Талия отвечала спокойно, с достоинством. Я пожалел, что не учил французский, поскольку не понимал ни слова. Впрочем, наверное, и во французском я бы усвоил лишь ругательства, как в испанском.
Мне показалось, что их разговор длился несколько часов. Люди за нами начали нервничать. К счастью, служащая вернула Талии паспорт, и мы пошли в зал отлетающих.
— Чего она тебя так долго мучила?
— Заметила, что паспорт совсем новый. Там только один штамп, когда мы переезжали из Бельгии во Францию. Она меня спросила, в первый ли раз я выезжаю за пределы Европы.
— И что ты ответила?
— Правду. Да, это в первый раз. Еще я сказала, что проспала триста лет и никогда не летала на самолете. Ну и конечно, сказала ей, что являюсь наследницей трона Эфразии.
Она вполне могла все это сказать! Просто чудо, что та француженка не грохнулась в обморок.
— Не бери в голову! — засмеялась Талия. — Я пошутила.
— Такими вещами не шутят. В этом нет ничего смешного.
— А по-моему, очень смешно.
— Я каждую минуту ждал, что нас сцапают и отправят в тюрьму.
— Но тебя бы ни в чем не обвинили. Виновата была бы только я одна.
— И ты думаешь, я бы бросил тебя здесь и спокойно улетел во Флориду?
— Мы едва знакомы. И ты ненавидишь меня.
— И все равно я бы этого не сделал. Не смог бы.
Я не врал, хотя только сейчас понял, что действительно не смог бы так поступить. Может, я влюбился в Талию? Нет, просто чувство ответственности. Ведь это я ее поцеловал и разрушил ей жизнь и будущее.
Я показал на два свободных места у выхода, но Талия продолжала стоять и глазеть на меня.
— Что? Испугалась задним числом?
— Ты — удивительный человек, — прошептала она. — В Эфразии все были со мной любезны, потому что я принцесса. А мне всегда хотелось...
Она не договорила и уселась на пластиковый стул.
— Чего тебе хотелось?
— Поскольку мне не разрешали гулять одной, госпожа Брук устраивала прогулки в карете. Мы с ней садились и куда-нибудь ехали. Однажды было очень холодно. Мы ехали, и вдруг я заметила крестьянскую пару. Их поношенная одежда плохо защищала от ветра и холода. Я видела, что женщина вся дрожит. И тогда ее спутник снял свою куртку и накинул ей на плечи. Сам он остался в одной рубашке. Женщина пыталась противиться, но он качал головой. Тогда она согласилась. Он прибавил шагу, чтобы поскорее добраться до их хижины, но на его лице я не заметила ни тени недовольства.
— Здорово. И что ты сделала?
— Ничего особенного я не сделала.
— А что не особенное ты сделала?
— Велела кучеру остановиться. Затем попросила госпожу Брук выйти и отдать этим людям наши пелерины.
— Замечательно.
— С моей стороны это была незначительная жертва. Я знала, что в моем гардеробе осталось еще множество пелерин. А тот крестьянин принес куда более значительную жертву. Мне всегда хотелось, чтобы кто-то сделал такое же и для меня. И не потому, что я — принцесса, а потому что он меня лю... я ему нравлюсь. И ты это сделал.
— Совсем это не жертва, — пожал я плечами.
Я не врал. Я действительно хотел пораньше вернуться в Штаты. Думал, может, помирюсь с Амбер (теперь это казалось мне сомнительным). По крайней мере, отосплюсь, поваляюсь на пляже. Все лучше, чем какой-нибудь музей... волос, выстриженных из носа Наполеона! И вот тут подвернулась Талия. Если бы я знал, что мой побег даст такой результат, сделал бы это раньше.
Заодно и родители вспомнили, что у них есть сын. Пусть позлятся — хоть какие-то эмоции. Конечно, бесполезно сообщать им, кто такая Талия и откуда она, — все равно не поверят.
— Джек, это не смешно, — заявила мама, когда я предложил ей подготовиться к визиту принцессы.
— А я и не собираюсь шутить.
— Джек, это зашло слишком далеко, — снова вступил в разговор отец. — Видел бы ты мать. На ней лица нет.
— По-моему, маме надо только радоваться. Талия — настоящая принцесса. С какой стати мне все это придумывать?
— Не знаю, но я все-таки сомневаюсь.
— И правильно, папа. Ты выиграл. Конечно, она — просто девчонка, которую я подобрал на улице. Не надо было выбирать для меня тур, пролегающий через амстердамский район «красных фонарей».
На этом разговор с родителями оборвался.
Я решил больше никому не говорить, что Талия — принцесса. Зачем, если все равно не поверят?
По радио объявили посадку на наш самолет. Я проверил, есть ли у Талии посадочный талон. Вдруг та ошеломленная тетка забыла выдать? К счастью, талон был на месте.
Талия разглядывала штрихкод. Я тронул ее за локоть:
— Нам пора.
Ее глаза округлились.
— На летающий корабль?
— У нас это называется проще. Самолет.
Она встала.
— А почему все эти люди... толкаются и пихаются? Они боятся, что их не возьмут на корабль... на самолет?
— Это просто... привычка такая.
Я как-то об этом не задумывался. Привык, что люди везде толкаются и пихаются, стремясь попасть куда-то побыстрее. Впрочем, возле трапа им все равно приходится выстраиваться в очередь и терпеливо ждать.
— Мы можем и обождать. Без нас не улетят, — сказал я ей.
— Прекрасно. Я не люблю толкаться.
Может, она думала, что все расступятся и пропустят ее высочество вперед? Я уж не стал говорить Талии об этом. Еще решит, что я опять над ней издеваюсь.
Талия послушно встала в конец, позади сухопарой старухи. Поскольку ее переполняли чувства, молчать она не могла и сказала этой бабуле:
— Я впервые лечу на самолете.
— Неужели? — удивилась старуха. — Вы не боитесь, дорогая?
— Нет. Но очень волнуюсь.
— Я бы тоже волновалась.
Наконец мы поднялись на борт. Я усадил Талию у окна, зная, что ей наверняка захочется поглазеть на удаляющуюся землю и облака.
— А это что? — спросила Талия, вертя в руках пластиковый пакет.
— Тапочки. У некоторых в полете устают ноги.
— Какие миленькие! — воскликнула Талия и тут же их надела.
Я впервые увидел ее красивые маленькие ступни. Такие ножки никогда далеко не ходили. Наверное, горничные каждый вечер делали ей ножные ванны и намазывали кремом или что там было в их время. Мозоли, которые она заработала, пока мы продирались сквозь ежевичный лес, — впервые в ее жизни. Я помню, как она боялась, что они никогда не заживут.
— А это что? — спросила она, открывая другой пакет.
— Маска для глаз. Иначе трудно спать.
Талия повертела маску.
— По-моему, я достаточно наспалась, — заявила она и запихнула маску в карман кресла.
На ночь мы останавливались в парижской гостинице. Номер с двумя громадными кроватями и теплыми одеялами, словно за окном была зима. Талия и не думала укладываться спать. Она бродила по номеру и без конца подходила к окну полюбоваться огнями города. Я с трудом заснул под ее восторженные восклицания.
