— Я думаю, что ты надеялась найти любовь. Найти мужчину или женщину, с которой будешь счастлива. Ты пробовала с мужчинами, женщинами и в отчаянии пошла в группу людей, надеясь встретить среди них того, кто станет для тебя важным, особенным. Тебе не хватало любви, она зачастую даже отсутствовала в твоей жизни.
— И к чему ты клонишь, Томáс?
— Я ни к чему не клоню, Флорина. Я просто хочу, чтобы ты понимала, что порой мы ошибаемся из-за незнания и разочарования в наших надеждах, которые сами возложили на события или же людей. Это твоя модель поведения. Если ты не получаешь от определённой ситуации и человека того, что придумала в своей голове, то разочаровываешься, бросаешь это и делаешь ещё хуже.
— Так, я всё равно не понимаю, Томáс. При чём здесь это? В чём ты пытаешься помочь мне? В осознании, что моя болезнь не имеет ничего смешного? Но мне проще воспринимать всё через шутку. Или же ты намекаешь мне на то, что возишься со мной, потому что я потерянная раковая больная, и хочешь указать мне верный путь? Это глупо.
— Нет, нет, Флорина. Я не пытаюсь тебя изменить, просто хочу объяснить, что ты не так плоха, какой себя считаешь, ясно? Ты уже отрубила себе голову, но ещё слишком рано для этого. Попытайся не рубить сплеча.
— Ни черта не поняла, — хмурюсь я.
Правда, я не понимаю того, что он от меня хочет. Не понимаю, к чему этот разговор. Не понимаю.
— Ничего, потом поймёшь. Мы приехали.
Томáс паркуется возле одиноко стоящего небольшого шале и глушит мотор.
— Милый домик, — говорю я и выхожу из машины.
— Мне хватает. Я живу один.
— Долго живёшь один? — интересуюсь я, когда мы подходим к двери, и Томáс отпирает её.
Мне в нос сразу же ударяет его аромат. Даже не так, высокая концентрация аромата его крови. Это будет сложный вечер, очень сложный. Но уйти я уже не могу.
— Всегда, — Томáс мягко улыбается мне в темноте и ставит пакеты на пол. Он наклоняется, и в его руках появляется огонёк, а потом этот огонёк с молниеносной скоростью перерастает в длинную дорогу из огромной свечи.
— Вау, — восхищённо выдыхаю я. — Ты слил все свечи в одну?
— Да. Это экономично, и так я не порчу природу, как и наслаждаюсь запахом воска. Я люблю его. Ты пока располагайся, а я отнесу продукты на кухню.
— Ага.
Я отдаю Томáсу его куртку и бутылку вина, а сама опускаюсь на колени и, улыбаясь, рассматриваю широкую прямоугольную восковую дорожку в прозрачном стекле. Она огибает всю площадь гостиной, выполненной в минималистичном стиле дизайна. Здесь удобный широкий диван, два маленьких пуфика и большой плоский телевизор. Никаких личных вещей и фоторамок с фотографиями. Здесь пахнет воском, деревом, теплом и Томáсом. Потрясающе. Благодаря мягкому свету, вся комната выглядит, как с уютной картинки. А также здесь ещё много разного вида свечей, однотонного бежевого цвета. Они большие, маленькие, плоские, длинные, толстые и тонкие. Эти композиции разбросаны везде, даже в импровизированных вазах вместо мёртвых цветов. Потрясающе.
— Поможешь зажечь все свечи? — спрашивает Томáс, протягивая мне коробку спичек.
— Да, конечно. Это просто невероятно и очень красиво, — улыбаюсь я и подхожу к первой композиции. — Откуда такая любовь к свечам?
— Они гармоничны, натуральны и не напрягают моё зрение, расслабляют меня и помогают заснуть. Привычка.
— То есть ты не пользуешься электричеством?
— Пользуюсь: отопление, свет в душевой, плита и другие необходимые для жизни вещи. Даже здесь есть лампы, но мне больше нравится так.
— Я тоже люблю смотреть на огонь. В моём доме всегда горят камины. Они создают абсолютно иную атмосферу в доме.
— В Лос-Анджелесе?
— Нет, в Англии. Зачастую я живу там. Это Стан из Лос-Анджелеса, а я люблю Англию. Люблю прохладу и окружающую меня природу. Люблю уединение и спокойствие, запах мороза и дождя.
— То есть вы не живёте вместе?
