— Я только одного не пойму — почему самоубийством занимается какой-то суперпуперспециальный отдел УВД?
Капитан подождал, когда мимо пройдут двое мужчин, спорящих о чём-то друг с другом, наклонился к Луке и прошептал, обдавая её запахом кофе:
— Потому что оно, такое, не единственное…
* * *
До работы оставался час. Идти в клуб, на люди, Луке после увиденного и услышанного не хотелось. Ещё меньше хотелось попасть под проницательный взор Анфисы Павловны и, мекая и бекая, пытаться не отвечать на её вопросы о том, как прошёл день. Поэтому в первой попавшейся палатке она купила пачку сигарет и забрела в маленький скверик неподалёку от “Чёрной кошки”.
На улицы уже опустились сумерки. Влажные глаза светофоров моргали, отражаясь в мокром асфальте — накануне потеплело, по дорогам потекли ручейки, а снег покрылся тёмной, грязной, ноздреватой коркой. В сквере было немноголюдно, но мамочки с детьми или колясками, старушки, ведущие под руку друг друга, собачники с питомцами в смешных одёжках регулярно проходили мимо.
С наслаждением затянувшись, Лука выпустила вверх струйку дыма… и закашлялась от неожиданности, обнаружив рядом высокую фигуру в ‘брезентовой’ куртке, кожаных перчатках с обрезанными пальцами и с неизменным рюкзачком. Почему-то ей и в голову не пришло спросить, как он её нашёл.
— Травишься зачем? — поинтересовался Ярослав Гаранин, садясь рядом.
— Рюкзак смешой…Зачем такой? — откашлявшись, вернула вопрос Лука.
И заметила, как его рука с сильными красивыми пальцами бережно похлопала рюкзачок по боку.
— Это мама Алусе из Венеции привезла, — улыбнулся он. Улыбка вышла невесёлой. — Вы же с ней уже знакомы…
— Хороший ребёнок, — кивнула Лука, стараясь не смотреть на собеседника. Но не выдержала, ляпнула: — Ну как же так получилось, а? — Недокуренная сигарета полетела в сторону. Мелькнул огонёк оранжевой дугой в темноте. — Прости…
Гаранин повернулся к Луке.
— Знаешь, я сам себя спрашиваю — почему… Ответа нет! — И резко перевёл тему: — На самом деле, я тебя искал, чтобы поблагодарить. Ты молодец, про драку хорошо придумала. Она психует, если я два раза в неделю не появляюсь. А из-за поездки этой пришлось пропустить.
Лука вдруг вспомнила его в дачном домике — бледного до синевы, покрытого испариной, с этими звериными зрачками… Вспомнила страшную рану, кажущуюся чужеродным элементом на человеческом теле — и с волнением спросила:
— Слушай, а ты сам-то как сейчас? Поправился?
Гаранин хмыкнул.
— Спал двое суток, как сурок. Просыпался, глотал зелья, что Димыч на тумбочке оставил, и снова давил подушку. Выспался аж до тошноты!
— Завидую! — Лука невольно зевнула. Как-то плохо было у нее со сном в последнее время…
Яр вытянул длинные ноги и откинулся на спинку скамьи. От его тела шёл жар, как от печки. В промозглый вечер рядом с таким обогревателем сиделось на редкость уютно.
— Она о тебе спрашивала, Лука… Когда, мол, придёшь? — взгляд Гаранина гулял по скверу, не останавливаясь на прохожих. — Но прежде, чем ответить — да, подумай, зачем тебе это нужно?
Лука невольно переняла его позу. Коснулась плечом его плеча. Двое одинаково сидящих на скамейке людей напоминали параллельные прямые.
— У неё есть шанс выжить? — с трудом выталкивая из себя слова, сказала она.
Гаранин спросил без обиды, как человек, который всё уже пережил, перечувствовал:
— От этого зависит твой ответ?
Лука возмущенно посмотрела на него.
— Ты что? Просто хочу знать, чем всё может окончиться.
Искреннее негодование, видимо, отразившееся на её лице, вновь вызвало у него грустную улыбку.
— Мама говорила, что у надежды есть жизнь и после смерти, — покачал он головой, — я делаю, что могу… Деньги решают многое: редкие лекарства, врачи… Два раза в год вожу ее в Германию и Израиль — там лучшие специалисты. Благодаря этому Алуся еще жива… Сейчас предложили операцию по какой-то новой методике… Но… — его голос звучал равнодушно, — это последняя надежда!
От этого равнодушия Луке захотелось подняться и сбежать… Ни смерть Эммы Висенте, ни черная тень, убившая её, не были его страшнее.
— Постой, а целители? К ним ты обращался? Они же вроде…
Короткий резкий жест ладони — и она замолчала. В нем было всё — и бесконечные попытки спасти, и угасающая надежда, и усталость… Всё…
— Почему? — прошептала она, не в силах молчать.
Он пожал плечами.
— Многие пытались помочь, но ничего не выходит. И медики, и целители сошлись на том, что болезнь неизлечима.
От спокойной ремарки замёрз воздух вокруг. Лука вдруг взглянула на Гаранина как-то по-новому и увидела, как похож он на отца. Тот же лёд — в глазах и звуках голоса, то же отстраненное выражение лица, будто сдерживающее боль, иногда прорывающуюся во взгляде. Родители погибли… Родной отец, судя по всему, с ним не общается… Сестра умирает… Один? Как можно так жить?!..
Узкая ладонь Луки скользнула к ладони Яра и сжала её. Тот замер. Не поменял положение, не посмотрел, но она ощутила, что он застыл. Об такой айсберг когда-то разбился Титаник!.. Осторожно убрала руку и сказала:
— Когда пойдешь к Алусе, возьмешь меня с собой? Я ей обещала фотки кота показать!
Гаранин в одно мгновение оказался на ногах. Лука не заметила его движения, оно было таким молниеносным, что для взгляда просто смазалось.
— Я позвоню, — кивнул он, закидывая рюкзак на плечо. — Спасибо!
Она смутилась. Хотела было ответить, но не обнаружила его рядом. Был Гаранин — и нету! Вот ведь…
Покопавшись в кармане, Лука достала телефон и набрала брата.
— Ты где пропадаешь, зараза? — обиженно спросил тот. — Второй день не звонишь, трубки не берешь!
— Тёмка, — тихо сказала Лука, — я тебя люблю, знаешь?
* * *
В пятницу персонал ‘Чёрной кошки’ получил выходной. Вообще выходные сами по себе неплохи, но не по такому печальному поводу — в клубе прощались с Эммой Висенте.
Направляясь к Муне — от неё должны были отправится вместе — Лука гадала, как это может быть, что прощание проводится в клубе? Как будет выглядеть? Гроб с телом на барной стойке? Череда лимузинов у входа? Для всех остальных — закрытая тематическая вечеринка? Чернушый юмор помогал немного справиться с усталостью и нарастающим чувством неотвратимо приближающейся беды.
Семён Семёныч встретил радостно, прыгал вокруг, пыхтел и хрюкал, как сошедший с ума паровозик, вилял бубликом хвоста. Лука разделась и взяла его на руки, позволив облизать себе щёки и уши.
В коридор на шум выглянула Этьенна Вильевна, от усталости похожая на нежить. На неё рухнули все организационные вопросы, связанные с похоронами, и последние дни она практически не спала. В траурном одеянии — черная шёлковая блузка с бантом, пиджак и узкая юбка, — старшая Прядилова казалась пламенем угасающей свечи, слабым и полупрозрачным. Однако Лука понимала, что это не так. Силы воли Видящей было не занимать.
