окном цвела ясная ночь. Напридумывала себе жути всякой спросонья!
Зябко поведя плечами, она сползла с кровати и подобралась к слюдяному оконцу.
Месяц шел на убыль, но света хватало с лихвой, чтобы осветить затаившуюся деревню. Серебристое сияние вычерняло избы, превращало их в мрачные, загадочные тени. Словно старое предание обрело жизнь. Казалось, вот-вот в этой звонкой тишине из мрака выступят навьи и рука об руку с ночью заскользят по залитым луной дорожкам, выискивая поживу.
Сказки сказками, но от безмолвия заложило уши: исчезли скрипы рассохшихся бревен, собачий лай, голоса припозднившихся путников, даже шум леса. Словно навь и правда забрала все звуки.
Сердце бешено стучало. Ярина застыла, не зная, чего хочется больше – в страхе спрятаться на кровати или бежать на улицу. И тут снова полыхнуло.
Огромный клубок золотого огня то нырял между острыми шпилями деревьев, то взмывал вверх. Раз полыхнуло, другой, и снова темнота.
Ярина стояла, ни жива ни мертва. Время шло, над лесом все стихло, но она по-прежнему боялась шевельнуться.
Вдруг за дверью раздался глухой удар, сменившийся болезненным стоном. И тишина рассыпалась, как порванная нитка бус. Ярина сбросила пелену морока и поспешила на кухню.
Колдун в одних штанах сидел на полу у лавки, держась за плечо и кусая губы. Даже в мягких янтарных отблесках трудно было не заметить, как он побледнел, глаза ввалились, а по лицу градом катился пот.
– Чего тебе? – хрипло выдохнул он.
– Я шум услышала.
– Тебя деликатности не учили? – Гор неуклюже попытался подняться, но выглядело это конвульсиями.
– Нет, – растерялась Ярина, не желая признаваться, что не поняла смысла слова. Иначе опять дурехой обзовет.
– Оно и вид…
Колдун собирался сказать что-то еще, но не успел, его снова скрутил кашель. Ярина метнулась к столу, где стоял кувшин. От спешки сбитень чуть не выплеснулся на руки, кое-как удалось удержать кружку.
– Вот! – она опустилась на колени рядом, пытаясь вложить питье Гору в руку. – Вот, выпей!
Очередной приступ заставил мужчину согнуться пополам. В груди у него тяжело клокотало. Ярина положила ладонь на мокрое плечо, глянула вниз и обомлела.
Свет источала не лучина и не волшебный фонарь. С правой стороны в спине у колдуна переливался огромный, с кулак, кусок янтаря. Полированная гладь уходила внутрь тела, а по краям набухала страшная воспаленная рана.
Кружка выпала и разбилась, сбитень расплескался по полу. Колдун сипло выругался, Ярина заставила себя оторваться от раны и подняла голову. Взгляд у него был бешеный.
Весь страх, что довелось пережить до этого, показался глупостью. Вот она – опасность. Такой не помилует!
Ярина дернулась, отпрянула назад, успела вскочить, но в лодыжку впились ледяные пальцы. Колдун дернул ее на себя.
И тогда она закричала.
– Стой!
В следующий миг она рухнула навзничь под весом колдуна. Воздух вышибло из груди, словно изба сверху обвалилась. Ярина трепыхалась и кричала, не глядя молотила руками и ногами, даже когда жесткая ладонь зажала рот.
– Не ори!
Убьет! Или зачарует, немой навечно оставит.
Она глухо заверещала, стараясь укусить колдуна за руку. Голову бы защитить, если ударить захочет…
По лбу больно стукнуло что-то твердое и горячее, лицо обожгло тяжелое дыхание. Ярина распахнула глаза (когда их только закрыть успела) и едва не утонула в расползающейся по всей радужке черноте зрачка. Колдун уперся лбом ей в лоб, сердито буравя взглядом. Еще один вопль застрял в горле, так его сдавил ужас.
– Тихо! – раздался едва слышный шепот. – Я уберу руку, а ты не будешь орать, хорошо? Кивни, если поняла.
А ведь смерть – это не самое страшное, что может случиться, когда на тебе лежит тяжеленный полуголый мужик. Ярина оцепенела, будто заколдованная, не в силах шевельнуться. На глаза навернулись жгучие слезы, стоило моргнуть, они побежали по щекам, обжигая кожу.
Колдун мучительно застонал и скатился с нее. Тяжесть исчезла, но Ярину тут же затрясло, словно ночь на леднике пролежала.
– Нет, нет, нет! Вот только не реви!
Ее вздернули вверх, постарались поднять, но пережитый кошмар не отпускал так легко.
Колдун усадил на лавку, укутал в одеяло – одна голова торчать осталась. Сам уселся на пол, одним махом натянул на себя рубашку, только скривился, а Ярина все никак не могла успокоиться: забилась в угол, всхлипывая и размазывая слезы по лицу.
«Лучше б сразу убил, теперь мучить будет».
– Можно, я пойду? – страдальчески спросил Гор через пару минут, когда всхлипы стали надрывнее. – А ты тут посидишь, порыдаешь о своей загубленной жизни. Или о чем ты там ревешь, могу хоть узнать?
Это было такое кошмарное возмутительное нахальство, что у Ярины тут же слезы просохли. Он еще издевается! Сидит на полу какое-то невиданное страховидло и строит из себя несчастного, словно не сам напугал ее до полусмерти.
– Т-ты…
– Ну? – подбодрил колдун, пока она пыталась справиться с дыханием. Поднялся, разлил сбитень по кружкам, одним махом руки убирая беспорядок на полу. – Что я?
– У тебя в сп-пине…
– Да, да, дыра в спине. Спасибо, что напомнила, я об этом забывать уже стал. Дальше.
То есть, это пустяки, получается?! Но насмешливый тон успокаивал. Если бы колдун ринулся уверять ее в своей невиновности и благих намерениях, Ярина ему бы ни за что не поверила, но он не оправдывался, не каялся. И смотрел на нее с извечной усмешкой.
Гор силком вручил ей отчего-то теплую кружку и снова замер, глядя в окно. Луна отражалась в глазах, превращала их в серебряные. Красиво и жутковато. Навьи тоже, говорят, хороши собой до невозможности, но они вроде солнечного света боятся. А этот… она его столько раз днем видела. Спас ее, на руках к себе в дом принес, кровать уступил. К чему? Тут как ни думай, больше запутаешься.
– Ну, извини, – внезапно с тяжелым вздохом повинился Гор. Ярина от неожиданности чуть и эту кружку не расколошматила. – Не хотел тебя пугать. Не хватало еще, чтобы ты всю деревню своими воплями подняла.
И поэтому напугал настолько, что крики, должно быть, в лесу слышали. Ярина осторожно пощупала лоб: шишка останется, ну и тяжеленная у него голова. Нужно было сказать что-то, но слова попрятались. Пришлось глотнуть сбитня, потом еще и еще – напиток согревал и успокаивал.
– Ты человек? – наконец спросила она, когда кружка опустела.
Колдун невесело ухмыльнулся:
– Это философский вопрос, могли бы поспорить, но ладно уж. Да, я человек. Имя у меня есть, сердце бьется, кровь бежит. Только последнее я проверять не дам, не хватало тебе острые
