Нельзя привязываться ни к мужчинам, ни к детям. Особенно к детям… Девочек растят в Свее Ноглане матроны с огромным опытом, а мальчиков – мужчины, причем зачастую они понятия не имеют, кто отец ребенка. Это считается не просто нормальным, это считается правильным. Вандерия делала упор на то, что если мужчина точно знает, кто его дети, и растит их, то он преисполняется гордости и высокомерия, а это вредит порядку.
Детей распределяют по особой системе, чтобы население смешивалось, и было разношерстным. Некоторые мэзы всю жизнь живут в одном месте, другие – всегда в разлетах. Так пытаются минимизировать риски кровосмешения, и в этом Ниэрад очень похож на Мэзаву.
Мэзы живут, подчиняясь определенному циклу, который напрямую зависит от состояния их репродуктивной системы. Нужно родить как можно больше детей, но при этом сохранить здоровье и привлекательность. Я спросила у Вандерии, а сколько детей за жизнь рожает одна мэза, и, услышав страшную цифру «двадцать» чуть не заработала инфаркт. Причем эта цифра не предел, а лишь некое среднее значение… Двадцать родов! Двадцать лет беременности!
Когда я сказала, что это нереально, Вандерия засмеялась и, загадочно на меня поглядев, ответила, что если мэза чувствует, что силы ее иссякли, или не может оправиться от родов, то ее отправляют восстановить тело и душу в Свею Ноглану, где ее принимает сама Великая матерь. После этого, как правило, душевное равновесие и здоровье возвращаются мэзе. Я усмехнулась, услышав это, и комендантша, эта любительница розового, еще раз намекнула на то, что если я стану мэзой, то она устроит мне встречу с Великой матерью и та вернет мне хорошее зрение. Я тогда значения ее словам не придала, но, может, и правда есть у них, матерей, какой-то секрет?
Да и сам ритуал для меня тайна, покрытая мраком. Вандерия так и не рассказала, как именно он проводится. Она говорила, что расскажет обо всем потом, когда дойдет до дела, а раз я отказалась стать мэзой, то и не узнаю, как оно все делается. Хотя чисто физически я итак отлично знаю, как это делается… даже могу им сама рассказать про процесс оплодотворения и нарисовать сперматозоиды, яйцеклетки, эмбрионы для наглядности…
Несмотря на приоткрытое окно, мне стало душно, и я снова начала ослаблять шнуровку. Млад встал на задние лапы и выглянул в окно, затем опустился и подошел к двери: выпусти!
— Извини, дружище, — мрачно проговорила я. — Сегодня не подходящий день для прогулок.
Волк издал звук, похожий на фырканье и скулеж одновременно.
Я повторила этот звук, причем получилось у меня так хорошо, что Млад изумленно на меня посмотрел «Ты чего, самка человека?».
— Вот-вот, — сказала я. — Я тоже ничего не понимаю. Одни несостыковки.
Отвернувшись от волка, я продолжила думать и ходить.
Для популяции полезно, если мэза будет постоянно менять мужчин, а мне Вандерия предлагала спать только с Зеном, да и Флана говорила, что около года терпела Вазрага. Разве это не нарушение устоев Мэзавы, если одна женщина долго спит с одним мужчиной? Или Вандерия сама решает, кому и с кем спать в Утхаде? Сына-то своего, Вазрага, она оставила при себе и сделала все, чтобы он занимал лучшее возможное для мужчины положение и первым ритуалился с мэзами. Налицо нарушение порядка, но все молчат. Почему?
Хотя, наверное, это не совсем нарушение… В Утхаде принято устраивать состязания, в которых могут принять участие все желающие; так мужчины тешат себя надеждой, что могут впечатлить мэзу, а сами мэзы выбирают фаворитов. Тот, кто покажет себя лучшим в соревновании, получает право первым на ритуал. Если верить Флане, именно поэтому долгое время Вазраг первым ритуалился с мэзами: он всегда побеждал. Но в этот раз он в пролете, и шанс на первый ритуал получат другие. Поэтому все так воодушевлены? Целых две мэзы, нет Вазрага, обычно снимавшего сливки…
За дверью послышался шум, затем в дверь стукнули.
— Ирина! Ты здесь?
