— Видел? — спросила она.
— Читал, — ответил Рэндан.
— Читал? — она склонила голову набок.
— В театрах как-то не довелось побывать, — он пожал плечами.
— И как тебе?
— Ну… "Кукловод" хорош, а так… — он нахмурился, пытаясь вспомнить, что там ещё читал достойное.
— Подожди, Рэндан, "Кукловод"? — удивилась Эйва. — Трагедия Одеэйна "Кукловод"?
— Да, а что?
— Она тяжёлая, сложная…
— А я слишком туп, чтобы сообразить?
— Нет, нет, — она помотала головой и стукнула его. — Дуралей! Нет! Просто ты знаешь, что её никогда не ставили на сцене? Лайнан, ну Одэйн, считал, что она не для всех, а что до руководителя театра, графа Рийна, то он вообще сказал, что это слишком.
— По-моему, отличная пьеса, — хмыкнул он. — Как в жизни всё.
— В ней все были несчастны и умерли! — заметила Эйва.
— Я ж и говорю — как в жизни.
Она усмехнулась.
— Где ты её читал?
— У Бэлта были две книжки Одейна — одна с комедиями, а другая с трагедиями. И понятно, что парни на войне не хотели читать трагичное что-то, хватало вокруг — брали комедии. Оставалась вторая.
Эйва рассмеялась.
— А ещё мне нравилась "Восстание короля", — сказал Рэндан, вспоминая название другой пьесы и Эйва кивнула. — И там была маленькая рыжая девочка, неунывающая такая. И она выжила, хотя не была главным персонажем в очевидном понимании, но на деле была. И кажется я знаю, кто эта девочка.
— Брось, — она мотнула головой и опустила её вперёд, отчего волосы закрыли её лицо. — Он писал про всех. Все герои были в театре. И я просто одна из многих.
— Конечно, Эйва, конечно, — и он запустил руку в её волосы, чтобы открыть лицо.
— Правда, Рэндан, — улыбнулась она, и прижалась к руке, которая погладила её щёку. — Но мне нравилось смотреть, как он пишет. Я хранила черновики и рисовала на них костюмы героев.
И вот это его тоже в ней сводило с ума — такая робкая скромность, пугливая. Словно её слишком много били, что она каждое такое проявление тепла и участия принимала с такой благодарностью, что щемило внутри до боли. Он потянул её на себя, стараясь доказать, что она заслужила тепло и нежность.
— Что вы с Бэлтом сделали, что бегаете? — спросила Эйва, когда его голова лежала на её коленях.
— Ну, Киннан же сказал, что дезертиры, каторжники… — попытался отшутиться Рэндан хотя безумно захотелось ей рассказать, несмотря на то, что никому не рассказывал.
— Перестань, я в это не поверю, — она мотнула головой, её пальцы гладили его голову и кажется он сейчас урчать начнёт от удовольствия… дожил!
— Почему? — спросил он.
— Ты не похож на человека бегающего от войны и воинской службы, и от работы, даже, если она каторжная, — пояснила Эйва. — Что случилось, Рэндан?
Он вздохнул:
— Хм… — зажмурил один глаз, — после войны уже, в одном кабаке, два служивых поругались между собой. Случилась потасовка, как это бывает обычно — начали двое, а закончили с десяток. И в этой потасовке, те двое — один убил второго. Нечаянно, правда. И убитый был мерзким человеком. Но, тут правда одна.
Он пожал плечами, потому что на деле всё было правильно.
— Разбираться стали, а концов найти не смогли. А я был в том кабаке, и впервые кажется в драке не участвовал, — и Рэндан ухмыльнулся. — Хотя я всегда за, морды-то почистить — милое дело.
Эйва повела головой и улыбнулась.
— Но так получилось, что с убитым у меня ещё в войну закус был, вот мне и припомнили. Взяли меня и повесили убийство.
— А тот человек? — спросила она. — Кто убил?
— Ну, а кто ж на себя будет наговаривать? Так-то в расследовании всё шло не очень — все свидетели пьяны были, никто ничего не помнил, а я не сознавался. Следователи посчитали, что хотя меня знало человека два из свидетелей, но они все меня выгораживают — в полку уважали меня. Но гончие не сдавались, — он поморщился, вспоминая тюрьму и допросы. — Обмяли меня всего, а в итоге ничего — ни признания или того, чтобы кто-то на меня показал. Ну и решили — лет десять каторги и хорошо.
