***
Айени припарковал автомобиль на подземной парковке. Я вылезла из машины и пошла к лифту. Айени подошел следом, неся в руке пакет с продуктами.
– Собрался ужин готовить? – спросила я.
– А почему бы и нет?
Действительно. Почему бы и нет?
Мы поднялись на этаж и вошли в квартиру. Здесь многое изменилось. Айени сделал ремонт и заменил темные тона, к которым у Дерека была какая-то особенная страсть, на светлые. Светлые полы, светлые стены, много дерева и совсем мало пластика. Кухня и гостиная все так же были объединены, а на теплом полу появился ковер.
– Ты проходи. Можешь осмотреться. Моя спальня в бывшей гостевой, а комнату Дерека я переделал в рабочий кабинет.
– Ясно, – я сняла куртку и бросила ее на пол в холле.
Айени любезно ее поднял и повесил в шкаф. Я не собиралась расхаживать по этой квартире и смотреть, что Айени в ней переделал. Само пребывание здесь навевало на меня невеселые воспоминания о времени, когда Дерек был еще жив. Я помыла руки в ванной и вернулась на кухню. Айени закатал рукава своей дорогой рубашки и надел передник. Кажется, он действительно собирался готовить ужин.
– Ты хотела выпить вина?
– Нет, спасибо, – я присела на высокий стул у барной стойки.
Айени достал бокал из шкафчика, потом бутылку вина из винобара и налил себе красного. Покрутил бокал в руке, поднес к носу, оценил аромат, и выпил махом все за раз.
– Ты за рулем, – напомнила я.
– Кто не пьет – тот машину ведет, – ответил он и налил себе еще.
Я продолжала молча за ним наблюдать. Достал маринованные стейки из упаковки. Налил масло в сковородку. Включил плиту.
– Может, помочь хочешь? – он ждал, когда разогреется масло в сковородке.
– Не хочу, – я уткнулась подбородком в сложенные на столешнице руки.
Я наблюдала за тем, как он жарит мясо. Как моет овощи и нарезает салат. Как солит, перчит и добавляет в салат сухие травы. Как размышляет над чем-то перед открытой дверью набитого продуктами холодильника.
– Ты здесь живешь, – сделала вывод я.
– Думаешь? – он достал картофель и морковь.
– Уверена в этом.
Айени бросил овощи в раковину и начал их мыть.
– Ты продал ваш с Роуз дом?
– Нет.
– Ты там бываешь?
– Нечасто, – начал чистить овощи. – Ты острое любишь?
– В меру.
– Тогда без халапеньо сделаю.
Я продолжила за ним наблюдать. Он снял с огня мясо и достал другую сковородку.
– Одьен точно сюда приедет? – наконец, спросила я.
– Да, – Айени начал нарезать очищенные овощи.
– Ты пожарил два стейка, а не три, – я встала и направилась в холл.
Открыла шкаф, забрала куртку, схватила сумку и попыталась открыть входную дверь. Электронный замок был заблокирован.
– Айени, открой дверь!
Он как будто и не слышал меня.
– Открой дверь! – я влетела на кухню. – Немедленно!
– Мэйю, – он повернулся ко мне, – ты никуда отсюда не уйдешь. По крайней мере, сейчас точно. Так что успокойся. Оставь свою куртку в покое и разуйся – ковер на полу до хрена стоил.
Я демонстративно бросила вещи на пол и, не разуваясь, снова присела на высокий стул.
– Предлагаю сначала поесть, – Айени помешивал лопаткой овощи на сковородке.
– Что конкретно сейчас здесь происходит? – мой голос был похож на рык львицы, предупреждающей врага о нападении: в данном случае, козла.
– Ты знала, что за тобой следили? – спросил он.
– Когда?
– Два месяца назад. Мы нашли файлы с твоими фотографиями, твоим графиком рабочего дня, схемой больницы, из которой ты уволилась три недели назад. Что с тобой произошло?
– Перегорела, – ответила я.
– Мы нашли эти файлы на инфоблоке пациента, который полтора месяца назад упал с крыши своего дома и на прошлой неделе умер в нашей больнице. Этот молодой человек работал вместе с Поуком и раскурочивал дело о черной Жатве. Его убил Денни – высокий симпатяга.
– Как звали убитого парня?
– Питер Донохью.
– Я такого не знаю.
– Зато он тебя знал, Мэйю, – Айени обернулся ко мне.
– Зачем ему за мной следить?
– Мы думаем, что с ним работал кто-то еще. И этот кто-то следил за тобой. Возможно, и сейчас следит. Во что ты влезла, Мэйю? Во что вляпалась?