Услышав сбившийся голосок Фланы, я отперла дверь; Млад при этом, зверюга наглая, выскользнул наружу. В другой раз я бы запаниковала и немедленно бросилась за ним, но не сегодня, не сейчас. Устало привалившись к стене, я посмотрела на запыхавшуюся всадницу, ввалившуюся внутрь. Куртку она скинул на пол; ей тоже было жарко.
— Ты чего волка отпустила?
— Пусть.
— А почему во двор не спустилась?
— Голова страшно болит, — ответила я и приложила ладонь ко лбу. Я почти не слукавила: голова моя действительно разболелась от миллиона вопросов, старых и новых.
— А-а-а, — кивнула девчонка, и подошла к столу. Взяв кувшин с водой, она принялась жадно пить. Напившись и утерев губы, Флана сказала мне: — Ух, пот ручьем! Изжарилася вся! Солнце пышет! А мэзы красотки, прям статуэтки. Так затейливо у них глаза подведены, всякие там узоры, краска… Меня сколько ни учили, все бесполезно, мазюкаться не научилась, и платья носить такие. К вечеру мэзы еще лучше нарядятся, набелятся, начешутся, чтоб издалека видно было на первом состязании, огненном. Я это больше всего люблю. Красотища! Правда, один у нас в том году обжегся сильно…
— Вау, — вяло ответила я. — Из окна посмотрю.
— Из окна?! — возмутилась Флана и так бахнула горшком о стол, что он, горшок, треснул. — Как это из окна?
— Голова болит. Боюсь, хуже станет к вечеру.
— Да пусть хоть отвалится она у тебя, ты должна быть! Весь Утхад соберется и гулять будет, а ты хочешь одна здесь отсидеться?
— Ага.
— Я тебя силком выволоку, — пообещала Флана. — Но сначала сама вздремну, чтобы ночью не зевать и ничего не пропустить. Я ж это… я сама хочу того, поучаствовать.
— Ты?
— А что? Я ничем не хуже мужиков умею прыгать и бегать. Думаю, не обожгусь!
Я вздохнула. Раз Флана будет участвовать, то я просто обязана буду спуститься и поддержать ее. Я пошла к двери, чтобы закрыть ее, и прямо мне в колени ткнулась лобастая голова Млада. Чуть не сбив меня, волк прошел к своей лежанке и улегся на нее.
— Что, испугался шумихи? — насмешливо спросила я.
Млад закрыл глаза, избегая выяснения отношений.
Хитрая волчина!
Глава 13
Если население двенадцатого ов-вена Ниэрада выглядит как наше европейское, то мэзавцы, определенно, азиаты. Люди здесь в основном черноволосые, не такие рослые, как в империи, с характерными скулами, кожей и разрезом глаз. Помеси, конечно, много, приграничье ведь, но если присмотреться, то общее можно выделить. Прибывшие мэзы подтвердили мои догадки, потому что оказались представительницами азиатского типа.
Обе молодые, но одна помладше, что-то около двадцати лет, а другая постарше, между двадцатью пятью и тридцатью пятью годами. Та, что постарше, была получше: красивые полные губы, тонкие черты лица, искусно наложенный макияж, но та, что младше, так и дышала свежестью юности и была лишь немного подкрашена.
«Умно, — подумала я. — Будь рядом две юные девчонки или две взрослые женщины, они бы конкурировали, а так они только подчеркивают привлекательность друг друга: яркий цветок и нежный бутончик».
Обе мэзы облачились в оранжево-красные тяжелые платья под цвет пламени, скрывающие фигуру. Рассмотреть под такими «шторами» изгибы тела невозможно, а волосы, важный атрибут женской красоты, тщательно спрятаны под платками, на которых чьи-то волшебные руки вышили сложнейшие узоры из золотой нити. Но несмотря на все эти ухищрения – одежду, платки, золото, макияж – мэзы сильно уступали той же Флане в привлекательности. У Фланы тело царицы-воительницы, изумительные глаза редкого цвета, восхитительная геометрия лица, потрясающая линия губ, а эти мэзочки просто смазливы. Не разглядела я в них ничего эдакого, никакой особой ауры.
Им вынесли стулья в один из открытых переходов крепости, откуда они могли с самой удобной точки наблюдать за тем, что происходит во дворе. А во дворе такое творилось…
