где правда. Потому что семья — это семья: муж должен защищать жену, а жена — мужа.
Я не знаю, куда ушел Рензо после случившегося; мне было все равно. Но когда мы встретились в гостиной на следующий день, и он увидел уродливые следы на моей шее, то на его лице выразился не ужас, не удивление, а досада. Он досадовал, что я посмела довести ситуацию до такого; он досадовал, наверное, что вообще женился на мне.
Я так же не хотела говорить, но вопрос с сыном стоял остро, и я заставила себя обратиться к мужу:
— Ты говорил с Сизером? Он заберет Тео?
— А ты как думаешь? — ядовито ответил Рензо.
— Я не знаю уже, что и думать, — холодно процедила я. — Ситуация вышла из-под контроля.
— Удивительно, правда? — съязвил муж.
— Так ты узнал что-то или нет?
— Мариан не принимает меня, — раздраженно сказал Рензо. — Ты довела его до бешенства. Тебе говорили, что с ним надо быть осторожнее, но ты и слова-то такого не знаешь. Гордой Лери никто не указ! Она творит и говорит что хочет!
Голос плада становился все громче, так что и Дора с Тео, и Нереза наверняка слышали каждое слово. Рензо и сам понял, что практически кричит и, снизив тон, произнес:
— Из-за тебя мы потеряем сына.
Когда рана слишком глубока, сначала наступает онемение. Несколько секунд я стояла, не дыша, не моргая, ничего не ощущая, а потом пришла боль.
— Я? — слабо повторила я. — Но почему только я, Рензо? Неужели во всем, что происходит, виновата я одна?
— А кто еще? — сказал Рензо, нанеся мне еще один удар.
Я не поверила своим ушами. Неужели это мой муж, понимающий, рассудительный и умный не по годам, сказал такое? Как же хочется надеяться, что это в нем говорит ревность, и что на самом деле он думает иначе…
Пока я потрясенно молчала, Рензо продолжал меня ранить.
— Беда в том, что ты хочешь власти, — залепил он. — Хочешь утереть всем нос, выделываешься перед императором. Хочешь выиграть, и тебе плевать, чего это будет стоить нам.
— Лучше бы ты обратил внимание на то, чего хочет Мариан, — тихо произнесла я. — Точнее, кого. Он часто приходит сюда, один или с Геммой. Он играет с Тео, приносит нам подарки, притворяется другом, но каждый раз, когда ты отворачиваешься или отходишь, он начинает смотреть на меня, как на свою вещь. То, что вчера произошло, следствие его бешеной ревности. Не к тебе. К Блейну. А ты не замечаешь… или не хочешь замечать.
— Ага! Так ты признаешь, что спишь с Блейном?
Из всего, что я сказала, он воспринял только это… Тяжело вздохнув, я сказала:
— Я не сплю с Блейном. Я ни с кем не сплю, кроме тебя.
— Можешь поклясться перед Священным огнем?
Рензо заговорил о клятвах. Какой кошмар…
— Я не собираюсь клясться перед кем либо, — отчеканила я. — Если ты не веришь моему слову, тогда разговор окончен.
— Значит, ты верна мне? — горько спросил он. — Но что значит эта верность после того, что ты устроила на балу и после него?
— А помнишь ли ты, что сам устроил на балу?
— Значит, я виноват, — усмехнулся Рензо. — Прекрасно. Это я шел против Брадо, злил Блейна, шокировал императора и выбесил Сизера. А ты не при делах, ты невинная жертва. Которая при этом веселится в компании Блейна, пьет с ним… что ты делала с ним?
— Решала дела.
— Какие еще дела?
— Касающиеся безопасности нашей семьи. Те, про которые ты забыл.
— Я забыл? Я? — поразился муж. — А кто, по-твоему, днями и ночами работает ради твоего благополучия? Кто ищет убийц твоего отца? Не своди меня с ума, Лери! Я все устроил, я договорился со всеми, я защитил тебя. От тебя требовалось только жить спокойно, как нормальной жене и матери. Но нет, ты полезла туда, сюда… Чего тебе не хватает? Почему ты все усложняешь?
— Я не чувствую себя защищенной! — вскричала я. — О какой безопасности идет речь, если ты даже не можешь поставить на место Мариана или заставить Блейна уважать нас? Ты прогибаешься, ища внешнего мира, и не замечаешь, что у тебя отнимают не только сына, но и жену! Ты мужчина, так будь мужчиной и защищай нас!
Рензо окаменел; теперь ранен был он. Какое-то время он смотрел на меня потемневшими глазами, затем вымолвил одно-единственное слово:
— Понятно.
Мне больше нечего было сказать, так что я молчала, но и с места не двигалась. Рензо тоже не шевелился. В маленькой розовой гостиной собрались тучи; дышать было тяжело. Хотелось уйти, убежать на воздух…
Рензо ушел первым. Развернувшись, он вышел из гостиной; я услышала, как открылась дверь, ведущая в коридор. Постояв еще немного, я тоже вышла из гостиной и наткнулась на Нерезу. Женщина не спросила ни о чем, лишь сказала:
— Пройдитесь, эньора. Мы с Дорой приглядим за Теодором.
— Никуда не пойду, — бесцветным голосом сказала я.
Нереза кивнула; я прошла мимо нее в спальню и, не раздеваясь, легла в постель. Голова гудела, виски ломило, эмоции отравляли. Хотелось забыться, заснуть, отключить мысли… но их бег невозможно остановить. Во что превратился наш брак? Как мы допустили это? Почему нет больше безграничного доверия, почему мы не друзья больше, почему ночами так тяжко? Почему мы перестали разговаривать? Даже огонь больше не связывает нас…
Я прижала колени к животу и закрыла глаза.
— Эньора, эньора, просыпайтесь!
Я открыла глаза и увидела переполошенную Нерезу.
— Эньор Уччи пришел, дело срочное! — сказала она.
Я в ту же секунду поднялась и, быстро протерев глаза, вышла в коридор. Время было позднее, однако это не помешало Уччи и Вито прийти к нам. Увидев меня, плад безо всяких раскланиваний перешел к делу:
— Рензо вызвал Сизера на поединок.
Мое сердце пропустило удар. Сглотнув, я спросила:
— И?
— Его, болвана, вышвырнули и увели в темницу. Огненные поединки запрещены в империи!
— Так поединка не было? — дрожащим голосом уточнила я.
— Нет, конечно! — рявкнул Уччи. — Вам теперь никто не поможет, эньора, дело дрянь! Императору еще не доложили, но это вопрос времени. Что нашло на Рензо? Как он мог
