ладоней шар огня, но Цефея, вовремя поставив блок, остановила атаку на полпути. Вспышки, треск молний и гул пламени наполнили поляну, эхом разносясь по окрестностям леса. Хранящий, ловко перебирая пряди голосов, заставлял пламя вырываться из-под земли. Почва покрылась глубокими трещинами, трава, пожелтев, превратилась в пыль. Цефея продолжала воровать голоса Хранящего, наполняя свои руки новыми нитями. Рубин выкинул руку вперед, спуская с кончиков пальцев колючие, пылающие иглы, едва не пронзившие плечо Хранящей. Девушка, вовремя отшагнув, нанесла удар, сбивая с ног друга и, сбрасывая с рук накопленные потоки, перешла в наступление.
Рубин успел лишь восхититься количеству голосов и в следующий миг оказался пленником силков, которыми Цефея незаметно опутала своего врага. Голоса, приняв обличие диких зверей, мчались к Хранящему. Цефея кинулась вперед вместе со сворой, в ее руках блестел меч, сотворенный из голосов. Рубин, едва успев выставить блок, услышал треск, пламя огня вспыхнуло перед его глазами и кончик сотворенного клинка, отсвечивая мертвенно-голубым пламенем, застыл у груди Хранящего. Он слышал, как Хранящая, шумно выдохнув, отпустила голоса и полупрозрачные гончие бесследно исчезли.
Рубин позвал Хранящую и, осторожно коснувшись повязки на ее глазах, стянул ткань. Взгляд девушки скользнул по лицу друга. Цефея улыбнулась. Она отошла на шаг. Избранница Рагнарека, осознав свою победу, ждала признания Рубина, который с восхищением наблюдал за сияющим взглядом фиолетовых глаз девушки.
— Ты победила, избранница Рагнарека. — сказал Рубин, склоняя голову в легком поклоне. — Советую запомнить этот день как начало еще более славных побед…
С тех пор многое должно было измениться. Цефея, научившись управлять своими мыслями, оттачивала искусство управления голосами до совершенства, а Рубин, оставаясь ее верным другом, помогал ей в обучении. Конные прогулки совмещались с обедом, который Хранящие предпочитали проводить на холмах, раскинувшихся на Юго-Западе от Алморры. Любуясь белоснежными стенами крепости, отражающей солнечные лучи, Цефея и Рубин, забывая о предназначении друг друга, беседовали, словно старые друзья. В этот священный час, согласно негласному закону друзей, никто не вспоминал о Рагнареке и Файро. Здесь, в тени серебристых осин, вдали от чужих глаз, Хранящие скидывали с себя личины служителей Перворожденных и становились простыми людьми.
— Теперь, когда результат нашего обучения скрыть невозможно, я должен тебе признаться. — Сказал Рубин. — Эниф мог вернуться и раньше, но я просил дать нам немного времени.
Хранящая, отложив хлеб и кусок сыра, взглянула на друга. Смирившись с решением Рубина оградить себя от чувств к ней, избранница Рагнарека тайно сохранила надежду на их общее счастье. Едва девушка услышала слова Хранящего, ее сердце сжалось. Рубин, тем временем, продолжил:
— Я видел, что усилия Энифа не дают нужного результата и потому предложил свою помощь. Мне было известно, что ты, как и я, обладаешь способностью видеть голоса. И мне было известно о слабостях, которые терзают тебя. Я сам прошел через твои испытания и предположил, что смогу помочь тебе.
Покачав головой, Хранящая улыбнулась, словно посмеиваясь над своей глупостью.
— Спасибо, что сказал мне. Выходит, за результат я должна благодарить не только тебя, но и Энифа. — Вежливо ответила она.
Обед друзей подходил к концу. Хранящие, запрыгнув по седлам, уже собирались трогаться в обратный путь, но Рубин, остановил Цефею, едва уловимо коснувшись ее руки. «Я буду вспоминать эти дни. Эти дни стали для меня счастьем. Спасибо тебе». — признался он и поцеловал хрупкую ладонь Хранящей.
