день за днем сложится. А он уж не жилец. Так зачем…
Мое замутненное сознание все же зацепилось одну ведьмину фразу, и я остановилась.
— Кто не жилец?
Калина скривилась, будто я ей соли в чай насыпала, положила мне руки на плечи, придавливая каким-то невидимым грузом.
— Не переживай, все переживешь. Богам виднее, как надо. Ты иди-иди, скоро новый день, скоро новая радость и печаль новая. Все лучше, чем вечное ничто, — ее голос зазвучал в моей голове громче, ввинчиваясь в мысли, заполняя собой все, — случится то, что должно. А что не должно — тому не бывать. Жизнь длинная, но то, что не предначертано — не случится.
Мое тело продолжило покорно идти вперед, но сознание продолжало бороться. Одна, не дающая мне успокоиться мысль билась в голове.
— Калина, — прошептала-просипела я, потому что голос отказывался мне повиноваться, будто горло сдавливала невидимая рука, — ответьте, Сокол умрет?
— Умрет — не умрет, какая разница? Не велика потеря. Тоже мне… — она явно начинала злиться и голос ее дрожал.
— Есть разница! — я снова остановилась.
— Да что ж ты за неугомонная дурища! — зашипела ведьма, обходя меня, впиваясь взглядом в мои глаза, сжимая мои плечи костлявыми пальцами так сильно, что я взвыла от боли, — почему не поддаешься? Слушай мой голос и повинуйся ему. Иди, успокойся, живи, как жила…
Я видела, как трясется от напряжения ее лицо, как кривятся от усилия губы, но наваждение уже спало — ко мне вернулась власть над моим телом и разумом, а ведьмины потуги теперь показались жалкими и смешными.
— Расскажи, что ты знаешь, — потребовала я у женщины, — почему уверена, что Сокол погибнет?
Я сама ухватила Калину, сжала пальцы посильнее, чувствуя ее костлявые плечи и то, что ведьма хочет освободиться от моего захвата, но не может. Какое-то время мы стояли в этой странной позе, будто выхваченной из танца, какие танцуют на шумных праздниках в нашей деревне. Наконец, женщина сдалась, опустила взгляд, разжала хватку.
— Что-то с тобой не так… — прокаркала она, — изменилась ты… Уверена, что Навий Царь с тобой не блудил?
— Не заговаривай мне зубы! Отвечай на вопрос! — мне показалось, что Калина старается отвлечь меня, чтоб не говорить того, что узнала, и это меня злило. Ее слова про то, что я изменилась казались пустыми — я не чувствовала в себе ничего нового, тем более, что наверняка знала, что с богом Нави до самого главного у нас так и не дошло.
Ведьма же скривилась, будто ей было физически неприятно говорить и произнесла:
— Я читала линии будущего, в каждой из них Сокол погибает.
— Что значит, «в каждой из них»?
— Ой, — Калинино лицо стало похоже кусок мятой-перемятой мешковины, — не с твоим коротким умишком в этом разбираться!
Я сжала пальцы на плечах старухи еще сильнее, буквально впиваясь ногтями ей в кожу, укрытую тонким слоем ткани, и она явно нехотя заговорила.
— Каждый поступок человека, его принятые и не принятые решения, иногда даже слова, сказанные в определенный момент, влияют на будущее — чаще всего незначительно, ибо то, что предрешено, то и случится. Разница лишь в том, какой дорогой человек придет к предначертанному. Но есть деяния, что меняют судьбу. Такое бывает редко, но все же случается.
— Ты хочешь сказать, что смерть — это судьба Сокола, которую нельзя изменить?
— Удивлена, что до тебя хотя бы это дошло.
— Что я могу сделать, чтобы он жил? — отчаяние с каждой секундой, с каждым словом старухи все сильнее затапливало мое сознание.
— Ничего, — ведьма пожала плечами, даже без тени сожаления или жалости — ей было все равно.
— Почему? Ты же сказала, что можно совершить деяние, которое меняет судьбу! Какое нужно деяние, чтобы спасти Сокола?
— Это не тот случай.
— Ты мне врешь! — я уже почти кричала, но даже не замечала этого.
