она играет по чужому сценарию. Идёт ли она к финалу за смертью, или к шансу обрести себя?
– Я такая, потому что весь мир стремится меня раздавить.
Такой ответ предписывает структура финала. Ты. Чего хочешь ты на самом деле? Бесконечная колыбель ошибок отделённая от таких же отвратных вариантов будет вечно преследовать её вечно. Вечно. Вечно, пока она не осознает её полностью. Находящаяся в петле, обречённая страдать по своим ушедшим воспоминаниям. "Кто она", вопрос, пока что, без ответа. Но кто такой Филипп, спящий в мебельном магазине парень, она знает точно: взращённый самой смертью и сытый болью ровесник. Человек, рождённый дымом. Почти голый, он вышедший из небытия к ней для спасения без каких-либо видимых травм тела. Напуганный подросток. Голодный по чистому воздуху и яркому синему небу. Романтик. Слегка робкий молодой мальчишка с навсегда утраченными великими целями. Возможно, обречённый на вечное одиночество, но полностью осознающий себе в своём теле и разуме.
– Посмотрите на меня! – продолжала она шептать в свои горячие ладони. Кричать она и не пыталась, боясь, что разбудит своего друга. Страх быть найденной в таком убитом состоянии не позволял ей даже дрожь в голосе.
Осколки были рядом. "Возьми их и покончи с этим навсегда", думала она. Но нельзя. Нельзя останавливаться. Конечно, легче всего всё бросить и сдаться. Сдаться и предать весь пройденный сюда путь. Обесценить все тяжёлые вздохи. Нельзя. Но кто такой Филипп, спящий в мебельном магазине парень, она знает точно. Оперевшись на всю ногу, Лиза поднялась с пола, и не вытирая слёз, осмотрелась по сторонам. Измученная и уставшая от саморазрушения, она решила сделать то, для чего, наверное, и была рождена семнадцать лет назад. Для чего многие события в её жизни произошли именно так, но никак иначе, чему она, порой, удивлялась.
"Фил, прости меня, что ничего тебе не сказала. Я всё это придумала спонтанно, пока ты спал, но… Но я спать не могу, пока фотография с этой девочкой лежит у меня в кармане, постоянно напоминающая о себе. Я верю в твои слова о дыме и в то, что где-то за городом его совсем нет, что где-то там, далеко, есть привычный мир, где всё как раньше. У меня есть, не знаю, может быть, часов восемь или девять, чтобы забрать карту, найти девочку и вернуться к тебе. Пожалуйста, дождись меня в старом мире, и мы больше никогда не расстанемся! Люблю. Лиза", написала она. "Постоянно напоминающая о себе" относилось вовсе не к фотографии. А к самой Лизе. К её неопределённости и хаотичному поведению. К невозможности узнать себя и свои цели. Но кто такой Филипп, спящий в мебельном магазине парень, она знает точно. Сняв с запылившегося манекена самую дорогую и красивую куртку, постоянно оглядываясь на ухудшающуюся погоду, она решила сделать себя частью этого парня. Чтобы всякий раз дотрагиваясь до этой вещи, он вспоминал её образ. Дополнением к этому был нарисованный лично ей смайлик белой краской: тонкий кружок как голова, глаза как крестники и большая улыбка. Это Филипп.
Да, возможно, она была чересчур доброй. Возможно, слишком доверчивой. Но абсолютное непонимание своей личности и постоянно отдаление ото всех перевешивало все её достоинства. Что есть счастье, если не существование? Она ненавидит одиночество. Но больше всего она ненавидит привязываться к кому-то. Больше всего она хочет найти девочку с фотографии и убедиться, что с ней всё в порядке.
"Нужно найти девочку с фотографии. Нужно найти себя…", решила Лиза. Нужно перечеркнуть всё "до" и сфокусироваться лишь на своём будущем. Иначе, так она и погибнет, не зная, что сделала для себя и окружающих её людей. Мысленно проговаривая себе, она ругает себя за слишком частые контакты. Подмечая, что постоянно пытается схватиться за чужой рукав, боясь исчезнуть. Будто, если не сделает это – умрёт. Она уходит с мыслями, что все те плохие слова, что она сказала уже погибшим знакомым, будут преследовать не только их, но и саму Лизу до последнего её вздоха. Извиниться уже не получится. А так хочется. Записка оставлена вместе с курткой в том же магазине, где она всё это и нашла, и, собираясь уходить, случайно, или по привычке, спрятав руки в карманы, нащупала брелок.
После застывшей минуты раздумий, брелок оказался в самом сердце разыгравшегося костра, медленно превращаясь в растекающийся во все стороны пластик. Это стало точкой невозврата; полное отречение от прошлого для создания чёткого образа ясного будущего. Назад дороги уже нет.
Скрипящие входные двери распахнулись. Под ногами затрещало стекло, а пыль медленно оседала на руках. Ремни противогаза затянуты как никогда крепко, а шаги её были уверенными.
Абстрактное окружение полностью завладело чувствами, подкрепляемое неясностью мышления, оно рисовало хаотичные полупрозрачные линии на абсолютно каждой видимой поверхности, предполагая, что наблюдатель в силах устоять перед мощнейшим сдвигом нематериальных уровней. Казалось, что некогда добровольно-разбивающиеся об стальные навесы и крыши брошенных автомобилей капли воды застывали в воздухе, демонстрируя чудесную игру бликов на сферической поверхности. Казалось, что маленькие частицы снега изменяли давно устоявшиеся законы притяжения, и, противореча им, вдруг, возвращались обратно на ещё более потемневшее небо. "Возможно, показалось", думала Лиза, продолжая неспешно двигаться в сторону парковки, боясь, что даже одним неосторожным шагом, здесь, на улице, может разбудить её друга.
В пространстве между дымом и человеческим куполом была ощутимая, но пока что необъяснимая лёгкость, болтающаяся где-то неподалёку. Присутствие её было таким же ясным, как и видимость дрожащих от холода рук, но не постоянным. Не длительным. Вместе с этим ветром, кончики пальцев умудрялись касаться невидимой развевающейся шторы неподалёку, которая походя на ледяные волны, полностью погружала тело в беспорядочное метание от камня к камню, за которыми, возможно, есть никем не тронутый уголок. Подобно волнам предстал и скрипучий звук скачущего стального троса, но уже где-то за пределами понимания этой площади.
Постоянно вылетающий из тёмных камней разбросанных повсюду звук старого сломанного телевизора создавал мягкую и до мурашек знакомую обстановку уюта. Это было предвестие чего-то настолько громкого, на чьих массивных звуковых волнах было возможно вознестись к старому небу света и слезам счастья. К месту без сожалений и страха бессмысленной смерти. Шипение прекращалось с автомобильным гудком. Никто и подумать не мог, что всего за несколько часов слепых блужданий обычный для старого мира звук станет вестником чего-то непредсказуемого и поистине страшного. Вестником возможного конца чьей-то долгой бесстрашной истории поисков и само копаний. Источник многих пугающих мыслей был совсем неподалёку, буквально, в
