— Дядюшка, — прервала я главу рода, — мне кажется, вы заблуждаетесь. Вы ведь и вправду положили свою жизнь на алтарь служения Стренхеттам. Срок…
Он пожал мне пальцы, останавливая, и отрицательно покачал головой.
— Нет, Шанни, ошибаетесь вы, но ошибаетесь по своей наивности и незнанию. Я не занимал той должности, которая дает право на все эти награды. Ни одна из них мне не полагается. Я не советник, не полководец, не дипломат и не министр. Я всего лишь секретарь Тайного кабинета, однако получил поместье в королевских угодьях, орден, который дают лишь за особые и выдающиеся заслуги, а еще звание советника. Никаких особых заслуг, кроме верной службы, за мной нет. И потому я делаю первый вывод: меня удалили, чтобы избавиться от живого напоминания о девушке, причинившей боль Его Величеству. А герцогине просто повезло, и ее кандидат пришелся ко времени.
— Вы сказал — два варианта, — напомнила я.
— Да, — кивнул его сиятельство. — Второй вариант наихудший. Так с нами распрощались навсегда. А награды, как символ того, что род Доло достиг своего предела, и король больше в нас не нуждается. В этом случае мы в опале до конца правления Ивера Стренхетта, и чего-то вновь добиться сможем только при следующем монархе. Беда лишь в том, дорогая моя, первый вариант или второй, но данность такова — потерять место при Дворе легко, а вернуться может быть весьма сложно. Никто из наших родственников не может похвастаться особыми талантами на любой из государственных служб, да и рвения в них нет, чтобы достичь большего. А потому надежда только на следующие поколения, которые смогут повторить деяния наших славных предков, если представится такая возможность.
Он замолчал, а я задумалась о последствиях. Граф Доло удален, и причиной могут быть, как интриги его противников, в числе которых теперь ее светлость, так и мой отказ королю в его желаниях. Впрочем, причина не столько важна, как то, что будет после отставки. То, что дядюшку одарили, играет нам на руку. Это не открытая опала, когда «друзья» начинают избегать всякого общения. А значит, двери домов перед нами не закроются. Однако прежнее положение в обществе будет потеряно. Исчезнут некоторые полезные связи, пойдут сплетни — это плохо, но пережить можно.
Амберли всё еще завидная невеста, но надолго ли? Если Элдер Гендрик успел переключиться на нее, то за сестрицу можно не переживать, ей достанется неплохой супруг. Если, конечно, старший Гендрик не посчитает родство с семейством Тенерис-Доло невыгодным и не прикажет сыну искать новую невесту. Тогда всё будет зависеть только от молодого графа. Если найдет в себе смелость, в отличие от брата, то сделает выбор в пользу баронессы Мадести. Жаль, что его мысли в отношении Амбер мне неизвестны…
Я усмехнулась, вдруг вспомнив Дренга. Если бы он не был столь ветреным, и ему приглянулась Амбер, наш род только выиграл бы от их союза. Пусть никто из нас не на службе короля, но замужество за фаворитом дает свои преимущества и может поспособствовать возвращению Доло во дворец. Однако этого брака не будет, а потому не за чем забивать голову фантазиями.
Кстати, о фантазиях. Без положения в обществе, мои идеи останутся вздорными выдумками выскочки. Нет веса, нет сторонников. Их и так нет, но это ведь пока. Тому, кто высоко стоит и может что-то дать, внимают охотней, чем тому, за чьими плечами нет связей и выгоды. И это касается не только меня, но и всего рода. Сделать карьеру станет гораздо сложней, значит, прозябание… Плохо, очень плохо. Награды наградами, но они не служба при дворе, а лишь напоминание об утерянном. С этим надо было что-то делать.
— Неужто среди наших мужчин вовсе нет толкового? — спросила я его сиятельство. — Дядюшка, я отказываюсь верить, что наш род оскудел на умы и норов.
— Что вам придумалось, Шанни? — с нескрываемым любопытством спросил меня граф. — Ваши глаза загорелись, а это значит, что сдаваться вы не намерены. Похвально, дитя мое, однако ваши попытки будут тщетны. После моего увольнения никто не рискнет взять на службу кого-либо из рода Доло. Особенно сейчас, когда мое кресло еще не успел нагреть чужой зад. Я говорю это со всей уверенностью, потому что попытался пристроить одного из своих сыновей в несколько Кабинетов. Мне отказали все, к кому я обратился.
