здесь.
Он протягивает руки
И берет тебя за плечи.
Тот, стирающий улыбки,
Что пришёл из темноты.
"Ты моя навеки кукла", -
Шёпот древнего заклятья.
И сквозь веки наблюдайте,
Танцы куклы на стекле.
То почти живая кукла,
Кровь её питает землю.
Нарисована улыбка,
Нервы-нити, как струна.
И за нити держит крепко,
Тот, стирающий улыбки,
Кто казался чистым светом,
Древний, тёмный кукловод. *
*Авторское стихотворение
— Мы все твои подданные, — взвыл дурным голосом Рют Тарвит. — Прими нас всех! Дай нам свою власть!
А Стефан прекрасно знал, что там, позади него — бесформенная масса, не имеющая ни определённого цвета, ни названия. Нечто меняющее лики, как кукольник меняет кукол. Нечто из чего на свет появляется Дивный бог с завязанным ртом и в жёлтых одеждах, сияющий в своей славе; и самые тёмные создания, которые не может вообразить себе человеческий разум.
Дивный бог выплывает из портала вместе с ветвящимися черве-нитями, нависая над жертвой, руки его тяжелее молота кузнеца, придавливают мага к земле и голос от которого немеет сам ужас шепчет, шепчет в ухо бесконечные строчки безумного стиха. Голос немого бога ужасает, проникая в сознание. Те, кто идут следом клацают несчитанным количество пастей, скребут острыми когтями, пытаясь достать до Стефана и рвать на части, иногда это им удаётся, и новая рана появляется на теле.
И венчает безумие на пике ритуала сонм белых черве-нитей, скручивающихся жгутом. Они ищут путь к живому телу, находят Стефана, проникая в свежие порезы, блуждая под кожей, которая белеет, иссушивается, проявляя синие прожилки сосудов. В присутствии черве-нитей площадка начинает плавиться как от огня, образуя белую стекленеющую массу, а боль Стефана достигает возможного максимума. Напрасно он пренебрёг настоем и платит несоразмерную цену страданием. Черви-нити находят своих собратьев, выбравшихся из позвоночника мага, сливаясь с ними в тошнотворном танце, почти выдёргивая позвонки, причиняя страдания, от которых он вновь падает, заходясь в крике. Мерзкий стрёкот разрывает барабанные перепонки. Глаза мага закатились под веки.
Флакон с зелёной жидкостью услужливо поднесён жрецами-лекарями и боль немного отступила, а может быть просто стала привычной. Стефан заставил себя подняться, его качало в такт пульсации нитей, картинка перед глазами под веками расплывалась. Как и на площади в день празднования, он видит особым зрением, что этот ритуал принёс с собой — каждый жрец теперь тонкой черве-нитью соединён с порталом, в том числе и Тарвит, продолжающий нараспев произносить бессмысленные обрывочные фразы.
Нет, не все подчинены Кукловоду. Одна фигура стоит в сером плаще у колонны под Немым богом. Но черве-нити продолжают танец по крипте, находя живое, устремляются к серой фигуре. Осознавая, что дознавателя нужно спасать, Стефан резко бросился вперёд, разрывая связь между собой и ликами, отвлёк на себя червей-охотников. Сам разрыв оказался настолько болезнен, что вырывает очередной крик, смешавшийся с другим надтреснутым криком Рюта Тарвита.
— Чужие в крипте!
Уходя по тёмному коридору собственного сознания, Стефан успевает заметить, как высокая широкоплечая фигура выбегает в зал, разметав жрецов, позволяя уйти тому, кто не был заражён Кукловодом, и уходит сама захлопывая единственную дверь.
Облегчённо Стефан позволяет себе упасть на острые оплавленные камни и потерять сознание. Григор и Шаун сделали всё так, как было оговорено — взяли бумаги и ушли, что бы не случилось, оставив мага в крипте.
Глава 28
— Живучий, — отвратительно масляный голос змеёй вполз во тьму, где было так спокойно. — Осторожнее, он нам нужен.
Тело продолжали терзать. Минуту назад Стефан находился в чём-то теплом, окутывающем влагой и травами, но подняли, причинив новые страдания, положили на живот прямо так, мокрого, вода стекала на постель.
— Убирайтесь, — процедил сквозь зубы чуть слышно.
Серые тени задвигались. Одна наклонилась к телу.
— Вы уверены, замечательный, Стефан, что справитесь один, — сколько же ехидства было в словах Рюта Тарвита.
Стефану казалось, что на нём нет места, которое не ныло бы, не горело огнём. Невозможно пошевелиться без мучительной боли. Но он предпочитал умереть, только бы не видеть рядом жрецов.
— Убирайтесь, — повторил громче.
— Как хотите. Я подумаю, как помочь вам и не раздражать. К слову, вы не знаете, кто смог пройти в крипту? — в голосе ревнителя появилась угрожающая твёрдость.
— Я себя не помню…
— Вы уверены?
Произошло движение, и кто-то с силой ухватил Стефана за запястья, поднял и завёл руки за спину вверх, вызвав сильный болезненный спазм в разрезанной спине. В ответ он только скрипнул зубами, сдерживая стон.
— Вы уверены!? — руки сильнее свели и потянули вверх, держали некоторое время, наблюдая за мучениями. — Ладно, оставьте этот кусок мяса, всё равно узнаем.
Даже теряя сознание Стефан испытывал ненависть способную выжечь весь Фолганд. Прекрасная, сладкая тьма, из которой не хотелось просыпаться приняла его как родного ребёнка.
В следующий раз очнулся от лёгких осторожных прикосновений, но всё равно болезненных для измученного тела. Уловил движение в комнате и шёпот.
— Приходит в себя, — такой знакомый мужской голос, сейчас взволнованный срывающийся, очень эмоциональный.
Вероятно, начались галлюцинации и Стефану мерещится голос Аспера, но что ему делать в доме ненавистного брата. Рыжий всполох опустился на уровень глаз. Вельда заглядывала в лицо с беспокойным вниманием. Дрожат губы у Бельчонка, но лицо суровое, точно сейчас ругать будет. Подвёл своей слабостью.
— Не смотри, — закрыл глаза. — Не надо тебе…такое.
— Молчи.
Вельда прибежала ночью, разрываемая страхами и дурными предчувствиями, не осознала даже, кто открыл дверь и пустил в дом. Через ступеньки взлетела по лестнице, увидела Стефана. Ноги подкосились, так и села рядом с кроватью. Слезы тут же застыли на полпути, ненависть к жрецам оказалась сильнее. Не видела ритуала, но все поняла по ранам на теле. Измучили немилосердно, не жалея. Спрашивала Григора, что было, а тот глаза отводит в ужасе, врёт, что не видел ничего. Не отпустит она больше Стефана, кошкой вцепится, но не отдаст жрецам.
Она продолжила дело, которым занималась.
