— Зачем? — вопрошаю я и поясняю, видя ее искреннее недоумение. — Зачем такая бессмысленная жестокость?
Диль усмехается:
— Я не общалась с изменившимся Зоряном! Не любила его! Мне нет дела до чувств сумеречных, потому что знаю — они враги! И если бы я не убила его — он бы выпил тебя!
— Ты не можешь это утверждать! — кричу я, споря с ней, меня бесит ее уверенность, раздражает желание альбины защитить меня. Я способна сама разобраться во всем!
— Ниа, прости, но ты дура! Пребывание в Царь-городе не пошло тебе на пользу! Ты пощадила Зоряна, дала шанс вампирам, собиралась спасти деревеня! Кто следующий?!
Я не сдерживаюсь, бью ее по лицу, так что собственная ладонь горит, и с расстановкой говорю:
— Мои решения не обсуждаются! Верно?
Диль стоит прямо, стойко выдерживает мой яростный взор, кивает:
— Верно! — но тут же добавляет. — Но мою клятву никто не отменял!
Я безмолвствую несколько минут, и она молчит, сжимая зубы.
— В следующий раз просто дай мне шанс, — произношу я. — Поверь, это важно для всех нас! В Нордуэлле ты поймешь, как важен любой союзник… или тот, кто связан клятвой!
Ди понимает, и я знаю это, ощущаю ее мысли, ее душевные терзания. Решительный кивок альбины дорого стоит, а потом я отпускаю ее и вижу Лиона. Демон смотрит на меня так, будто готов убить… долго и мучительно, каждый миг причиняя боль, заставляя раскаяться. Злая, ничем неприкрытая усмешка изгибает его уста.
— Мне сложно устоять перед искушением! — доводит до моего сведения эрт Декрит.
— Мне тоже! — и я не считаю нужным скрывать от него свое отношение. — Потому безмерно рада, что мы сошлись хотя бы на этом!
— И вы не представляете, госпожа, насколько я счастлив! — с угрозой процедил он.
Повела плечами, совершенно не опасаясь его сейчас, потому что знала — к нам спешит Алэр, и меня ждет очередное наказание. Но я снова ошиблась — наказанием моим стал лишь суровый, обличающий взгляд, да многозначительное молчание, продлившееся весь дальнейший путь.
Мы вернулись в Нордуэлл, и в относительном спокойствии пролетело несколько недель, заполненных повседневными делами. Я вышла из парадной двери во двор, чтобы привести разрозненные мысли в порядок, успокоится, устав ругаться с матерью и младшей сестрой своего супруга, а также с теми слугами, кто предан им безоговорочно. Эти люди игнорировали мои приказы, исполняя указания старой хозяйки. Я терпела, сжимая зубы, молчала, не отвечая на все нападки Жин. Очередная ссора вывела меня из себя — Тижина желала только спорить, действуя в пику мне. Миенира пыталась ее образумить, и даже Алэрин говорил со своей сестрой, но ничего не добился. А вот Гэрт… этот разозлил свою близняшку и меня заодно. Хотя… именно в ту секунду Гэрт напомнил мне о себе самой. Такой же обиженный, страдающий от невыплаканной боли, которую взять бы и сбросить, вот только нельзя, потому что она составляет смысл убогой жизни несчастного существа, привыкшего к мукам. Пора отвыкать, принять свою свободу, научиться жить по-другому. Я подняла взгляд к темному небу. Там молчаливо проплывал серебристый месяц, то ныряя в глубину облаков, то снова показываясь на поверхности. И мои мысли изменились, точно глубокая, полноводная река вдруг сменила русло, потекла плавно, по заросшей ароматными травами равнине.
Странно… но за эти недели я научилась многому — любить плотные, шерстяные платья и тонкие рубашки взамен царь-городских корсетов; сидеть в обществе женщин, наблюдая за их работой; прислушиваться к речам супруга, в каком бы уголке зала он не стоял; но особенно мне нравилось спускаться в комнату с травами к Маег.
Лестница, ведущая вниз, была окутана тьмой и пронизана холодом. Но я только крепче запахнула плащ, спеша спуститься в комнатушку, где меня ожидала одна из немногих женщин, что приняла новую хозяйку. Тусклый свет факелов освещал вытянутое помещение, и Маег, суетливо перебирающую травы. Рядом с ней у стола расположилась Миенира, показывающая эрт Лев свою новую скатерть.