Я поднялась на ноги и отошла к соседнему креслу. Устроившись в нем, я закинула ногу на ногу, презрев правила хорошего тона, уместила ладони на подлокотниках и вопросил:
— А когда придет время? Через год, через два или через десять лет? Будем ждать нового правителя или все-таки поборемся?
— Что вы предлагаете? — мягко спросил его сиятельство.
По его взгляду я видела, что он не верит в успех моей задумки. Наверное, дядюшка был прав. За его плечами были годы, опыт и знания придворной жизни. У меня же только молодость, полная сил для свершений, и упрямство, но сидеть и ждать, когда о нас все позабудут, я считала глупостью. Всё или ничего, только так. Ничего у нас уже имелось, надо было попробовать вернуть «всё».
— Я собираюсь написать Атленгу. Пришло его время показать, что его слово — не пустой звук, — решительно заявила я, и граф рассмеялся.
Я ждала, когда приступ веселья графа сойдет на нет. Через несколько минут он, наконец, отсмеялся и промокнул глаза костяшкой указательного пальца.
— О чем вы, Шанриз?! — подавшись ко мне, воскликнул его сиятельство. — Атленг? Искать помощи у Атленга?! Он за всё время не проявил к нам ни единой толики участия! Пока мы были на коне, он ожидал, что будет дальше. И ни разу показал своей поддержки, когда мы в ней отчаянно нуждались. Ни разу, Шанни! Так с чего бы ему сейчас помогать нам? Атленг — последний, к кому стоит обращаться. Забудьте о нем.
— Но попробовать…
— Я приказываю вам забыть об этом осторожном змее, — отчеканил дядюшка. — Вы поняли меня? Забыть! — Он откинулся на спинку кресла и выдохнул: — Еще варианты?
— Дренг… — уже менее уверенно произнесла я.
— Он только выбрался из опалы, — отмахнулся граф, — и не сунет голову обратно в эту петлю. Государь любит его сиятельство, но ходатайство подтвердит, что он продолжает с вами общаться. Дренг — неплохой человек и продолжает оставаться на вашей стороне, но не стоит злоупотреблять его дружбой. Нет, Шанриз, его мы тоже трогать не станем. Еще?
— Может… — начала я, но осеклась и поникла. — Не знаю. Я не знаю, к кому еще можно обратиться.
— Не к кому, дитя мое, — вновь мягко произнес дядюшка. — А потому я хочу поговорить с вами о том, чего вы так страстно пытаетесь избежать — о замужестве.
— О чем?! — опешила я.
— Да, Шанни, о замужестве, — серьезно ответил граф. — Пока еще остались перспективы, не стоит затягивать. С тех пор, как герцогиня отправила вас в отставку, а король начал снова глядеть на других женщин, у меня опять стали просить вашей руки. Есть весьма недурные предложения, которые я настоятельно рекомендую принять к сведению и рассмотреть.
Я не ответила. Вместо этого поднялась с кресла и отошла к окну. Дядюшкины слова мне совершенно не нравились. Замужество… Вот уж не было печали. И во мне зародилось раздражение. Он полнило меня всё сильней, постепенно превращаясь в злость, и злилась я на короля и только на короля. Поначалу он отказал мне в исполнении моей мечты, даже не дал надежду на то, что готов выслушать и подумать. После воспользовался интригой тетки, чтобы вновь предложить покои фаворитки, а потом изгнал и дядюшку, тем самым отняв мечту во второй раз. Снова! Не королевская любовница, так чья-то жена. Невыносимо! Он ничего не дает, только забирает…
— О, Хэлл…
Я стремительно обернулась к дядюшке и устремила на него шальной взгляд расширившихся глаз. Мысль, едва мелькнувшая, крепла всё сильней.
— Как же не дает? — произнесла я, продолжая монолог. — Однажды дал…
— О чем вы, Шанни? — озадаченно спросил дядюшка.
— Ну, конечно… Только это и остается, — прошептала я и отлепилась от подоконника. Ощущая волнение и совершенно неуместный азарт, я подошла к его сиятельству и схватила за руку: — Дядюшка, немедленно назовите имя нашего родственника, которого вы хоть немного считаете дельным.
