Яростная атака вампира, в которую он вкладывает все свои силы, отбрасывая меч, поддаваясь охватывающему безумию, прогоняя прочь разумное, что хранил эти годы. Я не вижу выражения лица Алэра, но мне этого и не нужно. Супруг понимает, что пора заканчивать — внезапный рывок, который никто не ожидал, так как все время поединка, эрт Шеран по больше части лишь защищался. Удар, такой силы, что голова эрт Дайлиша дернулась, и черные когти ир'шиони сомкнулись на его горле, угрожая раздавить.
— Жить хочешь? — безразлично, рассматривая носы своих сапог, осведомился Алэр, и вампир что-то прохрипел, не разобрать его ответ, потому победитель пояснил:
— Жизнь — небо, свет луны, ветер, овевающий твое лицо, ласки той, которую любишь… Или смерть — пустота и забвение! Что ты выбираешь?
— Жизнь, — старается прокричать сумеречный, только получается плохо, потому что твердые когти сжимают его шею все сильнее, уже и кровь струится из-под них, но Алэр не выпускает свою жертву.
— Жизнь… — хрип становится слабее и слабее с каждой секундой, и я буквально заставляю себя оставаться на месте, потому что помню — Эдель никогда не поможет нам, если ее возлюбленный погибнет.
И снова мысленно пытаюсь дотянуться до супруга, чтобы попросить, но слышу только рык. Это ответ, больше мне, чем сумеречному, потому что я опять не поверила эрт Шерану, засомневалась в его действиях. Мне бы задуматься, отругать себя, но не хочу, потому гордо вскидываю подбородок и разворачиваюсь с намерением уйти. Только слышу за спиной, как Алэр требует у эрт Дайлиша:
— Клянись, что станешь служить нам и этой земле! Всему северу!
— Клянусь! — слышится уверенное от вампира, но я тороплюсь уйти с поляны.
В голове царит полная неразбериха, я привыкла рассчитывать только на себя, забыла, как это — надеяться на кого-то, принимать помощь, и вот теперь все для меня изменилось. В жизни появился тот, кто готов взвалить на свои плечи большинство моих проблем, но вот вопрос — готова ли я к этому? Однозначного, твердого ответа у меня не нашлось, по крайней мере в этот момент, потому решила подождать, поразмыслить, отыскать подсказку.
Шелестели листья, в вышине и под ногами, плавно опадали, деревья готовились к зиме, природа медленно умирала, завершался очередной цикл. Укроют снега мерзлую землю, придет тишь в лес, только изредка хрустнет ветка, да заиграет госпожа Зима мелодию, запоет вьюга свою мрачную песнь. И, будто наяву, я увидела величественный зимний лес. Госпожа Зима умеет украсить свою обитель. Покроются инеем мощные стволы, похожие на колонны; пушистые снежные шапки и бахрома накроют голые, неприглядные ветви. Ночью усилится мороз, засверкают посеребренные полной луной снежинки, пройдет неслышной поступью по сугробам ледяная красавица. И горе тому, кто осмелиться явится на зимний бал без приглашения. Не пощадит Зима, заморозит; и появится в лесу статуя изо льда, а по весне растает, впитываясь с талыми водами в землю. Так и пропадают люди, те, кто окажется морозной ночью в лесу один на один с госпожой Зимой…
А пока шепчутся листья, говорят, предупреждают, передают слухи и предания, заслушаешься, свернешь с тропы, заплутаешь неосторожно. Улыбка моя вышла невеселой, мне не затеряться, как бы не хотелось, не мечталось побыть одной. Хрустнула ветка под ногой Лиона — демон и не таился, когда следовал за мной. Торопилась за мной и Диль, шумно ступая, разбрасывая листья, украдкой улыбаясь эрт Декриту. Он поглядывал на альбину, чуть хмурился, старался выглядеть грозным, но не получалось, порой лукавая улыбка касалась края его губ. На какое-то мгновение я ощутила себя лишней, непроизвольно ускорила шаг и юркнула за широкий ствол, надеясь, что сумерки прикроют мое бегство. Медленно, очень тихо, задерживая дыхание, обогнула ствол, стараясь едва касаться палой листвы, выдохнула — Лион и Диль прошли мимо. Заросли поникшей ежевики, бурелом и никаких следов присутствия людей. «Благо или бич? — интересный вопрос задаю я себе и отвечаю. — Благо!» Мне нужно отдохнуть от всех, да и Диль с Лионом необходимо побыть наедине.