— Я не могу врать, — с горечью произнесла женщина, — пока ты властвуешь надо мной — не могу.
И я поняла, что это правда. И поняла, что действительно каким-то образом сейчас управляю ведьмой, хоть и не осознаю, как и почему.
— Почему же ты раньше, этого не сказала? Зачем отправила меня в Навь? Зачем все это было нужно, если смерть Сокола уже предначертана?
— Она не была предначертана. Судьба изменилась несколько часов назад, уже после того, как ты ушла от меня со свечой. Случилось нечто, что изменило линии будущего, сплело их по-другому.
— Но что?
— Я не знаю и знать не хочу, — прохрипела ведьма, ее глаза начали закатываться, и я поняла, что если не удержу ее, то она просто рухнет на землю. Насколько могла осторожно, я уложила ее на траву, и сама села рядом, чувствуя, как неподъемная усталость наваливается на плечи. Но я не могла просто оставить все, как есть
— Если линии будущего изменились один раз, значит, их можно изменить снова!
— Не значит, — глухо буркнула ведьма, скрючившись на траве и тяжело дыша.
— Научи меня, как изменить все!
— Дурища ты стоеросовая! — со злостью просипела Калина, — не в твоей власти менять судьбу, и даже не в моей. А если б и было это тебе подвластно, ты никогда не узнаешь, как это сделать. Слишком тонки линии судеб, слишком запутанны их плетения. Не нам распутать эти клубки. Одним богам ведомо.
— Все равно я придумаю, как спасти Сокола.
— Кхе, — прыснула ведьма, — да, выкради его из казармы и спрячь себе под юбку! Глядишь, и не найдет его там смерть, — не смотря на свою явную слабость женщина расхохоталась.
— Именно так и поступлю! — вскипела я, потому что не выносила, когда надо мной насмехаются, и тут же вскочила на ноги, — прямо сейчас и отправлюсь.
Я, стараясь не потерять ни минуты, быстрым шагом припустила в сторону деревни.
— Полоумная! — раздалось мне вслед, но я уже не слушала, потому что изнутри меня распирало знание того, что я должна сделать и сделаю непременно, — впрочем, мне даже интересно, что же у тебя получится, кхе.
Глава 17
Во мне проснулась кипучая жажда деятельности, поэтому времени на мысли и раздумья не оставалось. Тропинка сама ложилась под ноги, и спустя десяток минут я уже лезла через невысокий забор дядьки Малахита, чтобы увести из его сарая лошадь.
Кобыла Звездочка была тихим и спокойным животным, которое к тому же и хорошо меня знало, так как я достаточно часто приходила ее кормить, вычесывать и просто выгуливать. К моей огромной радости даже среди ночи лошадь не выказала ни недовольства, ни испуга, а покорно вышла из стойла. Все складывалось удачно — не придется топать до города пешком, а о моральной стороне вопроса я предпочла не задумываться.
Также я стащила у Лиски удобные кожаные сапожки взамен своих тряпичных, ведь не известно, сколько нам с Соколом предстоит пройти, скрываясь от погони, которая, я в этом не сомневалась, обязательно будет, а значит, лучше это делать в удобной обуви, а не старых обносках. На мгновение я почувствовала укол совести, но быстро заглушила ее обещанием, что не только верну сапоги при первой возможности, но и сделаю девушке какой-нибудь подарок.
И вообще — цель оправдывает средства. Я же все-таки жениха спасать иду, а не в соседнюю деревню на танцы собралась!
Тяжелее всего было зайти в собственный дом, где разметав волосы по подушке и нахмурив брови так, что между ними залегла морщинка, спала мама. Стараясь не смотреть в ее сторону, я практически наощупь собрала вещи, которые посчитала необходимыми: теплую тонкую шаль на случай прохладных вечеров, кремень и кресало, смену белья, ложку и мыло, а еще пару медных монет — ровно половину из всех денежных средств, что были у нас с мамой. Что еще брать я не знала, так как никогда еще не покидала деревню надолго, да и набирать кучу вещей не хотела. Вспомнила только, что охотники часто берут с собой веревку, чтобы связывать добычу, но, как правило, она пригождается еще в десятке разных случаев, поэтому кинула в к себе в торбу и ее.