бабочек.
Казалось, всё в комнате стало живым, но Тэсса всё тянулась рукой, стараясь поймать ту самую первую в туче ярких вспышек. Какую же из двенадцати выбрать? Тэсса не знала и тогда просто схватила наугад. Зажала, едва прилагая усилия, чтобы не сдавить. Крылья щекотали ладонь, но взмахи не прекратились, а воздух вокруг всё грелся. Оставшиеся бабочки обезумели, метаясь из стороны в сторону, словно в истерике.
Становилось жарковато, как если бы кто-то включил печь или засыпал комнату пылающими углями. Воздух вдруг затрещал и стал кривиться, трескаться, словно стекло.
Бабочку в руке уже невозможно было держать, она обжигала руку, но Тэсса, стиснув зубы, всё-таки удерживала её, несмотря на окружающее безумие. Воздух страшно трещал, плавился, то выгибался, то становился выпуклым, был готов лопнуть и противно дребезжал. Хотелось заткнуть уши и сбежать.
Тэсса бросила взгляд на зажатый кулак, в котором трепыхалась бабочка. Была ли она причиной здешнего хаоса? Кулак изо всех сил сомкнулся, и все потрескивания, дребезжания и прочие лишние шумы умолкли в один миг, но уже в другой смятая бабочка раскалилась и вспыхнула. Тэсса закричала, разжала кулак, чтобы сохранить руку, и по комнате разлетелась тепловая волна.
И снова всё задребезжало, выгибаясь и выпучиваясь, трескаясь и плавясь, становясь плоским и качаясь ходуном. Стены, полы, декорации, абсолютно всё выгибалось и прогибалось из стороны в сторону с жутким скрежетом, наращивая амплитуду, пока все скрежеты не слились в сплошной режущий звук, и всё буквально разорвалось в дребезги.
Тэсса рухнула лицом на пол, пока осколки бурными потоками выстреливали над головой.
Когда всё стихло, Тэсса открыла глаза, начала подниматься и прицениваться. Все осколки смешались между собой, где-то помельче, где-то покрупнее. Трава теперь росла на деревьях и потолке, камни слились со зверьми, бабочки со стенами, у вороны имелись рога, а в клюве вместо сыра застрял камень. Медведь разлетелся на части, голова в одном месте, туловище в другом, лапы с рыбой в третьем.
А ещё в комнате оставались несколько больших фрагментов зеркал, и в каждом запечатлелось отражение Тэссы во весь рост, но с разных углов обозрения. Она потянулась рукой и тут же болезненно её отдёрнула, порезав о невидимые трещины и острые края надломов в пространстве. В каждом из отражений это мгновенно повторилось.
Тэсса стояла, глядя на саму себя, не зная куда шагнуть и что ей делать, когда вдруг её руку, истекающую кровью, окутал жемчужный свет.
Тэсса пригляделась и увидела серебряных пчёлок, они слизывали кровь, словно пыльцу и тёрлись об неё, своими касаниями исцеляя рану, а затем перелетели к зеркальному отражению Тэссы и проделали тоже самое. Так они поступали от зеркала к зеркалу, пока не улетели в самый угол, где вся собранная кровь стекла с них и зависла в воздухе бесформенной массой. Пчёлы с мерным жужжанием стали кружить вокруг неё, и это алое месиво начало распускаться, подобно растению, тянуть свои ростки и сплетаться. Эта работа выглядела так органично и целостно, что поневоле в душу закрадывалась зависть к каждой пчёлке по отдельности и вместе. Их слаженности единого механизма, грации и благоговейной тишине, умиротворяющей мерности, где нет места спорам, пререканиям и лени. Это не могло не вызвать улыбку и восхищение.
Тэсса встречала подобное и у людей, простых работяг, что трудятся в полях и на заводах с утра до ночи. Вот бы весь мир стал жить по такому же принципу: одной семьёй, где каждый бы честно выполнял свой труд и не присваивал чужое.
Выстрелил грохот. Тэсса вся съёжилась, а из-за спины повалил отвратительный рой красных шершней. Они летели напролом и проедали битый растресканный воздух, пока не захватили серебряных пчёлок в кольцо. И каждый шершень из этой безобразной стаи начал бросаться на малюток и откусывать им головы, а затем рушить улей. Они сновали огнём и дымом, отравляя и разрушая всё. Убийцы, пожиратели труда! Тэсса стиснула зубы и тараном бросилась в пекло миниатюрной, но оттого не менее горячей битвы, и резкими взмахами рук стала сбивать налётчиков. Шершни тут же взъелись и атаковали Тэссу, в наглую кусая и мизерными кусочками отрывая плоть. Она бы могла и дальше отмахиваться, но пчёлок осталось так мало, что Тэсса испугалась за них и закрыла своим телом — только бы малютки выжили — стала терпеть царапины и укусы, от которых нарастали боль и темнота всё больше и больше, и в конце не осталось ничего кроме них.
Когда глаза вновь прозрели, Тэсса лежала в кругу тусклого света, что лился из отверстия на каменном потолке. Вокруг сновали и завывали неясные тени словно могильные призраки, восставшие из небытия, обрели форму.
И вот одна из теней посягнула на свет. Чёрная с огромными крыльями и острыми когтями. Но пока всё ещё призрачная, подпитываемая страхом. Ей предстоит напиться живой крови, если она жаждет свободы. Тварь каркнула и спикировала камнем. Тэсса пригнулась и закрылась руками, готовая сомкнуть их на вороне, но когда та подлетела совсем близко, пальцы прошли сквозь тельце, а вот птичьи когти вонзились в плечи, клюв начал метко бить по щекам, ковыряя мясо.
Тэсса вскрикнула, в панике замахала руками, снова и снова промахиваясь, а затем её ноги неудачно переплелись, и она упала. Ворона грозно каркнула, набрала высоту и закружила, нагоняя массивными крыльями ветер. И снова спикировала. На сей раз когти вонзились в грудь и тут же начали рваться к лицу, к глазам и губам. Клевать! Клевать! Клевать! Чтоб кровь и ошмётки разлетались по сторонам! И ей это удавалось, сколько бы Тэсса не отмахивалась, не могла задеть или поймать птицу. Руки проваливались сквозь пернатую, а вот её когти уже всю исцарапали Тэссу, клюв свободно рвал плоть, а костяшки крыльев своими ударами делали из неё отбивную.
Тэсса перестала сопротивляться и просто лежала, пока ворона кормилась ею. Тогда-то она и почувствовала, как птица тяжелеет, наливается весом. В тот же миг рука стиснула чёрное горло. Ворона стал жалобно трепыхаться, а Тэсса только прижала её к себе и перекатилась к границе круга. Как же страшно закаркала птица истошным, неестественным криком, как вырывалась, но Тэсса оказалась ловчее и не оставила той ни единого шанса. Высунула пернатую головёшку за пределы круга, во тьму, где она тут же растворилась. Следом развеялось тельце.
Граница светового круга размывалась. Тэсса сразу вскочила, бросила взгляд на тьму, что была вокруг, непроглядная, такая плотная и живая. Внешне она походила на монолит, но содержимое её извивалось, кипело от внутренних противоречий, в ней мелькало
