— Боже, мне жаль. Она сбежала?
— Да, она не хотела воспитывать убийцу.
Замираю и недоумённо поворачиваю голову.
— Прости? — шёпотом переспрашиваю я.
— Мой отец был убийцей. Он был киллером, убивал людей по заказу. Но потом он свихнулся и начал убивать всех подряд. Просто убивать. Его посадили в тюрьму и приговорили его к смертной казни. Там он и умер, мне было около одиннадцати. Но моё имя знали все, и это осложняло мою жизнь в детском приюте. Я сбежал оттуда и начал работать, изменил имя на Уильяма, а потом поступил в университет. На втором курсе понял, что психология не моё, и перешёл служить Создателю. Так я нашёл себя, но в больших городах слишком много людей, а также жестокости. Я устал от неё с рождения, поэтому мой выбор пал на Аляску. Здесь тихо, никто не знает, что мой отец был убийцей, и я могу быть собой.
— Это ужасно. Мне безумно жаль, что тебе пришлось выживать в этом дерьме, под названием мир, — печально произношу.
— Я в порядке. Я знаю, кто мой отец, но я не такой.
— Ты не такой, это очевидно, — улыбаюсь я. — Мы не можем отвечать за ошибки наших родителей. Ты помогаешь людям. Ты из-за отца помогаешь людям, да?
— Я всегда хотел им помогать, поэтому выбрал сначала психологию, но мне было мало. Разум — это не то, с чем я бы хотел работать. Я хотел видеть больше. Хотел видеть души людей.
— Ты хотел увидеть свою душу в первую очередь. Таким способом ты хотел помочь себе и обрести гармонию внутри, отдав себя на служение Создателю, как дань, плату за погибших от руки твоего отца, — тихо заканчиваю за него.
— Именно так, Флорина, — слабо улыбается Томáс, и я передаю ему нарезанные грибы.
— Отличная работа. Но мы только начали. Хочешь вина?
— Да, с удовольствием, — киваю я.
Томáс вытирает руки о полотенце и откупоривает вино. Он разливает его по бокалам и протягивает мне один. Я делаю маленький глоток, и тепло сразу же растекается по моему телу.
— Приятное.
— Да, — киваю я. — Как часто ты приводишь сюда прихожанок и рассказываешь им о себе, готовишь ужин и спаиваешь?
Томáс смеётся и бросает на меня игривый взгляд, от которого у меня коленки дрожат. Боже, я не могу это контролировать. Он такой потрясающий.
— Ты первая. Ты моя первая жертва.
— Звучит довольно драматично.
— Драматично? Не пугающе. Ты узнала, что мой отец настоящий псих и убийца, — ещё громче смеётся Томáс.
— И всё же это драматично, красиво и даже сексуально. Свечи, вино, паста и много-много крови. Мило, — улыбаюсь я.
— Боже мой, Флорина, это ведь жутко. Я не собираюсь тебя убивать. Клянусь, что не собираюсь убивать тебя.
— Я знаю, не волнуйся так, пастор. Я знаю, что ты не сможешь меня убить.
— Ладно, теперь мне стало интересно. Почему же я не смогу тебя убить? Я сильнее и быстрее тебя, и мой отец был убийцей, — усмехается он, помешивая спагетти в кастрюле. — Тем более я идеально похожу на психа или маньяка. Я убедился в том, что за тобой никто не последует и не будет тебя искать. Ты смертельно больна и одинока, явно ищешь смерти, и я могу инсценировать самоубийство.
— Если ты, действительно, собирался меня убить, то не дал бы мне нож, это раз. Два, ты пастор. Ты сделал свой выбор, Томáс. Ты служишь душе, и твоя душа прекрасна. Ты хоть и скрываешь свою тёмную сторону, но она тоже полна света. Однако ты боишься её, считаешь, что она должна быть вылечена, а на самом деле отворачиваешься от неё, потому что знаешь, что в ней твоя сила, чтобы защищаться. Да и психи ведут себя иначе. Ты не псих и не убийца. Ты просто пастор, который хочет мира внутри себя и внутри других людей. Помимо этого, здесь не пропадают люди, так что маньяков в этом месте нет.
— Ты слишком хорошего мнения обо мне, Флорина. А если я не такой? Если я зло?
— Тогда ты самое безобидное зло в мире, — смеюсь я. — Что там с едой?
— Уже практически готово. Сейчас добавлю травы, спагетти к нашему соусу, затем черри и сыр. Наш ужин практически готов.
— Пахнет очень вкусно. Кажется, я даже умираю от ожидания, — улыбаюсь я.
