В центре развели несколько разных костров. Участвующим в состязаниях нужно было сначала пробежать через самый слабый костер, затем – перепрыгнуть через костер побольше и, если все удастся, пройти по перекладине через самый большой костер. Тот, кто не пройдет эту огненную полосу, выбывает, а тот, кто справится, отходит в сторонку, чтобы подождать, когда все заявленные участники испытают себя. Это полоса препятствий из костров называется «кругом»; как только участники пройдут первый круг и отсеются проигравшие, состязание продолжится. Далее следует третий круг, четвертый… Состязания кончаются, когда остается один – победитель (наверняка весь обожженный). Для местных эта опасная игра не просто способ повеселиться и получить адреналин, но и имеет сакральное значение: считается, что огонь очищает и делает мужчин достойными ритуала. В конце состязаний мэза – в данном случае мэзы – должны уединиться с победителями, чтобы «наградить» их.
Чтобы обезопасить сие мероприятие, во дворе расставили множество ведер с водой, землей, песком, а также приготовили тяжелые, смоченные водой покрывала, а гуи предусмотрительно напоили какой-то сонной бурдой, чтобы они не боялись суматохи и костров и спокойно спали.
Желающие поучаствовать толпились около Драгана, а тот определял очередность. Участников набралось много-много, а зрителей немерено, они набились в крепость, ставшую похожей на муравейник. По этому случаю было велено наготовить простых угощений, «вин» (не берусь расшифровать, что под винами подразумевают местные), для детей напекли пирогов со сладкими начинками.
Костры, ночь, многолюдье, всеобщая возбужденность действовали на меня странным образом. Я вышла из комнаты, чтобы только поддержать Флану, да, может, взглянуть на мэз, но все остальное меня не интересовало… пока я не почувствовала общую «горячую» атмосферу. Что-то во всем этом было магнетическое, завораживающее…
Флана уже ждала своей очереди в толпе участников (кто бы сомневался, что в основном это будут молодые стройные мужики!), а я тихонько наблюдала за происходящим из-за балки, которая поддерживала одну из стен крепости снаружи. Я могла бы пойти к Вандерии, встать рядом с ней и мэзами, и это было бы в сто раз разумнее и безопаснее, чем оставаться внизу, среди мужчин, но тогда бы я оказалась далековато от Фланы, и не смогла бы в случае чего первой ее поздравить. К тому же там были мэзы, а мне не хотелось с ними любезничать.
— Ты-то, ты-то чего пришла? — услышала я ворчливый голос Тредена. — И почему одна? Спятила, что ли?
— Флану поддержать пришла, — ответила я, повернувшись к другу. Хорошо, что он нашел меня, так я не буду слишком рисковать, толкаясь среди в прямом смысле слове разгоряченных мужиков.
— Ха! Из окна бы посмотрела, — буркнул он, протискиваясь ко мне и заслоняя своим крепким коренастым телом (люблю Тредена!).
— Мое окно не выходит во двор.
— Нечего тебе делать здесь.
— Сама решу!
— Все-то вы сами решаете, решатели!
— Мы?
— Ирина! — услышала я еще один знакомый голос, и, разглядев Кетнея, расплылась в улыбке. Еще одно дружественное лицо! Еще один безопасный мужчина! Теперь-то мне точно нечего опасаться, что пристанут…
— Какая ночь, чувствуете? У меня мурашки по телу, — проговорил Кетней, и руками провел по телу; я машинально отметила, что мужчины традиционной ориентации так себя руками не трогают. Или особенная плавность и грация движений парня просто еще одно выражение его тонкой душевной организации и художественного вкуса?
Опершись рукой о балку с другой стороны, он поглядел на мое стеклышко и вздохнул:
— Жаль, очки еще не готовы. Через них вам удобнее было бы смотреть.
— Мне и через стекло хорошо. Ты не будешь участвовать?
Кетней рассмеялся; при этом он стал так хорош, что я пожалела, что нет под рукой фотоаппарата, чтобы запечатлеть эту прелесть. Отсмеявшись, юноша ответил:
— Я слабый и неуклюжий, огня боюсь, мне лучше и не пытаться. А ты, Треден, почему в стороне?
— Ха! Еще чего! Не хватало еще мне, старику, люд тешить! Вот как решу убиться, так поучаствую.