— Чудесно, как и всегда, — мягко улыбнулась травница, и Миенира кивнула, а я вошла, объявив о своем присутствии.
— Новое творение? — протянула руки, чтобы принять белое полотно, украшенное вышитым узором. — Волшебно! — смахнула слезинки, не в силах сдержать эмоций, разглядывая украшенную снежинками ткань.
Зимний рисунок, напоминающий о скором приходе госпожи Зимы с ее бурями, морозами, хрустом снега под быстрыми шагами и сверкающими сугробами. Я забыла о пробирающем до костей холоде, о песнях вьюги, о танце снежинок и о солнечных лучах — совсем не согревающих и редких. Рисунок пробудил давно забытые чувства, и я, будто наяву, услышала голос госпожи Зимы, зовущий, ледяной, загадочный, точно льдинки упали на каменный пол, разлетелись блестящими кусочками, один из которых попал в мое сердце. Я выдохнула.
— Бесподобно, — отозвалась на мои чувства Маег. — Но разве может быть иначе?! В каждое свое творение Миенира вкладывает частичку души. Потому все они успокаивают, дарят радость, тепло и свет, кроме того, это просто красиво! — женщина развернула холст, и рисунок заиграл в свете факелов и свечей.
Миенира с тоской во взгляде посмотрела на нас:
— Жаль, это не лучшее… я способна на большее…
— Милая, — эрт Лев погладила ее по плечу, — для переживаний нет причин! Твои работы замечательны, а жизнь все время движется, не стоит на месте, потому не нужно так убиваться!
— Да, — Миенира взяла собеседницу за руку, погружаясь в раздумья, мне же оставалось только прикусить губу, потому что ничем утешить ее я не могла. Алэр видел только один путь, который отрицали Миенира и Рилина. Жин горячо кричала: «Да!», соглашаясь с братом; Алэрин только сокрушенно качал головой; Гэрт отмалчивался, а моим мнением никто не интересовался.
Нахмурилась, переживая эту боль заново, и Маег тотчас заметила это:
— И вам, госпожа, не стоит грустить! Эрт Шераны… они похожи на факелы, — снова улыбнулась Миенире, — загорятся, угрожая спалить округу, но вскоре прогорят, не причинив особого вреда — успокоятся, переосмыслят.
Миенира подтвердила:
— Вот и я говорю — не обращай внимания на Жин и матушку, они поймут со временем и простят. Как это уже сделала я, — обняла меня.
— Я рада, что мы разговариваем, вот так просто, не повышая тона, не тая злобу, стараясь разрешить наши разногласия, — поймала взор эрт Лев и кивнула ей. — И вам спасибо за все, эра!
— Каждому из нас нужна тихая гавань, куда бы мы могли пристать, как корабль, вернувшийся из далекого плавания по бурному океану, — с улыбкой отозвалась она, поднимая пучок трав, и мы с Миенирой поняли, что настала пора заняться делом…
Затишье, словно перед бурей опустилось на опадающий лес, где сосны соседствуют с дубами, листва покрывает тропку, скользит туман меж крепких стволов, погружая нас в таинственную атмосферу. Глухо стучат копыта лошадей, молчат всадники, и мне становится скучно.
— Расскажи об этом озере? — я посмотрела на движущуюся рядом Миениру, и девушка задумчиво изрекла:
— Ир'ледо? Точного перевода не помнит никто… ну разве что Гурдин, в чем я сомневаюсь, уж слишком он стар, — Миенира забавно сморщила вздернутый носик.
— Я помню! — огорошил Лион. — Хрусталь!
— Он не точный! — запротестовала девушка и пояснила для остальных. — Кто-то утверждает, что Ир'ледо переводится, как «темный хрусталь», по другим источникам «синий хрусталь»! Потому что из древнего языка ир'шиони до нас дошло слишком мало слов.
— В основном тех, что не предназначено для нежных девичьих ушек, — улыбнулся ей эрт Декрит и выразительно взглянул на остальных.
Риона и Диль одновременно фыркнули, выражая свое отношение — уж чего-чего, а крепких словечек они обе знали немало и могли дать достойный ответ любому сквернослову.
Я же прислушалась к журчанию воды — совсем рядом, сбоку, в низинке за деревьями протекала река.
— Мелодия… слышите, — сказал неожиданно для всех Дуг, самый молчаливый, не считая стражей, из моих спутников. — Как будто звон разбитых частичек хрустальной статуэтки.