Она вдохнула, нахмурилась и прикусила губу в сожалении.
— Это ничего, я бы справился, ты права — от работы никогда не бегал. А на каторге, разве что еда так себе, а условия не хуже, чем на войне.
— И что случилось?
— А почти перед вынесением приговора приехал в расположение следователь уже из королевской гвардии. Проверяли работу военного трибунала тогда, было серьёзно. И моё дело прям под руку ему и попало. Снова дознания начались, но хотя не поменялось ничего, меня на трибунал привели и приговорили к расстрелу.
— Что? — и шокирована она была так искренне, что ему стало забавно. — Но, а тот, что был виновен? Он знал, что тебя должны расстрелять вместо него?
— Знал.
— И ничего не сказал?
— Я его понимаю, — ответил Рэндан очень сдерживаясь, чтобы не улыбаться, но Эйва была такой милой в своём гневном удивлении.
— Понимаешь? — нахмурилась она ещё больше.
— Ну, у него дом, супруга, детки, есть куда возвращаться, надо дальше жить. А я перекати-поле — не было ничего и… — мужчина привёл, по его мнению, весомый довод, — он мне помог сбежать.
— Потрясающе! — взвилась Эйва. — Какое благородство! То есть из-за того, что он успел до войны девице какой-то детей сделать, его жизнь цениться больше твоей?
— Ну, ему надо детей поднимать, воспитывать.
— Чему он их научит? А? Как быть хорошим честным малым? Да? Или как свалить свою вину на другого ни в чём не повинного человека? О, да, он помог тебе сбежать! Какой молодец!
Рэндан смотрел на её такое искреннее и праведное негодование и сдерживать смех уже не мог, а на сердце стало так хорошо, уютно, словно дома оказался, вот так лёжа головой на коленях женщины, которая въелась в сердце. И больше ничего не хотелось. И ничего и не было кажется теплее.
— Что ты смеёшься? — продолжала гневаться Эйва. — Что смешного?
— Ты смешная, — ответил он и перевернувшись потянул её под себя.
— Перестань! И ты бегаешь четыре года?
— Три с половиной, — ответил Рэндан, — полгода они там следствие вели.
— Вели следствие они, — фыркнула она. — А Бэлт?
— Он просто командиром моим был, тоже помог мне сбежать. Я был против того, чтобы со мной в бега пустился, но уж как вышло… с тех пор в связке, — он погладил её щёку, потом провёл пальцами по морщинкам на лбу. — Да и не такой уж я хороший, Эйва. Я всё думал, что надо сдаться. Нам же не всегда честно получалось жить — воровали, где разбойничали откровенно, да и двоих, кажись, я убил всё же. Ну, не считая войны.
— На войне все убивали, а "кажись" твоё… — она фыркнула и закатила глаза.
— Мальчишка, который меня охранял, я его приложил сильно, скорее всего…
— Может быть… — иронично уточнила она.
— И один мошенник на севере, он нам документы должен был сделать, чтобы мы границу перешли, а в итоге сдать нас хотел, шантажом денег пытался вытянуть. Я его пырнул. Мы его оставили. Ушли.
— И он может быть умер? — уточнила Эйва, язвительно.
— Да, — кинул Рэндан, улыбаясь ей.
— А может не умер?
— Эйва… — покачал он головой и прижался к ней, чтобы поцеловать, но она тоже мотнула головой.
— Рэндан… — потом спохватилась: — И это не твоё настоящее имя?
— Моё. Я осенью, в горах сдал сильно, думал, что у меня хнийка, не хотел к людям идти, а потом оказалось, что простуда просто. И мы сюда вышли. Думал, если не пустят на постой, то я пойду в город сдамся. И когда меня Янра спросила, как меня зовут, я был не в себе, и сказал настоящее имя.
— Вы хотели уйти? С началом весны?
— Бэлт не хочет, он к графине прикипел, переживает за неё. Да и… — он почесал за ухом, склонил голову, — я не хотел оставлять девок домашних с безумным пьяницей. Думали герцог прогонит. Но не прогнал.
Эйва задумчиво кивнула.
— Веришь мне? — почему-то ему отчаянно хотелось, чтобы она поверила.
— Я знаю, что ты не плохой человек, — ответила она.