— Ты не старик! — одновременно с Кетнеем возмутились мы, но бородач остался непреклонен:
— Старик, старик. Скриплю весь, спина отваливается, голова седая. Да и не пустят меня, очередь-то какая…
— Это правда, очередность строгая, — кивнул Кетней. — Первыми себя всадники показывают и воины, затем все остальные. Вот как спустятся всадники, так все и начнется.
— Но Флана уже в очереди.
— Флана женщина, она состязается просто так. А мужчины-всадники имеют право попросить удачи у мэз. Воины раньше тоже имели на это право, но не сейчас. Вон они, — указал наверх юноша.
Я навела стеклышко на мэз и увидела всадников; они по очереди подходили к мэзам (за исключением Вандерии), склонялись перед ними, поднимали край их длинных штор… то есть одежд, целовали его и уходили. В их числе были и те трое, что доставили мэз.
Разглядев в одном из всадников Зена, я почувствовала себя так, словно кипятка глотнула: меня обожгло. Я знала, что он будет участвовать, и Треден об этом говорил, и все к тому шло, но меня почему-то это задело. Зен ведь, как бы… мой. Он только меня защищал, только за меня дрался, а тут… Я качнула головой, удивляясь своим мыслям. Глупость какая! Мы чужие люди, к тому же ему нужна женщина. Пусть делает, что хочет. У него карьера прет, грех не воспользоваться…
Заметив, что я смотрю на Зена, Треден забубнил:
— Говорил ему: не лезь, а он знай свое... Весь уже в шрамах: резаный, ломаный, кусаный, проткнутый... теперь и обожженный будет.
— Кто? — поинтересовался Кетней.
— Да есть один, — процедила я. — Который стремится умереть пораньше.
— А-а, ваш друг? Как он выглядит? Я его не видел ни разу.
— Тот, что в безрукавке, — ответил Треден.
Юноша посмотрел на Зена, наверняка заинтересовавшись историей его шрамов. А я, сделав волевое усилие, стала смотреть на томившуюся в ожидании Флану. Вот она тоже куда лезет, а? Огонь это ведь не шуточки. Но отговаривать ее было бесполезно, очень уже девчонке хотелось поучаствовать.
Всадники дошли до Драгана, встали в порядке старшинства, точнее, главенства, и шоу началось – без объявлений, музыкальных вставок и прочих спецэффектов. Рыжий всадник, первый в крепости после Вазрага, смело шагнул в костер. Толпа ахнула… Рыжий с ревом прошел через костер, и, игнорируя язычки пламени на рукавах и штанах, разогнался для прыжка через следующий костер… Прыжок не удался: одежда на рыжем вспыхнула и отвлекла. Заорав, он отскочил в сторону, где его тут же окатили водой из ведра.
Толпа загудела, и вступил на огненную полосу следующий. Он провалился уже на первом этапе: слишком медленно и осторожно пошел через первый костер и потому быстро загорелся. Его тоже быстро потушили. Третий участник, как и первый, прошел первый костер и готовился к прыжку, но его подвела собственная борода, которая загорелась. Пошел четвертый. Он быстро прошел через первый костер, сумел перепрыгнуть через второй, и, когда перекладину отодвинули так, чтобы она оказалась прямо над самым высоким костром, влез на нее.
Шаг, другой… языки пламени жадно тянулись к телу смельчака, но он шел быстро и словно не замечал их. Я, замерев, смотрела на него через стеклышко, и гадала, как можно вообще решиться пройти над самим огнем. Безумцы, все безумцы…
— Не бойся, — шепнул мне на ухо Кетней. — Это Пеша, его огонь не кусает.
Этот Пеша и впрямь закончил круг, не обжегшись, или же обжегшись и не показав вида. Толпа поддержала его криками; улыбаясь, он встал по левую руку от Драгана. Пятый участник выбыл на первом костре, так и не сумел пересилить себя и пойти через огонь.
Следующим был Зен.
Я решительно опустила стеклышко и отвернулась. Плевать, что подумают обо мне, плевать, что скажет Треден… Я просто не хочу и не могу на это смотреть. Треден, следуя моему примеру, тоже отвернулся; мы стали смотреть друг на друга.