— Не умирай пока, у тебя ещё есть время, — произносит Томáс и продолжает готовить, пока я наблюдаю за ним. Но внезапно он оборачивается и смотрит на меня довольно серьёзно.
— Я никого не приводил сюда. Никогда. Я не завожу отношений и интрижек с прихожанками. Я…
— Это была шутка, Томáс, — подхожу к нему и мягко улыбаюсь. — Не надо. Это твоя жизнь, и ты можешь водить сюда, кого хочешь. Это твой мир, а я здесь временно.
— Хочу, чтобы ты знала, я не доверяю никому, как и ты. Стараюсь вести благопристойный образ жизни. Старался, пока не появилась ты, и я до сих пор стараюсь. Я не причиню тебе вреда.
— Ты так упорно меня в этом убеждаешь, отчего я уже начинаю подозревать неладное. Что случилось? Что происходит?
— Я просто хочу, чтобы ты знала — здесь ты в безопасности, и я смогу тебя защитить.
— Ладно, только меня не нужно защищать, Томáс, я в порядке, а вот наш ужин сейчас сгорит.
— Чёрт, — он поворачивается и быстро выключает огонь под кастрюлей со спагетти. Томáс быстро двигается по кухне, определённо зная, что делать. Аромат еды становится ещё ярче, когда он смешивает все ингредиенты. Жар от сковородки опаляет его лицо и даже немного подсвечивает его, отчего он приоткрывает губы, а я закусываю свою губу, сжимая бокал с вином в руках. Томáс наклоняется ниже и пробует соус, его язык проходит по нижней губе. Томáс прикрывает глаза от удовольствия. Боже мой… я сейчас…
Хрусть.
С писком я подпрыгиваю на месте, красное вино течёт по моей ладони, как и кровь. Остриё раздавленного бокала впивается в мою кожу, и я издаю стон. Это больно, оказывается. Мне больно.
— Боже мой, Флорина! — Томáс поворачивается и видит меня и мою окровавленную руку. Я разжимаю ладонь, осколки падают на пол вместе с моей кровью.
— Чёрт, прости. Я… засмотрелась на тебя и сильно сжала бокал. Это больно. Прости.
— Ничего. Сейчас… подожди, — Томáс накрывает мою ладонь полотенцем и поднимает её вверх.
— Пошли, нужно промыть рану и посмотреть, не остались ли осколки.
— Мне так жаль. Вот постоянно, когда мы встречаемся, я что-то бью. Я опять тебе должна посуду, — виновато говорю и опускаю руку в раковину.
— Не беспокойся, это ерунда. Сейчас я посмотрю. Надо включить свет, — Томáс щёлкает кнопкой, и зона над раковиной моментально ярко освещается. — Так… всё, всё хорошо. Осколков нет, мы сейчас её промоем, и я наложу повязку. Тебе не плохо?
— А где твоя повязка? — внезапно вспоминаю я.
— Что? — Томáс удивлённо приподнимает брови, включая воду. Прохлада попадает на мою руку, смывая кровь, но сейчас меня больше интересует другое.
— Твоя повязка на руке. Ты же поранился тогда. У тебя был очень глубокий порез, Томáс. Осколок разорвал твою кожу и вошёл глубоко в ладонь и палец. Было много крови.
— Нет, такого не было, — он отводит взгляд и смотрит на мою руку, бережно продолжая протирать её полотенцем. — Тебе показалось. Рана была маленькой и неглубокой, просто было много крови. Тем более тебе было дурно.
Хватаю руку Томáса и быстро переворачиваю её. Даже царапины нет. Нет остаточной корочки, а она должна быть. Должна. У людей корочка от такого пореза должна остаться на несколько дней, а я точно не сошла с ума. Я видела, что он проткнул не только палец, но и ладонь. Глубоко. Как минимум на его рану нужно было наложить швы, но его ладонь идеально здоровая.
И вдруг до меня доходит. Всё встаёт на свои места. Буквально всё.
Я толкаю Томáса в грудь и хватаю нож, намереваясь защищаться.
Он вампир.
Глава 15
Враги всегда там, где ты. Они никогда не исчезают, не уходят и не испаряются. Они приближаются к тебе, и ты всегда должна быть бдительна.
Я часто пропускала уроки, поэтому убила свою семью и ещё тысячу вампиров. Поэтому я убила Стана и теперь умираю.
— Флорина, — Томáс выдыхает моё имя и поднимает руки, словно сдаётся.
Он постоянно повторял, что не причинит мне вреда. Томáс думает, что я человек. Он не знает, кто я. Его слова постоянно, как на прокрутке крутятся в моей голове, а также его нездоровый интерес к Стану. Томáс явно спрашивал о нём, потому что почувствовал вампирскую сущность моего друга. Господи, я такая дура.