Неторопливо отправилась в обратную сторону — гниющие стволы упавших деревьев не становились серьезной преградой, но из-под них разбегались в разные стороны мелкие зверушки, нарушая тишину позднего вечера. Я не смотрю вперед — только под ноги, чтобы не споткнуться, и выхожу на поляну, на которой стоит одинокое дерево. Лес, будто расступился, уступая место красавице яблоне. Представляю, как прекрасна она весной — когда ее ветви усыпаны белоснежными цветами, воздух вокруг наполнен их ароматом, гомоном сотен птах и жужжанием пчел. Поляна кажется живой, дышащей свободой и красотой. Сейчас я вижу… смерть… Черные, облетевшие ветки тянутся изо всех оставшихся сил к небесам, умоляя солнце вернуться, подарить им новый зеленый наряд. На земле ковер из полусгнивших, когда-то ярко-красных, аппетитных яблок, потерявших былой привлекательный вид. Именно так мне видится теперь весь Ар-де-Мей.
— Но разве это смерть? — очередной вопрос срывается с моих губ облачком белоснежного пара. — Это сон, навеянный госпожой Зимой!
Мне становится легче, и я иду дальше, чтобы коснуться потемневшего, покрытого мхом ствола. Я не смотрю, куда иду, и чуть не запинаюсь о сидящего на корточках человека. Сдавленно вскрикиваю и выдыхаю:
— Кто вы? — уже понимая, что ошиблась.
Существо, худое, поджарое, с непропорционально длинными руками и ногами, похожими на гибкие ветви. Деревень поднимается, стоит молча, свесив руки вдоль тела, рассматривая меня глазами, напоминающими крупные ягоды. Я чувствую, как меня охватывает тревожное желание, и руки сами тянутся к поясу. Инстинкт охотников снова просыпается во мне, но с помощью силы воли я заставляю себя отступить в сторону, чтобы обойти. Сумеречный со скрипом, напоминающим звук раскачивающихся на ветру деревьев, делает шаг, преграждая мне путь. Поворачиваю в другую сторону, и он снова встает передо мной. Молчание деревеня путает меня, но я не чувствую угрозы, только любопытство и непонятное желание коснуться живой, теплой плоти. Запах прелых листьев усиливается, когда сумеречный осторожно продвигается ближе.
— Стой! — вытянула вперед руку — жест, который должен сказать о моих намерениях, и деревень понимает, замирает, ждет.
Королева тоже не двигается, она мучительно размышляет, снова сражаясь сама с собой. Решаюсь, задаю новый вопрос:
— Ты понимаешь, что с тобой случилось?
Сумеречный кивает, закрывая морщинистое, коричневое, похожее на кору лицо грубыми ладонями, всхлипывает. А через мгновение по деревянным щекам катятся крупные слезы. Непроизвольно я иду к нему, чтобы утешить, проговаривая вслух:
— Не нужно рыдать! Все уже случилось, ты не в силах изменить прошлое и снова стать человеком!
Сумеречный отнимает руки от залитого влагой лица, глядит на меня, и я с ужасом понимаю, что слышу, как взволнованно бьется в груди деревянное сердце, и как воочию вижу его, покрытое мхом и сухими корешками. О, Хранители! Вихрь мыслей, как заполошно мечущихся птиц, проносится в голове. Я королева, мне подвластен источник, и теперь мне дозволено знать все и обо всех! Неужели когда-то и моя матушка ведала это? Как она терпела, зная, что одни ее подданные убивают других? Что это — наше проклятие или дар? Сейчас я чувствую только деревеня, его думы, его желания, его замыслы. Шепчу:
— Не смей! — потому как знаю, сумеречный считает, ежели прикоснется ко мне, то вновь станет тем, кем был до перерождения. Он готов выпить всю меня, чтобы моя кровь, стала его, потекла по жилам, оживила сердце, превратила дерево в плоть.
— Стой! — это уже хрип, ведь меня коснулись длинные корявые пальцы, только все еще жду, потому что чувствую, как он мысленно ругает сам себя. Разум бывшего ар-де-мейца еще не угас окончательно, он вынуждает деревеня думать, а не подчиняться инстинктам.
Свист, и арбалетный болт бьет сумеречного в голову, прошивая деревяшку насквозь. Визгливый крик, от которого хочется зажать уши, и на поляне, как размытая, грозная тень, появляется Диль. Четкие, годами отточенные движения, и ее клинок разрубает деревеня пополам, разрезая сердце. Дурман окутывает сознание, меня начинает тошнить, смерть сумеречного пахнет прелыми листьями и гниющими яблоками. Теперь я долго не смогу есть эти плоды! Ди смотрит на меня с осуждением, ее глаза светятся в сумраке синим, меч отливает серебром, и я слышу ее тяжелое дыхание. Альбина бежала, торопясь разыскать свою королеву.
