— Разве вы с отцом не отказались от меня, — говорю я и мама вытирает слёзы.
— Одно дело говорить о том, что у нас больше нет дочери и в глубине души надеяться, что ты, неразумная девочка поймёшь свои ошибки и вернёшься в родительский дом, умоляя о прощении. — всхлипывает она, — И совершенно другое дело видеть тебя полумёртвой, — снова всхлипывает и ещё больше слёз катится по её щекам.
— Где Константин? — спрашиваю я и поднимаюсь. Всё тело болит. Каждая клеточка отзывается нестерпимой болью. Мама подскакивает и помогает устроиться. Подкладывает под спину подушку и поправляет волосы. — Где Константин? — повторяю я и мама прикусывает губу.
В груди у меня огромная дыра. Физическая боль от рваных ран, что я чувствую, меркнет по сравнению с тем, что я испытываю от потери нашего нерождённого малыша.
Я не хочу видеть мамины слёзы, слышать её слова о том, что они ждали моего раскаяния и я не хочу чувствовать запах куриного супа и это давящей и неприятной сейчас мне заботы.
Всё, что мне нужно это Константин и его объятия.
Я хочу, чтобы он посмотрел на меня, чтобы обнял и сказал, что не винит меня в том, что я оказалась настолько слабой, что не смогла дать достойный отпор. Не винит в том, что едва не был растерзан ликана из-за меня. В том, что всё это из-за меня нет никаких сомнений.
— Его нет, — врезается в мои мысли голос мамы. Ловлю её взгляд. Смотрит на меня с такой жалостью, что я хочу закричать — Он ушёл. — добавляет она и словно бъёт меня сейчас наотмашь — По каким-то делам стаи.
По каким-то делам стаи?
— Что ты такое говоришь? — взрываюсь я — Какие дела стаи? — кричу я — Мама! Какие дела стаи, если мы потеряли ребёнка, — глаза наполняются слезами, в висках стучит от боли.
— Вот и я так сказала, но он ушёл и слушать не стал. Будто это сейчас важнее, — продолжает мама. — Наверное, для него это не так важно, в конце концов, твоя беременность была неожиданной, а он ведь вначале и вовсе тебя не хотел принимать. Откуда нам вообще знать, что на уме у таких, как он. По хорошему ему стоило быть рядом и поддерживать тебя, но он ушёл. Ты разве не понимаешь, что в итоге оказалось для него важнее, ты для него…
— ЗАМОЛЧИ! — кричу я и закрываю руками лицо. Всхлипываю и снова кричу, чтобы она замолчала. Кричу от боли, что разрывает мою грудь изнутри. Вою раненым зверем и дёргаюсь, когда чувствую мамины руки на плечах — Уйди, пожалуйста, просто оставьте меня в покое.
Ощущаю ещё больше рук на себе и открываю лицо.
В палате теперь людно, кажется, мама позвала кого-то из медсестёр, чтобы мне снова сделали укол. Вырываюсь из хватки, но им всё же удаётся. Кричу на них и прошу оставить меня в покое, а затем откидываюсь на подушку и прикрываю глаза.
Знаю, что совсем скоро подействует то, что они мне дали.
— Прости моя девочка, что говорю тебе эти неприятные вещи. — слышу, как шепчет мама, но глаза больше не открываю. Её голос становится всё тише, и в какой-то момент я уже не могу разобрать слова, а затем проваливаюсь в темноту.
Глава 51
— Мне очень жаль, но вам туда нельзя, — говорит один из стражей Волтерса и становится передо мной, когда я собираюсь пройти в палату моей женщины.
Хмыкаю и чувствую, как поднимается ярость.
— Отойди, — говорю и сжимаю руки в кулаки, но он не шевелится. А я лихорадочно придумываю, чтобы я мог предпринять, ведь если стану разбираться кулаками, то в ближайшее время мне точно не увидеть Мередит.
Открываю рот, чтобы что-то сказать, но замираю и резко разворачиваюсь, когда в нос врезается запах Дикона.
— Если не впустишь его, то я нападу на тебя. Поверь, мне терять нечего и если прогонят, я не расстроюсь, — спокойно произносит он и сжимает руки в кулаки.
Страж, что стоит передо мной, напрягается и осматривается.
Почему он здесь только один? Уверен, что Волтерс поставил его ради своего спокойствия, чтобы охранял сон моей Мередит и совершенно не ожидал, что я появлюсь здесь в ближайшее время.
