и в его песнях сокрыто больше, чем можно прочитать.
– Уйти в холмы? – заинтересовалась Эшлин.
– Так говорят о тех, кто, согласно легендам, уходил в земли ши через некие Врата. О Томасе Лермонте рассказывают, будто ребенком во время праздника он оказался у ши – была зима, он недавно научился ходить, отошел от дома и потерялся и замерз бы, но некие нечеловечески прекрасные юноша и девушка увидели его и унесли в свой дворец. Там он пробовал мед ши, что сделало его великим бардом и провидцем, а еще…
Эшлин на несколько мгновений перестала слышать. Перед ее глазами стоял ребенок, подобранный в снегу и переставший плакать на руках, пригревшись и заинтересовавшись украшениями в ее волосах. И медовые леденцы, которыми угощала его Ройсин.
– …прожил более двухсот лет, не старея. Возможно, он не умер, а действительно ушел в холмы. Не все легенды о ши устрашающи. Так вот, кроме песен он оставил кое-что еще. И он совершенно точно был вхож в круг друидов. Кого-то иного я и не вспомню.
Кошка бесшумно шла за ними. Она проснулась, как только Феруза сделала первый шаг в глубину библиотеки.
– Вот, посмотри здесь, Эшлин-бинти. Это записи и провидения Томаса Лермонта. Огромная ценность, мне досталась честь переписывать ее. Ученица муаллима Бирна не умеет читать, я помню, но здесь есть знаки огама, который использовали друиды.
Среди тщательно выведенного кружева неизвестных Эшлин букв было кое-что еще – палочки и черточки. Как на фибуле, оставленной Браданом.
– Это огам, да?
– Верно. Это удобно, чтобы вырезать знаки на дереве и выбивать на камне. Пергамент стали использовать позже.
– А ты… а вы можете прочитать мне то, что написано перед знаками огама? Где он объясняет, откуда узнал их?
– Конечно, Эшлин-бинти. Сразу лишь предупрежу, что это немного обрывочно – не все удалось сохранить.
Феруза поставила светильник, придирчиво проверив, что он не может открыться, выбросив искорки, и принялась читать мягко и очень чисто, словно творила заклятие. Эшлин мимолетно подумала, что Феруза ведь издалека, но неродной для нее язык сходит с ее губ и родным, и любимым. А потом перестала думать о Ферузе, потому что услышала:
«Книгу же нашли подле пятерых убитых друидов, чей убийца не был найден, потому поселяне более не ходили в то место, считая его опасным или заколдованным. Я же отметил иное, узнавая через годы эту историю: и убитые, и книга найдены были подле Врат, которые я называл Зелеными Вратами, дверью в потаенную страну прекраснейшего и скрытого народа ши. Когда же я стал расспрашивать, книгу с охотой и сразу отдали мне, ибо все прошедшие годы опасались и уничтожить ее, и сохранить, но, по счастью, сохранили. Я щедро наградил семью, сберегшую великую ценность, – ибо эта книга из глиняных табличек несла удивительные знания, собранные неким молодым друидом, судя по всему, даже и за Вратами. Впрочем, начинает он с огамического письма…»
– Дальше огам. А потом вот что: «Писал он также о фоморах, существах, созданных горными породами, извечными врагами ши, жестокость и коварство которых не знает границ. И, как кажется, был влюблен в деву из ши, чье имя, впрочем, нигде не упомянул. Рассказывал и о языке цветов, трав и деревьев, в совершенстве используемом ши…»
Дальше были рисунки. Которые кто-то – Томас Лермонт – перерисовал с глиняной таблички, а потом умелые руки переписчицы Ферузы повторили их еще раз. Чтобы их вот так увидела Эшлин.
– Ты плачешь, Эшлин-бинти, – сказала Феруза мягко. – Есть что-то, чем тебе надо поделиться? Я умею выслушать и никому не рассказать.
Эшлин так ожесточенно замотала головой, что волосы выбились из косы. Она злилась на свои слезы. Еще чего! Надо было думать, а не плакать.
– Спасибо. Нет. Мне надо узнать, кому Томас Лермонт отдал книгу Бра… друида. Или спрятал? Тогда где она хранится?
Феруза вчиталась в пергамент, переворачивая страницы особой тонкой закладкой.
– Вот, смотри, Эшлин-бинти, это ближе к концу записей «…мое время высчитано Кругом до точности, так или иначе я покину мир людей – это и мое предчувствие. Я оставил уже распоряжения о том, как поступить с моим телом», – дальше он перечисляет, что должно лежать в каменной гробнице, где она должна находиться – «что до книги безымянного друида, я хочу, чтобы она попала в руки того, кто ведом знанием и пытливым умом, верой в благой и прекрасный мир ши, а не алчностью и злобой. Для тех, достойных, я оставлю подсказку к пути: встань в центр моего мира без уважения – я прощу. Сделай четыре шага к черному дурману, протяни руку к белому алтею, отсчитай число его лепестков сверху, и в фоморском схроне найдешь искомое. Помни: употреби для блага, или судьба твоя будет жестока».
– Насколько мне известно, пока никто не понял смысл этой загадки, – пояснила Феруза. Она смотрела на Эшлин удивленно. Или казалось? Полутьма, скрытое легким шелком лицо – не разберешь. – Нужно ли юной ученице это записать? Я помню, что ты не умеешь читать, но если показать кому-то…
– Спасибо. Я запомнила. А где он похоронен?
– Через холм отсюда, на земле Университета. Это красивое место, и любой покажет его.
Эшлин поблагодарила еще раз и чуть ли не бегом кинулась к двери.
Там просто. Черный дурман – цветок севера. Белый алтей – запада. Пять лепестков у алтея. Фоморский схрон – это тайник за камнем.
Феруза Аль-Хорезми молча смотрела девушке вслед, поглаживая кошку. Она не сказала Эшлин следующую строчку.
«Если возьмет в руки рожденная Ежевикой или разделивший с ней душу, свершится их судьба и радость. Если же рожденный плющом и хранящий злое дело в сердце своем – смерть постигнет книгу, смерть разделит влюбленных. Но нельзя в это вмешиваться ни человеку, ни ши, ибо это их и только их путь».
Феруза переписывала книги, а не писала их. И не считала себя вправе добавить что-то от себя в чужой узор.
Особенно если тот, кто начертил узор, просил его не касаться.
Брендон Бирн пытался вернуть себе душевное равновесие. Правда, в отличие от Кристалла ши, его нельзя было просто откопать в древнем кургане или выловить со дна болота – если у болота, конечно, вообще есть дно. Это равновесие уничтожали, не давая родиться, два противоположных чувства. Первое – тревога, смешанная со стыдом за то, что пока убийца Финнавара Дойла бродил где-то непойманным. А сам Брендон почти ничего не сделал, чтобы помочь расследованию. Второе –