Согласно последнему сообщению, Эниф выехал из Тэлира и со дня на день его прибытия ожидали в порт столицы Сентория. Рубин вечерами пропадал в городе, возвращаясь в хижину лишь глубокой ночью. Времени для общения не оставалось и Цефея, лишившись последнего собеседника, тратила часы своего одиночества на прогулки по окрестностям.
В ночь перед приездом Энифа, Хранящая, гуляла по лесным тропам. Незаметно для себя вышла из лесу и направилась к бурной реке, стекающей с гор. Она остановилась на берегу, закрыла глаза и взглянула на сверкающий мир голосов, вновь, как впервые восхитившись его красотой. Ее взгляд привлек поток, устремленный куда-то вдаль — за холмы на другом берегу реки. Впервые столкнувшись с необычным явлением, Цефея поспешила узнать его причину и, ловко перепрыгивая с камня на камень, пересекла реку. Добравшись до холмов, Хранящая вновь закрыла глаза, сориентировалась и последовала за голосами, призываемые могущественной силой. Хранящая, обуреваемая любопытством, забралась на холм, но на полпути была вынуждена остановиться. Оттуда — с вершины холма — доносились голоса. Присев, девушка бесшумно добралась до гряды камней и, укрывшись за валунами, прислушалась к разговору.
Один из голосов, несомненно, принадлежал Рубину, но другой Цефея слышала впервые. Он был мягким и вкрадчивым, будто бы шел из-под земли, но в то же время ветер вторил словам незнакомца, разнося его эхом по безлюдным полям. Каждый вздох незнакомца тревожил осоку теплыми прикосновениями южных ветров, а печаль голоса отражалась от каменных глыб, которым был завален холм. Осторожно выглянув из своего укрытия, девушка увидела Рубина. Хранящий, прислонившись спиной к скале, разглядывал небо и звезды. Вытянув ноги, он наслаждался минутами безмятежной беседы. Рядом с Хранящим застыл исполин, высеченный из осколка скалы. Древние мастера вытесали в камне драконью морду с распахнутой пастью. Взгляд змеиных глаз тлел угольками костров и Хранящая, увидела как потоки, будто змейки, сплетаются в клубок под каменной глыбой, образуя плотный, пульсирующий сгусток.
— …Я сделал все, что мог. Теперь она знает все, что известно мне. Каждая крупица моего знания была передана ей. Это все, чем я могу поделиться с Цефеей. — Говорил Рубин.
Послышался смешок. Хранящая вздрогнула. Легкая дрожь, прокатившись по земле, еще некоторое время блуждала по холмам.
— Файро?.. — позвал Рубин.
— Уверен, знай Цефея, что этими дарами ты заменяешь любовь, она отказалась бы от них.
Хранящая улыбнулась. Разговор Файро и Рубина, напоминала беседу сына и отца. Перворожденный, насмехаясь над осторожностью Рубина, дразнил и посмеивался, с печалью наблюдая за ошибочностью его суждений.
— Мы уже говорили с тобой об этом. К тому же мы с Цефеей уже обозначили границы своих чувств.
— Вы договорились притворяться слепыми, — настаивал Перворожденный, — дали друг другу слово не замечать очевидного. Взгляни на себя, Хранящий, — мягко произнес Файро, — я сотворил тебя Странником, наделив свободой. Перед тобой открыты все дороги. Ты волен и горд. Но ты еще и глуп. Что для меня весьма неожиданно. Ты идешь вперед, не оглядываясь назад. Это достойно восхищения. Однако, как только искра счастья посещает твою душу, ты тушишь ее в болоте былых ошибок. Это печалит. Конечно, мне неподвластны судьбы, но мне известно, что счастье не бежит в поисках жертвы, Рубин. Оно привыкло, что его