Скорее всего, меня уже давно списали со счетов.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю у Дикона, а он пожимает плечами
— Мне жаль, что такое случилось. Вы с Мередит оказались смелыми, чтобы бороться за счастье. Мне этого не хватило, — выдыхает он. — Я Константин здесь, чтобы поговорить с ней, но врачи говорят, что она в тяжёлом состоянии. Я был здесь вчера и когда узнал, что она потеряла малыша, взбесился. Я не знаю, что ты будешь делать дальше, но я, чёрт возьми, ни на одно мгновение не сомневаюсь, что это дело рук её отца и моего дяди. — говорит и подходит ближе. — Мой дядя однажды и со мной так поступил. Забрал у меня то, что было дорого сердцу.
Признаюсь, не знал, что у него есть сердце.
Впрочем, у него оказывается есть причины вести себя подобным образом.
И я не сомневаюсь, но вслух ничего не говорю. Какое-то время думал, что это Джен, но после того как Джойс и Хэйдэн проверили адрес, что любезно вручил мне Волтерс, сомнения отпали.
Дикон протягивает руку и кладёт мне на плечо.
— Береги её, — вздыхает он — И друг друга берегите. — а затем смотрит на стража и делает шаг к нему.
А я прохожу в палату.
Моя женщина спит, вокруг стоит сильный запах лекарств.
Подхожу к её кровати и забираюсь к ней. Аккуратно поднимаю голову и удобно устраиваю у себя на руке. Прижимаю её спинку к своей груди, утыкаюсь носом и глубоко вдыхаю.
Не знаю, что будет с нами, когда она проснётся. Возможно, оттолкнёт, возможно, обнимет.
Точно знаю, что нам нужно поговорить. Открыто рассказать друг другу всё, что мы чувствуем и чего хотим.
Единственное, что я решил какое-то время назад, Мередит необязательно знать только то, что её отец обманул меня и дал адрес, где меня ждали его люди, чтобы побитого, раненого и сломленного разорвать и лишить Волтерса, наконец, проблемы.
Мередит двигается.
Слышу, как меняется её дыхание, как она делает глубокий вход и пытается развернуться, а затем обнимает меня и крепко прижимает к себе, а затем целует, глубоко вдыхает меня, и я чувствую, как хорошо становится в этот момент.
— Я думала, что ты ушёл.
— Я никуда не ушёл, милая, — глухо отзываюсь и прижимаю к себе, вскрикивает, оттого что слишком сильно её прижал. — И ты не прогоняй меня, Мередит. Я без тебя не смогу, — говорю, и она отстраняется, смотрит на меня и вздыхает.
— Я хочу услышать ни это. Я хочу услышать то, что ты чувствуешь. — сердится она.
— Я чувствую боль, — говорю я, а затем поднимаюсь. Сажусь напротив неё и чувствую, словно нахожусь под завалами. — Много боли на самом деле и чувство вины. Я знаю, что ты ослеплённая болью, можешь злиться на меня, ненавидит и обвинять. Но я от тебя не откажусь. Я очень хочу, чтобы мы пережили это, чтобы поддерживали друг друга. Сейчас мы с тобой не связаны, ты свободна. Но я хочу, чтобы ты осталась, чтобы ты открылась мне и сказала, что я должен сделать, потому что я не хочу тебя отпускать. Я тебя люблю. И мне жаль, милая, очень жаль, что у меня не хватило сил защитить вас, но их было слишком много, даже при большом желании я бы не смог противостоять.
Мередит громко глотает и часто-часто моргает, чтобы прогнать слёзы.
— Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал?
— Остался со мной и крепко прижал к себе, — говорит она и я подаюсь вперёд.
Обнимаю её и аккуратно устраиваюсь на кровати вместе с ней.
Всё оставшееся время, пока заживают наши раны, я провожу в её палате рядом с ней.
Мы говорим и поддерживаем друг друга. Я прошу её не прятать свои эмоции от меня и честно говорит о том, что я делаю не так.
Нас навещают мои близкие, да что там мои. Теперь они не только мои, но и близкие Мередит.
Чувствую, как отец Мередит всеми силами старается нас разлучить и когда мы покидаем больницу, просит Мередит о встрече.
Знаю, что попытается забрать у меня мою женщину, вот только при следующей встрече его ждёт сюрприз.
____
Дорогие читатели, осталось вчего пару глав и эпилог. Сегодня в течение дня опубликую
