Тот восседал у дальней стены большой круглой залы за огромным деревянным столом.
— Говори, сын мой, — кивнул Лэрг Ор-Тунтури.
— Орисса ор-Тьюндер явилась в сопровождении своих друзей, чтобы передать нам весть о славной гибели сына клана, Туна ор-Тунтури, — отчитался орчонок, не вставая с колена.
— Печальную весть принесла ты нам, орисса! — вождь клана тяжело поднялся из-за стола, и я обнаружила, что он на голову выше трибуна, не говоря уж обо мне и маг-артах. — Расскажи, как погиб наш сын?
— Подойди, положи к ногам вождя вещи и булаву центуриона, преклони колено и говори, — шепотом подсказал мне трибун, заметив, что я растерянно хлопаю глазами. И даже слегка подтолкнул меня между лопаток, чтобы помочь сдвинуться с места.
Точнее, это магварру показалось, что подтолкнул он меня слегка. На деле же я покачнулась, сделала четыре шага вперед и рухнула. Как и было велено — на одно колено. Булаву уронила к ногам вождя. Походную ташку возложила уже ровным движением.
На мою склоненную голову легла тяжелая когтистая длань. Надо мной прозвучал рокочущий низкий бас:
— Я жду твоих слов, Барр-бр-ра!
Собравшись с духом, я торопливо заговорила, озвучивая речь, подсказанную мне первым помощником погибшего центуриона, орисом ор-Сквири:
— Сын клана ор-Тунтури, центурион Тун, славно сражался на поле боя, мудро командовал своими воинами и лично уничтожил более пяти десятков хунгров! После победы над супостатами Тун принял на себя командование обозом, который вез раненых воинов в военный госпиталь в Эрпорте…
Как только я заговорила, Лэрг ор-Тунтури приподнял мой подбородок одним пальцем, и излагала я все, что полагалось, глядя в его глаза, похожие на прорези бойниц в крепостных стенах.
На каждую мою фразу Лэрг кивал, не меняя выражения своего лица, будто высеченного из камня.
— Мне выпала огромная честь вернуть клану ор-Тунтури оружие центуриона, его вещи и положенное вознаграждение, — закончила, наконец, я свою речь.
— Какой награды желаешь ты, орисса ор-Тьюндер, за то, что принесла нам последнюю весть о нашем сыне? — еще выше поднимая мой подбородок, торжественно вопросил Лэрг ор-Тунтури.
Ух ты! Говорят, в моем мире жил в давние времена народ, у которого было принято казнить гонцов, приносивших дурные вести. А тут награду предлагают! Надо же!
— Мне ничего не нужно, почтенный орис! Я выполнила почетный долг, и это для меня — лучшая награда! — нашлась я с ответом.
Лицо вождя дрогнуло. Он оскалил клыки, и я было подумала, что меня сейчас покусают, но оказалось, что это была улыбка.
— Правильный ответ, наемница! Дети Ора не любят корыстных и жадных. Я сам определю тебе награду! Но о ней ты узнаешь позднее.
* * *
Лэрг ор-Тунтури отправил нас отдыхать с дороги: меня и Шейму — в левое, женское крыло крепости, трибуна, маг-арта Чайма и Раффа — в мужское.
— Прощальная церемония состоится на закате, — сообщил он напоследок. — Мы обязаны сообщить Ору, Духу Великой Степи, что один из его сыновей покинул этот мир и ищет свой путь в Вечноцветущую Степь. Будь готова, Барбра. Ты примешь участие в обряде.
А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее! Что за обряд? Как он проходит? В чем будет заключаться моя роль?
Я бросила умоляющий взгляд на Алаира Виатора. Он бессильно пожал плечами в ответ. Похоже, об орочьих обрядах он знал немногим больше, чем я.
В полуподвальном этаже левого крыла обнаружилась общая баня, напоминающая римские термы. На пороге бани меня встретила немолодая орчиха, своими размерами мало чем уступающая главе клана. Она представилась ориссой Хавихантой.
— Можешь звать меня просто тетушка Хави, — предложила она. — Я — главная банщица. Помогу тебе помыться, растереться песком с маслом и расслабиться.
— Благодарю. Может быть, я сама как-нибудь? — невольно попятилась я.
— Хочешь обидеть меня отказом? — уперла в бока огромные когтистые кулаки банщица тетушка Хави.
