протянул он. — Ты это серьезно? Тебя по голове ударили, Рензо? Где рассудительность? Подумай хорошенько, вспомни, кто я, и рассуди, может ли такой, как я, что-то делать ради такой, как она?
«Она», то есть я, напряглась и машинально вскинула подбородок.
— Она просто смазливая девка, — продолжил плад. — Да, есть такие, кто ради красотки на все готов, но я не такой романтичный, и если мне понадобится женщина, я легко получу ее. Так что выкинь весь этот бред из своей головы и подумай лучше, на кого ты сегодня рот открыл. Сизера я заткнул, но если ты полезешь на него снова, он тебя размажет.
— Вы перегибаете палку, эньор, — грозно произнес Уччи.
Блейн не обратил на него внимания; он смотрел лишь на Рензо.
— Ревность голову мутит? — усмехнулся он. — Бесит, что о твоей красотке-жене мечтает полдвора? Уязвляет, что это она привязала тебя к себе и подмяла под себя, что это ее линия силы продолжается в браке? Не расстраивайся, малыш, в этом есть и положительные стороны. Ты был никем, а стал Геллом, разбогател и получил сына.
— Мне не нужно ни богатство, ни положение, — процедил Рензо. — У меня другие ценности в отличие от тебя. Если ты и дальше хочешь использовать нас в борьбе с чистокровниками, если хочешь, чтобы мы и дальше сотрудничали с тобой, будь любезен быть любезным. Я не прощу ни одного грубого слова в адрес нашей семьи, ни одного неоднозначного взгляда. Либо ты уважаешь нас, либо проваливаешь.
— Вас не за что уважать, — ответил плад.
— Тогда конец уговору! — сказал Рензо.
— Тогда конец вам, — констатировал Блейн и пошел к двери.
Говорят, худой мир лучше доброй ссоры. Мы с Рензо помирились, но наш брак продолжил трещать по швам. Император не вызывал нас к себе, Сизеры молчали, никаких угроз не поступало, и в целом наше положение казалось нормальным, но у меня было ощущение затягивающейся на шее веревки. Мы с мужем постарались исправить совершенные ошибки и не допустить новых; Уччи сказал, что надо бы пустить слушки о моей беременности, а то и взаправду заделать второго ребенка.
Но даже если мы бы и рискнули завести ребенка в такой ситуации, ничего бы у нас все равно не вышло, потому что мы больше не спали вместе. То есть, конечно, мы делили супружеское ложе, но между нами ничего не было — муж не притрагивался ко мне, да и я не испытывала никакого желания. Стена между нами росла и укреплялась; лишь на людях мы изображали улыбки и заботу, а когда оставались одни, то сухо говорили о делах. Это не была демонстрация обиды, это не была холодная война; мы просто не способны были на настоящее примирение... надеюсь, временно.
Блейн был единственным нашим влиятельным союзником; потеряв его, мы стали искать другие пути укрепления своего положения. Заводить дружбу с другими влиятельными эньорами было бесполезно — они все уже задружились с Сизерами. В прессе даже писали, что Мариан Сизер обещает стать новой надеждой империи. Меня тошнило от этих лицемерных статеек. Быстро же меняется общественное мнение! Когда Брадо был жив, в столице его считали странным, его жену третировали, а Тоглуана слыла отсталым краем.
Зато с нами были Уччи и другие тоглуанские гаранты; они были готовы жизнь отдать за Теодора. Защита, деньги, положение, какое-никакое уважение — всего этого мы были бы лишены, не будь у нас Тео. Как бы плохо ни относились к нам с Рензо, нашего сына расхваливали при дворе, гордились силой его огня и называли с подачи императора «драконом». Как передавал нам Уччи, это все не очень нравилось сыну императора, ведь «драконами» могут зваться только члены императорской семьи…
Ни Мариан, ни Гемма больше не приходили нянчиться с Тео, что было ожидаемо; особое положение Геммы стало очевидным — живот она скрывать перестала. От фрейсы Клары я узнала о том, что Кинзия решила отменить путешествие, чтобы помогать Гемме и присутствовать при ее родах. Что ж, чего-то подобного я и ожидала: с чего бы это Кинзии покидать столицу, когда она стала ее новой звездой?
Травля сменилась обожанием, и вдову Брадо Гелла объявили достойнейшей из эньор, а еще красивейшей. А ведь совсем недавно ее называли пустоцветом, ледышкой и блохой, которая намертво присосалась к дурачку-Брадо. Эх, что бы сказал на все это сам Брадо, будь жив…
«Цирк», — комментировал происходящее Уччи, а Рензо отмалчивался.
Рензо… Он изменился. Солнечный дружелюбный юноша, увлеченно рассказывающий о своих интересах, исчез; азартный энергичный студент тоже. Муж посерьезнел, погрубел, говорил только по делу и скупо, с ядом. Находиться рядом с таким Рензо было мучительно; меня съедала вина. Но не из-за меня одной муж так переменился. Думаю, он решил стать полноценным игроком при дворе, значимой фигурой.
Он снова стал пропадать где-то подолгу, и снова я не могла дознаться, куда и зачем он уходит. Из окон я видела, что он уезжает вместе с приятелями из университета, теми самыми бунтарями. Но что они делали? Раньше Рензо действовал по указке Блейна, но чего он хочет теперь?
Когда он приходил поздно ночью, пропахший куревом, порохом и невесть чем еще, я прикидывалась спящей. Когда я замечала, как топорщится под его одеждой оружие, молчала. Когда Рензо, читая утром газету, вдруг ухмылялся, мое сердце замирало. Я знала, чему он ухмыляется — на чистокровников участились нападения и у меня были все основания полагать, что Рензо к ним причастен.
Уччи тоже все подмечал.
— Ты был там! — обвинительно бросил он, швырнув на стол утреннюю газету.
— Вы о чем? — невозмутимо спросил Рензо, беря в руку чашечку кофе.
— Вчера ночью разгромили еще один склад, предположительно принадлежащий чистокровникам! Какая-то группа клоунов в масках закидала здание бутылками с зажигательной смесью! Есть пострадавшие!
— Не понимаю, о чем вы, — безразлично сказал Рензо.
— Все ты понимаешь! Ты был с этими клоунами, с этими молодыми остолопами! Смешно, весело, забавно сжигать чистокровников? Намеренно выбираете их методы? Это не борьба, Рензо, это безумие! Вы только разжигаете ненависть!
Рензо никак не отреагировал и продолжил пить кофе.
— Ну куда ты лезешь? — с тихим отчаянием спросил Уччи. — У тебя семья…
— У вас тоже, — жестко ответил муж. — Лучше подумайте о ней.
— Моя семья в Тоглуане и я за нее спокоен.
— Прекрасно, что