– Ты меня в чем-то подозреваешь?! – не поняла я.
– На твоей оболочке слишком много рубцов. Даже для палача.
Я сжала губы в прямую линию и не стала отвечать.
– Какого это – родиться палачом в семье послушников? – Айени перевернул мясо на сковородке. – Они ведь до сих пор тебя боятся. Или боятся за себя, потому что, если кто-то узнает, что во время Восстания они укрыли палача, по голове их не погладят. Да, времена изменились. Райоты и палачи заработали амнистии. Но ты врач, а это до сих пор запретное поле деятельности для палачей.
Я потянулась за бутылкой с вином. Налила себе в бокал Айени и выпила. Легче не стало.
– И давно ты знаешь? – спросила я.
– Ты спасла ребенка и убила водителя, – произнес он. – Я бы мог тебя остановить… Но не стал. Я соучастник, Мэйю. И срока давности у этого преступления нет, потому что это было убийство. Я никому не рассказал о том, что видел. И никогда этого не расскажу. Питер Донохью был высшим палачом, который работал с кем-то, кто следил за тобой.
– Он упал полтора месяца назад? – спросила я.
– Да.
– Четыре недели назад на меня напали. Но нападавший был не высшим палачом, а низшим. Он сработал через портал. Пробил мне грудь мечом. Я пошла за ним в четвертое. Лица не видела, но голос запомнила. «Твоя клятва Возмездия, сука», – вот что он мне сказал перед тем, как смыться. Я потеряла слишком много Потока и рухнула в первое измерение. И упала в первом, выдрав зажим из питающего опухоль сосуда в теле семилетнего ребенка. Ребенок умер от кровотечения, которое не смогли остановить. А я выжила за его счет. Очнулась в реанимации. Мне сказали, что у меня остановилось сердце. Провалялась в больнице неделю и выписалась. И дала себе слово, что больше никогда не подойду к операционному столу. Если бы я не была палачом, он бы не пришел за мной, и ребенок остался бы жив, – я налила себе еще вина и выпила.
Айени достал тарелки и поставил их на стол. Положил мясо, жареные овощи, пододвинул миску с салатом поближе ко мне.
– Есть хлеб, если хочешь, – достал приборы и передал мне. – Хочешь?
– Нет, – я начала есть.
Вкуса еды не чувствовала. Запихала в себя все, что было в тарелке, и положила салат. Съела и его. И ничего не почувствовала. Ни насыщения, ни удовлетворения от того, что мой секрет теперь знают люди, которых, как оказывается, не знаю я.
Айени достал еще один бокал и разлил на двоих остатки вина. Я выпила. Но не залпом, нет. Я пила медленно, маленькими глотками, растягивая пытку, потому как знала: как только доем, мне придется с боем отсюда свалить. Опустошила бокал и поставила перед собой.
– Дерек был не только твоим любовником, – произнес Айени, вращая вино в бокале. – Ты вступила с ним в союз и принесла клятву Возмездия. Поскольку во время Восстания тебе было всего восемнадцать лет, твое имя не успели официально огласить. И ты осталась в тени. Осталась послушницей. Мы знаем, что Дерек погиб, спасая жизнь тебе – девушке, которую любил. Предположу, что мои родители знали, почему он завещал тебе деньги на обучение. И почему они не стали судиться с тобой из-за этих немалых сумм. Дерек подарил тебе свободу выбирать будущее, и мои родители не стали эту свободу отнимать.
– Роуз знала о моем союзе с Дереком? – спросила я.
– Нет. Мы с Роуз никогда о тебе не говорили. И, порой, именно это казалось мне самым большим камнем преткновения в наших с ней отношениях.
– Я не помню, как убила ее, – произнесла я и взглянула на него. – Я не помню, как их убила…
– Тебя привезла скорая в приемное нашей больницы. Ты двумя ногами была на том свете. Ты была настолько слаба, что даже не могла очнуться во втором измерении, чтобы забрать у меня Поток. Я отдал тебе практически все. И отдал бы все, поверь, но Одьен поставил вокруг тебя щит и вырубил меня транквилизатором в первом измерении. Он спас тебя не как хранитель, а как врач. Я не знаю, забрала ты что-то у Роуз или нет. Я только знаю, что ты бы ее не спасла. Травмы, которые она получила, с жизнью были несовместимы. И даже отдай ты ей свой Исток, вряд ли бы вернула ее с того света. Я тот день пережил. Пережил тот год. А ты все еще там, Мэйю, в той машине. И я не знаю, как тебя оттуда вытащить.