— Нет-нет, ни в коем случае! — затрясла я головой, про себя гадая, что опаснее: обидеть гигантшу или попасть в ее лапищи.
— Тогда пошли! — мне не оставили выбора, и я смирилась со своей участью.
Вначале Хави отправила меня отмокать и греться в небольшом бассейне с горячей водой, от которой попахивало тухлятиной.
— Ты нос-то не вороти, наемница! Это целебная вода, от нее и насекомые, которые любят заводиться в волосах и на шкуре, гибнут, и суставы крепнут.
Я уж хотела было блеснуть познаниями про серные ванны, но вовремя прикусила язык. А потом, немного придя в себя, сообразила: банщица-то — орисса немолодая! Не может быть, чтобы ни одной прощальной церемонии не видела и не знала, как они проводятся. В лоб, разумеется, спрашивать я не рискнула: нельзя мне выдавать свою неосведомленность.
Пришлось зайти издалека:
— А скажи, почтенная Хави, успеем ли мы до прощального обряда с банными делами закончить?
— Разумеется, милая! — закивала орчиха, затрясла рыжевато-седыми косицами, собранными в пучок.
— Для вас, тетушка, этот обряд далеко не первый, наверное, — закинула я наживку.
Банщица ее с удовольствием заглотила.
— Ох, милая, все-то и не упомню. Но вот как брата моего, тоже наемника и центуриона, провожали — в памяти отложилось.
— Понимаю, для вас она особенная была… — поддержала я беседу.
Тетушка Хави, вдохновленная моим интересом, пустилась в воспоминания. Не забывая, впрочем, делать свое дело: полоскать меня то в одном бассейне, то в другом, смазывать маслом, обсыпать песком и соскребать специальным костяным скребком смесь песка и масла с моей зеленой шкуры, которая оказалась довольно толстой и не слишком чувствительной.
Через пару часов, разомлевшая и обессиленная, я пыталась отскрести свою неожиданно посветлевшую и уже не такую зеленую тушу от мраморной скамьи, устланной несколькими рядами какого-то полотна.
На моих аккуратно подпиленных когтях красовался серебристый лак. Волосы, которые тетушка Хави слега подровняла, лежали короткими пышными локонами и отливали чистой медью.
В моей голове смешались сведения, вываленные банщицей, а в глазах стоял туман. Зато теперь я точно знала: во время обряда прощания я не проколюсь и сделаю все как следует.
— Смотрю, деточка, ты совсем осоловела. Давай-ка провожу тебя до спальни, — Хави обхватила меня за талию и повела, почти понесла вверх по ступеням.
— Благодарю, орисса Хавиханта, — попрощалась я с ней, когда тетушка сгрузила меня на просторное ложе в одной из гостевых спален. — Я — ваша должница.
— Ты мне не кланяйся, милая. Какие могут быть счеты между родственниками? — пожала плечами гигантша и выплыла из комнаты раньше, чем я успела осознать ее последние слова и удивиться им.
Почему эта орчиха назвала меня родственницей? Может, клан ор-Тьюндеров состоит в близком родстве с кланом ор-Тунтури?
Я ломала голову над этим вопросом, пока не задремала.
Разбудили меня незадолго до церемонии. Предложили легкий перекус, помогли облачиться в традиционный для орчих бронелифчик и кожаную юбку.
— Поспешим, орисса. Скоро солнце коснется краем земли, и в этот миг мы должны ударить в барабаны! — поторопила меня одна из молодых орчих.
Мы спустились во двор крепости. Он был просторным — размером никак не меньше футбольного поля.
По его краям стояли огромные, высотой мне до пупка, барабаны, на которых была натянута воловья кожа. Подле каждой их этих громадин стояло по два барабана поменьше.
— Вот, орисса ор-Тьюндер, держи рут, — провожатая подала мне палку, которой, видимо, следовало стучать по барабанам. — Как только увидишь, что наш вождь поднял и опустил руку — начинай выбивать ритм.
— Сделаю, — кивнула я.
Молодая орчиха отошла, а я пару раз шлепнула ладонью по мембранам, чтобы понять, с какой силой по ним бить палкой. В роли ударника я себя ни разу не пробовала, но один из моих сокурсников дал мне как-то по дружбе пару уроков, так что в своих силах я была уверена. Главное — поймать ритмический рисунок!
