в тяжелый, жгуче болезненный сон.* * *
Через несколько часов просыпаюсь уже более здоровая, а, главное, очень-очень злая. Да. Правильное состояние. Злость сейчас — это единственное, что может не дать впасть в отчаянье. Я не буду думать об Эдварде. А зачем? Я и так знаю, что он жив и придет за мной. Через несколько минут такого самовнушения я и вправду поверила себе. Да так и лучше.
Потому что в данный момент главный вопрос другой. Где я и как отсюда выбраться. Девушки охотно поведали мне истории своих похищений, в красках описывая, как и для чего все мы здесь. По их обреченным лицам я поняла, что они смирились со своей участью. Но я точно нет. Да, история становится все интереснее. Если раньше я была служанкой в 19 веке, теперь мне, возможно, предстоит стать рабыней в том же веке. Прекрасно.
Ведь по словам Бекки и Энжи Василиск (это прозвище худому сморчку-Корриджу они придумали сами) уже давно промышляет похищением девушек. Ищет самых красивых и желательно девственных (тут я позлорадствовала, со мной ему не повезло) и отправляет их на невольничьи рынки в Турцию, Египет или Марокко.
Ребекку его люди схватили в городе, возле храма, откуда они со своей служанкой выходили после вечерней мессы. Девушка почти задыхалась, когда рассказывала о смерти своей няни от рук бандитов, о том, как ее орущую и ревущую закинули в угол кареты, заткнули рот и везли почти сутки. С Энжи история еще трагичнее, ее похитили накануне свадьбы. Она разлучилась с отцом и братом всего на минутку, но этого мгновения хватило, чтобы затащить ее за угол дома, также связать и беспомощную увезти от своей жизни.
Я и сама плакала вместе с девчонками. И меня отлучили от любимого. От человека, которого у меня и так может забрать время в любой момент. Проревевшись, мои союзницы по беде ушли на импровизированное ложе, точнее большой тюк сена, накрытый какими-то тряпками сомнительной свежести. Там они, переполненные своим горем, забились в угол и видимо ушли в свои грезы.
Мне же было не фантазий. В голове то и дело стучала мысль — надо что-то делать. Эбби, надо что-то делать! Иначе ты сгниешь в гареме какого-нибудь лысеющего султана. И это в очень хорошем случае. Я хоть и молода, но все же трезво оцениваю свою внешность.
Я мерила шагами нашу тюрьму и думала. Ходить, правда, было особо негде. 15 шагов в одну сторону, 22 в другую. Это действительно был подвал. Сырой, вонючий, но хоть теплый. Наши похитили видимо «заботились» о пленницах и усиленно топили печь, стенка которой выходила к нам. Там находилась и «кровать». Спасибо хоть за это. От земли шел неимоверный холод, если бы не горячая стена, мы бы в миг замерзли.
Так. Стена. Если она связана с печью, то вероятно, в ней есть какой-то дымоход, старая труба или еще чего-то. Маловероятно, но все же может стоит поискать выход к свободе наверху? Я задрала голову и разочарованно выдохнула. Нет. Комната напоминала колодец. Узкая, но очень высокая. Возможно, мы в старом замке или тюрьме. До потолка здесь метра 4, если не больше.
Да. Это не вариант. В миллионный раз подошла к двери. Потрогала черные доски, приделанные поверх железного полотна, свежие. Только недавно оказались здесь. То есть логово готовили заранее. И судя по рассказам девочек их выслеживали долго и целенаправленно. А это значит что? То, что люди, похитившие нас, совсем не дураки. У них все схвачено. А это плохо, очень плохо.
Вот как бы я сейчас хотела высказать моему герцогу, все, что о нем думаю! Ведь именно из-за его безумной затеи, я сейчас сижу в подземелье, а он? Где же он?
В тупом изнеможении упираюсь лбом о дверь. Железо, словно промороженно, через кожу передает холод всему моему телу. Но я не сопротивляюсь. Авось, что-то проясниться.
Неожиданно слышу скрежет и мой лоб теряет опору. Но я не поддаюсь. Быстро выныриваю из падения и встаю прямо. Тут же по рукам к голове бежит жар злобы. Прямо напротив себя вижу довольное, ухмыляющееся лицо Корриджа или Василиска.
— Что ж ты, куколка, под дверью стоишь? Холодно же. Шла бы к девочкам, там теплее, — говорит весело и мило так, аж зубы скрипят. Даже не поняв, как это произошло, замахиваюсь и кидаю кулак в его наглую морду. Но меня опережает темноволосый худенький мужчина, который, оказывается, все это время стоял за спиной главаря. А я даже не заметила. Он перехватывает мою руку и силой давит сначала вниз, потом заводит за спину. Слепну от боли в мышцах и суставах.
— Отпусти! — это я кричу неосознанно, разум застилает от боли.
— На колени! — почти кричит он и еще больше заламывает руку. От бессилия делаю, как он велел. Лишь бы отпустил. Когда оказалась на коленях, он немного ослабил хватку, но продолжал держать меня так, чтобы я не могла встать.
— Осторожнее. Так можешь и руку вырвать. А ты можешь, я видел, — мягко, почти по доброму говорит Василиск — На коленях, куколка, ты мне нравишься больше. Эта поза тебе идет.
Подходит ближе, так, что я вижу его высокие черные сапоги. А в них отражение своего перекошенного от бессильной злобы лица. Или мне это кажется. Единственная лампа то стоит в другом конце комнаты.
Василиск подходит ближе, хватает своими жилистыми пальцами мой подбородок и тянет вверх. Пытаюсь встретится с ним взглядом. Чем черт не шутит. Может глазами все же можно убивать.
— Ну, что я тебе говорил? Какова? А?
Черноволосый мужчина взади меня одобрительно угукает.
— Да, неплохой улов на этот раз.
— Те две красотки, но обычные. А эта другая, — он продолжает сжимать мою челюсть, поворачивая голову, рассматривая меня, будто лошадь на рынке, — В этой огонь! Я сразу понял, когда увидел тебя. Кого ты хотела обмануть этим маскарадом, девочка? Эти милые щечки, вздернутый носик, губки. Ох, если бы не хотел выручить за тебя кучу золотых, себе бы оставил. Да, отпусти ее. Видишь, уже синеет.
Мужчина отпускает руки, а я не могу скрыть вздох облегчения. Встаю с колен, потирая больное место. Теперь оба
