— Мне не разрешали дотрагиваться даже до комнатных цветов, — вздохнула Талия. — Я не представляю, какая земля на ощупь.
— Чистая. Конечно, не такая, как белье, которое тебе принесла королевская прачка. Но ощущения очень приятные. И когда вместо пустыря появился парк, я был... не знаю, как это выразить... В общем, я гордился тем, что мы сделали.
Я не врал. Даже потом, получив водительские права, я ездил туда. Помнится, даже выпалывал сорняки.
— Знаешь, я бы не отказался стать садовником или ландшафтником.
Раньше такая мысль мне не приходила в голову. Я как-то вообще не задумывался, кем стану. Отец видел меня в деловом костюме, сидящим целыми днями за письменным столом. Мне от такой перспективы хотелось выть.
— Я теперь понимаю, как здорово каждый день работать на воздухе и делать мир красивее.
— Раз у тебя есть любимое дело, нужно им и заниматься, — рассудила Талия.
— Попробуй сказать это моему отцу!
— А чем плохо ремесло садовника?
— Отец считает, что этим занимаются неудачники. Те, кто больше ничего в жизни не достиг. Он и лужайку перед домом сам не косит. Всегда кого-то нанимает.
Как-то, уже после ухода из бойскаутов, я решил летом поработать садовником в «Диснейуорлде». Там замечательные сады с фигурно подстриженными деревьями. Отец был категорически против. Он заявил мне, что такой работой занимаются лишь нелегальные иммигранты.
— И все равно ты должен сказать отцу, каким делом хочешь заниматься.
— Да? Твои родители позволили бы тебе стать садовницей?
Талия вздохнула.
— Но мы уже не малые дети, чтобы они следили за каждым нашим шагом.
Она вдруг зевнула.
— Что-то я подустала.
Она надела «сонную повязку» и почти сразу же отключилась, опустив голову мне на плечо. Я подумал, не вздремнуть ли и мне, но потом достал блокнот и стал набрасывать план сада. За весь этот занудный тур нам не показали ни одного сада! Только здания и картины. Я рисовал большой сад, где должны быть кусты с розами и плющ. Такой сад можно было устроить за королевским замком в Эфразии. А вместо рва (кому он теперь нужен?) — система прудов.
Самолет выруливал на взлетную полосу. Талия мгновенно проснулась.
— Джек! Джек! Мы что, поднимаемся в воздух? Мы по-настоящему взлетаем?
— Ну да. А что тут особенного. Самолеты всегда сначала разбегаются, потом взлетают.
— Я помню, ты говорил. А теперь скажи: где Эфразия?
День был солнечный, и видно было далеко. Но я не знал, в каком направлении искать Эфразию. Я лишь помнил, что их государство с трех сторон окружено морем.
— Возможно, мы не увидим Эфразию.
— Как же так? — огорчилась Талия.
Но я все-таки увидел ее королевство — крошечный участок дикой природы. За деревьями мелькнул шпиль замка.
— Вон она, твоя Эфразия.
— Такая маленькая? — удивилась Талия.
— А с высоты все выглядит маленьким. Людей ты вообще не увидишь.
— Но Эфразия не может быть такой маленькой. Для меня это был целый мир.
Больше принцесса не сказала ни слова. Она прилипла к окну и смотрела на свой крошечный мир, пока самолет не набрал высоту, войдя в полосу облаков.
ТАЛИЯ
— Подлетаем, — сказал Джек, растолкав меня.
— К Америке? К твоей стране?
— К Майами.
Я не знала, что сказать. Неужели наше путешествие уже завершилось? Мне казалось, мы провели в пути не больше времени, чем когда добирались до эфразийской границы. Если все теперь совершается так быстро, означает ли это, что люди живут дольше?
— Сколько я спала? Три месяца? Шесть?
Джек засмеялся.
— Перелет считается долгим, но это всего несколько часов.
Он подал мне мешочек из странного материала, называемого полиэтиленом.
— Держи. Это тебе.
Я взяла синий мешочек с надписью: АМЕРИКАНСКИЕ АВИАЛИНИИ.
— Это подарок? Как любезно с твоей стороны.
— Это съедобный подарок, — усмехнулся Джек. — Ты же, наверное, проголодалась.
Джек показал, как раскрываются подобные мешочки. Внутри лежали крендельки. Я надкусила один. Он оказался хрустящим и соленым. Неужели вся американская еда такая? Если да, она для меня несколько суховата. Чтобы не обижать Джека, я съела кренделек.
— Замечательно.
— Ты посмотри в окно.
Мы пролетали над странными деревьями. У них совершенно не было листьев. Точнее, листья были только наверху. И везде вода, много воды. Джек сказал, что наш полет длился десять часов. Казалось бы, должна наступить ночь. Но здесь день и вовсю светит солнце. И я могу пойти куда захочу.
И вдруг кренделек приобрел вкус... свободы.
— Мне нужно причесаться, — сказала я Джеку.
— Это еще зачем? — спросил он и полез в свой дорожный мешок.
— А как же иначе? Ведь нас будет встречать вся твоя семья.
Когда отец возвращался из странствий, мы с мамой и все придворные приходили в гавань с цветами и встречали корабль. Если в стране Джека схожие обычаи, мне обязательно нужно причесаться. Принцесса должна выглядеть подобающим образом.
Я вытащила самый простой гребень, какой у меня есть: серебряный, без драгоценных камней. Джек сказал, что у них такие штучки теперь делают из пластика. Я уже успела познакомиться с пластиком, и он не вызывал у меня никакого восторга. Пластиковые туфли, которые Джек купил мне вместе с одеждой, я выбросила. В них я едва могла ходить. Теперь у меня матерчатые, завязывающиеся спереди. Но я тосковала по своим прежним, сделанным из тончайшей лайки, по мерке моих ног.
Я тосковала по своей горничной, которая терпеливо расчесывала мне волосы утром и вечером, проводя по ним гребнем не менее сотни раз. Я тосковала по своему титулу принцессы. Но стоило мне вспомнить про отцовский гнев, как вся тоска пропадала.
— А слуги твоей семьи тоже будут? — спросила я.
Джек засмеялся.
— Слуг у нас никогда не было. Да и встречать нас никто не будет.
— Это как?
— У отца свои дела, у матери свои. Сестра предпочтет торчать у телевизора. Ты встретишься с ними попозже.
— Но ведь кто-то из них...
— Говорю тебе, никто. Мы возьмем такси.
Я уже знала, что такое такси. Во Франции мы ехали на нем в аэропорт. Конечно, оно удобнее автобуса. Я покачала головой, но решила не высказывать своих суждений. Как странно: молодой человек так давно не был дома. Он пересек океан, и никто из родных не является его встречать.
Я посмотрела на Джека. Он сжал губы и наморщил лоб. Наверное, ему не хотелось признаваться, но и его огорчало, что нас никто не будет встречать. Сколько я ни пыталась, так и не смогла понять, в чем же состоит несвобода Джека. Если мои родители мне шагу не давали ступить, его родителям, похоже, вообще нет дела до сына.
