помощи. Это животное или существо должно быть вашим слугой, а не вы потакать его инстинктам. Сила – это стихия. Искусство мага в том, чтобы направлять внутри себя потоки магии, что будут проходить по определенным точкам. Чтобы сохранять трезвый рассудок… да, не стоит фыркать, как лошадь перед гнилым сеном, господа, во всех смыслах этого слова. Вы должны избегать и излишнего вина, и избыточной страсти. В идеале маг должен быть способен очистить себя от чувств, когда приступает к делу. А все мы, постигая науку, стремимся к идеалу, верно?
Аудитория утвердительно зашуршала. Эшлин не умела писать, но перо взяла и задумчиво щекотала им тыльную сторону ладони. Видимо, то, что не касалось ши, не слишком ее занимало. «А жаль, – подумал Брендон, – почему-то самые способные ученики часто самые безалаберные. Поначалу».
– Сейчас я попрошу вас сделать одно очень простое и в то же время сложное действие. Как известно, магия с трудом простирается за пределы человеческого тела. Направлять силу таким образом легко и по своему желанию без участия специальных артефактов, которые долго заряжают несколько магов, сложно. И все-таки опытный маг на это способен. А начинающий способен, так сказать, упрощенно. Я покажу вам. Выйдите, пожалуйста, к кафедре вы и… вот вы! – он указал на увлеченно выводившего что-то прямо на парте Аодана и Мавис, несмотря на свою полноту, практически слившуюся с партой, чтобы стать как можно незаметнее.
– Встаньте в двух шагах друг от друга, – скомандовал Брендон, – в двух, господа, не переоценивайте свои сегодняшние возможности. Не стоит так неистово краснеть, здесь не таверна, чтобы предлагать вам что-то непристойное. Итак, вы должны дотянуться и прикоснуться друг к другу с помощью магической силы. Если получилось, то каждый из вас почувствует прикосновение и тепло, хотя никто не пошевелит и пальцем. Сосредоточьтесь. Это очень полезное упражнение для тренировки силы. Будете делать вечером в коллегиях, разбившись на пары.
Аодан напрягся, будто ему предстояло поднять мешок муки, и сжал зубы. Не то чтобы его пугало общество Мавис, но то, как она мрачно смотрела исподлобья, не давало ему покоя. Такие юноши, как Аодан, не слишком верят слухам, но опасаются странных. Потому что сами просты и прямы.
Мавис переступила с ноги на ногу, вцепилась повлажневшими ладонями в подол платья и вперилась взглядом куда-то Аодану в шею. С таким выражением лица можно было разве что выискивать место для укуса. Брендон слишком поздно понял, что выбрал не совсем удачную пару, но менять студентов – тратить время и отступать. Не Эшлин же вызывать с ее странностями… и уж точно не Горманстонов.
Аодан собрал все силы и зажмурился. На виске забилась жилка. Простое задание оказалось с подвохом. Его магическая сила никак не желала покидать тело и кого-то там щупать. Особенно при всех. И особенно Мавис.
Вдруг Мавис вскрикнула и влепила Аодану пощечину. Просто рукой. Но Брендон отчетливо увидел: в тот момент, когда девица ударила Аодана, в ближайших к ней лампах погасли свечи, а по деревянной кафедре пролегла тонкая трещина. Когда она, сдерживая злые слезы, сорвалась с места и под смешки, больше изумленные, чем злые, выбежала в коридор, магистр был не меньше обескуражен, чем потирающий щеку Аодан. Неуклюжая с виду девчонка смогла с первого раза не то что прикоснуться – расколоть дерево в шести шагах от нее. Опасное свойство.
– Я же только хотел коснуться плеча, – оправдывался пострадавший студент, – а получилось, ну… не там. Я схожу извинюсь?
– Надо смотреть вперед и видеть цель, – ответил ему Брендон, – а не тыкать пальцем наобум с закрытыми глазами. Садитесь. А остальные могут разделиться на пары и попробовать. Только прошу вас, на этот раз аккуратно и без лишних чувственных проявлений. Аодан, ваши извинения будут уместны, но позже. Кто-то из девушек дружит с Мавис Десмонд? Сходите за ней, помогите успокоиться.
Кудрявая Кхира побежала к выходу. Брендон договорил и вдруг почувствовал тепло пальцев, скользящих по щеке к подбородку. Эшлин смотрела на него в упор с четвертого яруса и возмутительно улыбалась.
* * *
Магистр Эремон смотрел на крендель. Его политые медом бока напоминали ему о бесконечности. Когда одной версии событий доверяешь в глубине души больше, чем остальным, она может повести тебя по такой вот замкнутой фигуре. А разум, блуждающий по кренделю, бесплоден. Великий магистр-инквизитор отхлебнул горячего вина и откусил кусок кренделя. Так внутри стало немного теплее, а мысли обрели больше свободы.
Страсти для мага опасны. Магистр Эремон был весьма сдержан в выпивке, избегал любовных связей, не вдыхал дым восточных зелий, вначале обостряющих ум, но потом вызывающих болезненное пристрастие, дрожь в руках и печальную скудость мыслей. Более того, он никогда не предавался пустому и сладкому самосожалению, которое считал весьма распространенным и не менее губительным, чем вино. Но страсть к хорошо приготовленной еде он себе позволял как отдушину, уравновешивая ее обливанием ледяной водой в любое время года и упражнениями с тяжелой железной палкой, которые ему расписал профессор Тао. Что поделать, никто не безупречен. За обучение тогда еще далеко не магистра Эремона не зря заплатила гильдия пекарей, когда-то подобравшая голодного сироту и пристроившая к делу.
Брендон Бирн честно перевел то, что было написано на клочке бумаги из руки покойного. Первым там упоминалось слово «ферн», что переводится как «ольха». Но никакой ольхи в университете не было, это дерево давно извели в угоду более приличным для университетского сада породам. Внутренность саркофага, в котором с научными целями лежал Дойл, была из лиственницы. Ольха мертвому ныне профессору могла встретиться только в качестве дров для камина, но кто и зачем будет писать на древнем языке записки о дровах? При чем тут ольха, будь она неладна? Друиды были мастера аллегорий и иносказаний. Эта ольха могла оказаться чем угодно, от направления на север до указания на болезни печени. Письменность они зачастую презирали, так что сохранить удалось совсем мало, и то в таком творческом пересказе, что авторов тех трактатов проще счесть сказочниками, чем учеными.
Полностью фраза или часть фразы звучала так: «Ольха станет вратами для людей, и для того нужны пятеро». Легче не становилось.
Пока Ласар старательно изучал записи погибшего, к счастью, на понятном языке, магистр решил нанести один неожиданный визит. Он не рассчитывал на правду. Он хотел увидеть реакцию.
Ректор Галлахер сидел на увитой плющом скамье, из-за зелени напоминавшей беседку, и смотрел на заросший тростником пруд. Если подумать, это было зрелище редкостно диковатое и неопрятное по сравнению с клумбами и стрижеными кустарниками