— Нет, — смеюсь я. — Только иногда, когда посещаем друг друга, но в последние годы это бывает редко. Я отстранилась от Стана из-за… болезни. Не хотела, чтобы он страдал. Стан мне как брат. Он всегда оберегал и защищал, помогал и поддерживал меня, и был на моей стороне, даже когда я была не права или ошибалась. Он больше чем друг и брат мне. Он часть моей души и сердца. И он всегда будет там.
— А он доверяет тебе?
— Да, конечно. Он мне всё рассказывает. Его жена недавно умерла.
— Мне жаль.
— Я даже не знала об этом. Как раз в это время я отстранилась и игнорировала его. Я плохой друг, потому что Стану нужна была поддержка, ведь он даже сюда приехал со мной, терпит меня, а я… я всегда причиняла ему боль. И когда я была ему нужна, он просил впустить его, я сделала вид, что меня нет дома. Но я была там и не знала, что он только что похоронил свою жену. Поэтому я решила, что перед смертью должна отдать ему всё что могу и сделать его счастливым. И я снова облажалась.
— А он предлагал тебе лечение?
— Конечно. Стан только и твердит об этом. Он постоянно обещает, что мы справимся и вместе пройдём через это, я выживу, он будет со мной и не бросит. Стан старается, и я вижу это, просто… я больше ничего не чувствую. Я не могу дать ему того, что он ждёт. Даже обмануть его не могу, пообещав, что, да, я выживу. Это не так. А он постоянно твердит, что я выживу. Но что он может? Стан ведь просто человек. Он не может взять и одним взмахом своих рук вылечить меня, — горько усмехаюсь и передаю спички обратно Томáсу.
Мы зажгли все свечи. Я поднимаю голову, и наши взгляды с Томáсом пересекаются. Он накрывает мою руку своей, отчего моё дыхание спирает в горле.
— Ты бы хотела вылечиться?
— Не знаю. Нет. Наверное, нет. Я не вижу смысла в этом. Зачем? Это моя судьба, и я не буду ей противиться. Моя жизнь заканчивается, и я рада этому. Значит, всё, что должна была, я уже сделала. Да и ради кого? Я обуза для дяди и Стана. Я обуза для многих, поверь мне. Я бессильна.
— Выходит, что тебе нужна причина жить, Флорина. Ты пытаешься найти её, но не получается. От этого и появилась твоя скука. Ты каждый день, всю свою жизнь, искала эту самую причину, чтобы жить.
— Да, думаю, да. Знаешь, иногда я была просто безумной. Порой я делала такие экстремальные вещи, отчего у многих кровь стыла в жилах. Я хотела чувствовать себя живой, быть заметной среди остальных братьев и сестёр. Я была самой младшей, самой непохожей, и порой мне казалось, что меня никогда не выберут. Я и сама не привыкла выбирать себя. Этот мир вытесняет меня.
Томáс поднимает руку и убирает пряди с моего лица. Он делает это так нежно, невыносимо медленно и с ленивой улыбкой на губах.
— Я обещаю, что отсюда тебя никто не вытеснит. Приготовим пасту?
— Наконец-то, — радостно улыбаюсь я. — Клянусь, ты точно задумал меня измучить.
— Это не входило в мои планы, но ты не можешь меня винить, Флорина, мне слишком нравится разговаривать с тобой. Я редко это делаю и только тогда, когда сам хочу.
Стараюсь не улыбнуться ещё шире из-за его слов, которые приятно сказываются на моём разуме. Я ему нравлюсь. Я вампир и нравлюсь пастору. Это интересный ход событий.
— Итак, что я буду делать? Предупреждаю, я не умею ничего. Я умею только есть, — говорю, направляясь за Томáсом на кухню.
— Ты с этим справишься, — уверяет он меня.
Никогда не стояла в небольшой кухне вместе с мужчиной и не желала так его впечатлить, как в эту секунду. Я даже готова сейчас прибегнуть ко всей своей силе, чтобы он отупел от восхищения мной.
Томáс ставит кастрюлю с водой на огонь и просит меня нарезать грибы, пока он будет заниматься остальным. Нарезать что-то я могу. Я убивала в войнах и нарезала не только бинты, но и живых существ. Так что справлюсь.
— Ты постоянно здесь живёшь? — интересуюсь я.
— Да, уже пять лет точно. Переехал сюда, чтобы жить.
— А где ты был до этого времени. Томáс не похоже на американское имя.
— Мои родители были выходцами из Венгрии, переехали в Америку, когда я ещё не родился. Расположились в Канаде, потом вернулись в Америку, и мама родила меня здесь, недалеко от Сиэтла. Потом она меня бросила и исчезла.
