— Что же такое вы для меня наметили?
— Не имею приказа раскрывать вам карты. Но прошу не сомневаться, что для решительного удара уже все готово. Мне нужен ваш ответ или я действую без промедлений.
— Пугаете меня котом в мешке? Думаете вы первый? Думаете, испугаюсь?
— Думаю, задумаетесь. Большего мне пока не надо. Ваше дело держать государя на расстоянии. Остальное выполним мы. Преемник не даст ему возможности приблизиться к вам. Мы сделаем для этого все. Ваше дело лишь не вмешиваться в наши планы. И естественно, придержать суть разговора, что был между нами.
— Естественно, — желчно добавила она, тут же иронично уточнив: — А как ваш преемник планирует удерживать за пределами моей спальни разгорячившегося мужчину получившего согласие?
— Вы говорите как куртизанка, — с отвращением поморщился Амир.
— Так ведь я и есть она, — саркастично возразила Проскурина. — Мне все равно с кем спать. Вы же с преемником как в воду глядите и читаете в сердцах как в открытой книге. Отвечайте, как?!
— Пусть вас это не беспокоит. Ваше дело не давать государю авансов. Вы плохо себя чувствуете, у вас женское недомогание.
— Какие вы изобретательные с преемником! Еще можно сказать, давай в другой раз, дорогой. У меня голова болит. И послушать, что он скажет. Даже мужчины небольшого ума знают, что это старая как мир отговорка. Ваш государь мужчина небольшого ума?.. А про женское недомогание это вообще смехотворно. Я почему-то думаю, даже не знаю почему, что от вида крови ваш государь не сомлеет. Исправьте если я не права, ваш государь боится крови? — издевалась она насмехаясь.
— Вот и придумайте что-то убедительное. Вы же у нас мастер водить кого-то за нос. А остальное доделаем мы. Мне нужен ваш окончательный ответ.
— Безусловно, я принимаю ваши условия. Свои за провал операции меня по голове не погладят, конечно. Но это ведь лучше чем всеобщее осуждение, да? — насмешничала она подыгрывая.
— Вот и хорошо, что вы с преемником все продумали. Мы можем возвращаться назад?
— Не раньше утра.
— Боитесь не удержать государя? Не напрасно переживаете. Он очень разгорячился. Редкий мужчина. Впервые радуюсь своему постыдному ремеслу продажной женщины. Могла ведь получить удовольствие. А теперь все псу под хвост. Но я думаю, вы его не удержите. Разве что если станете вдвоем с преемником держать за то самое место. Станете держать, Амир?
— У вас чувство юмора портовой девки.
— Определитесь. Портовая или куртизанка? Это знаете ли высшее мастерство у продажных — куртизанить. Тут нужно обладать незаурядным умом и редким обаянием.
— Скорее портовая.
— Пусть будет так. Странный вкус у вашего правителя, не находите? Он такой изысканный, а любит портовых девок.
— Вы меня не спровоцируете, Калина. У вас странная тяга будить в мужчине зверя. Нравится, когда к вам применяют насилие? Напрашиваетесь на грубость?
— Нет, просто проверяю, где вы сломитесь?
— Где-то в области вашей шеи.
— Укусите?
— Скорее задушу. Это вероятно будет приятно. Вдеть, как вы медленно задыхаетесь.
— Вы любите медленно задыхающихся женщин, Амир? Думала вы торопыга и скорострел.
Калина заверещала, так резкого бросился в ее сторону мужчина, а затем и залилась звонким смехом, когда он сжал ее в руках и хорошенько тряхнул. Уже белея от злости. Он едва держится, что бы ни задушить ее, а она смеется.
— А говорили, не спровоцирую.
— Любите острые ощущения? — шипел капитан и тряс Калину за плечи. Затем резко отпустил, и женщина рухнула спиной на кровать, а приземлившись, улыбнулась.
— Слабо. У нас на дорогах и то сильней трясет. И не думайте, что я общаюсь так со всеми, капитан, — тут же обретая холодность лица и тона, сообщила журналистка. — К вам я отношусь лишь так как вы того заслуживаете. Я груба лишь потому, что вы так относитесь ко мне. Безо всякого уважения и пытаясь лишь задеть, оскорбить и унизить. Папа всегда говорил, что я зеркало. Всегда лишь отражаю того кто в меня смотрит. Поэтому мне так пришелся по душе ваш государь, что я даже на миг забыла кто он такой. С ним я почувствовала себя распустившимся цветком. И захотела подарить ему свой аромат и сладкую пыльцу. Это мое право женщины. Простите за вычурность. Цветы всегда открываются навстречу солнцу. А он солнце. Просто вы слишком молоды чтобы понять сердце женщины. Мы выбираем заботу и любовь, даже если они длятся лишь вечер. И неважно седой старец дарит ее или молодой красавец. Морщины не видны в темноте, зато в ней ощутимо тепло и сила того кто тебя обнимает… Но откуда вам это знать? Верно, Амир? Ведь дела с женщинами вы не имели. Только с заменителями своего «синтетического» производства!
Амир молчал и смотрел странным взглядом, поэтому Калина победоносно улыбнулась. Глаза ее так и говорили: «удивлен, что я поняла?».
— С чего вы это взяли, госпожа Проскурина? — совсем не так высокомерно и самоуверенно как до того, заговорил он.
— Все было очевидно.
— Что было очевидно?
— Ваши неумелые спектакли, — Калина вновь улыбнулась, выражению лица собеседника. — Ошибки были одна за другой.
— И в чем мы ошиблись? — невероятно спокойно и как-то даже тихо уточнил капитан. Вся спесь сошла.
— Почему, «мы»? Вы! Речь только о вас.
— Просветите меня, госпожа Проскурина, в чем была моя ошибка?
— Вы совсем не умеете вести себя с женщиной. Логично предположить, что это происходит, потому что вы с ними не общаетесь. Маршируете с утра до ночи и с ночи до зари на пару с преемником. Когда вам успевать? Оттого и манеры как у боевого топора. Думаете, сказать, подчиняйся мне женщина, достаточно, чтобы понравиться? Это только с прототипом. Вот к ним игрушечным вы и ходите. Поэтому и сказали мне тогда, что я отличаюсь от женщин, к которым вы привыкли. Еще бы мне не отличатся, я живая, а они искусственные. У меня чувства, разум, эмоции. А они лишь шарики с кровью.
— И по этой одной фразе вы пришли к выводу… Поняли что…
— Разве я не права?
— Вы делились своими домыслами с другими членами делегации? — осторожно спросил Амир, отворачиваясь и что-то напряженно обдумывая.
— Зачем? Думаю ни Аршинову ни Васнецову не интересно с кем вы справляете свою мужскую нужду.
Амир оглянулся, и лицо его замерло на миг, а затем он покорно склонил голову:
— Вы правы, мои личные мужские проблемы с дамами не будут интересны членам делегации. Вот разве что вам и то лишь из-за переизбытка наблюдательности. Тем более что вы правы и обхождению я не научен, потому что лишен такой возможности.
— И кто же вас ее лишил?
