— Сомневаюсь.
Я убрала с бедра руку Кея. А не то нас опять засосет в водоворот бесконечного эха, а пока голова свежая, хотелось бы поработать. Зажгла светильник (зачем выключала?) и потянулась за рубашкой, прокручивая в голове только что сказанное.
— Слу-ушай, — дошло до меня, — а что если резерв растет не из-за чародита, а из-за близости Гррыха? И других тварей.
— Ну ты, мать, загнула! — хохотнул Кей и тоже сел, оглядываясь в поисках одежды. — Тогда какой смысл уничтожать тварей? И почему никто до сих пор никто этого не заметил?
— Потому что большинство длительных контактов с тварями, при которых резерв действительно растет, происходит во время военных действий у чародитовых шахт? Попробуй отдели: что наросло из-за чародита, а что — из-за тварей.
— В этом есть смысл, — согласился Торнсен задумчиво. — Это объясняет, откуда берутся твари высоких классов опасности.
— В смысле?
— В смысле, если меняться их заставляет страх, то где уж страха больше, чем ночью на войне? — поинтересовался он, пряча косую сажень в подштанники. А вторую — под рубашкой.
— Они умеют тепепортироваться, Кей. Кто им мешает сбежать от войны подальше?
— А если не все умеют?
— Дети! — в очередной раз дошло до меня. — Тварики. Вдруг они не умеют? А мамаши их защищают. И постоянно поднимают класс опасности, если не помогает.
— Выходит, Гррых тебя удочерил? — широко улыбнулся Кейрат. — И теперь защищает перед другими тварями как родную?
68. Лайна. И снова открытия. Вместе с признаниями.
— Угу. Может, он вообще она. Гррыха, — фыркнула я.
Скажем так, в процессе чесания ни на какие половые признаки я не наткнулась. Из этого не следовало, что их нет. Может, они просто где-то прячутся. Что мы знаем об анатомии тварей? Ничего не знаем. Твари — магические существа. После смерти их тело истаивает достаточно быстро, чтобы желающих поковыряться в разлагающемся на глазах трупе не появлялось. Да и смысл? Как в этой гнило-массе что-то вообще рассмотреть можно? И понять, что откуда росло?
Неприятные воспоминания не перебили настойчивых сигналов из желудка. И ниже. Разнонаправленных, но одинаково естественных. И внезапно я осознала, что Кея тоже не в фиалках нашли.
— Чур, я первая, — быстро заявила я, утягивая ремень на жилете.
На еще одну дополнительную дырочку. С такими нагрузками — физическими и психическими — немудрено. Лестница с чердака вела в сени. В небольшое оконце было видно предрассветное, темно-серое небо, всё в клочьях низких облаков. Или остатки вчерашней грозы расползлись по округе, как стадо бесхозных овец, то ли просто погода портилась. Я накинула простенький отвод глаз и проскочила на улицу. Вернувшись, я обнаружила Кея, нарезающего хлеб и свежие колбаски, видимо, вчера купленные. На тряпице, используемой вместо тарелки, лежала зелень, блестя капельками воды.
— Свободно, — сообщила я.
Кей подорвался, как подпаленный, я едва успела кинуть на него отвод. Он благодарно кивнул, приложив руку к сердцу, и скрылся за дверью.
Все мы люди.
Кроме тех, кто твари.
Тварь не преминула вернуться. Гррых(а) сидело на моем табурете и умывало морду лапой, свесив с сиденья пушистый хвост. Он или она? Я решила считать его Гррыхом, пока не будет доказано обратное. В конце концов, у людей самцы болезненней реагируют, когда их считают самками, чем наоборот.
В сенях стукнула дверь и заскрипели ступеньки. Я мысленно проверила периметр защиты, установленный вчера сразу по приходу. Всё в порядке. Свои.
Через пару минут в комнату вошел Кей со спальником в охапке. Я выразительно подняла бровь. Он ткнул пальцем мелкозуба:
— Как сердцем чувствовал, что твое место занято, — заявил этот враль, расстилая спальник в знакомом углу, после чего приглашающе похлопал рядом с собой.
— Мой небольшой опыт знакомства с этим спальником говорит, что сердце играет на нем не первую скрипку, — возразила я.
Но подошла и села. А что, теперь из-за Гррыха на попу занозы ловить?
— Обидеться, что ли? — фыркнул Кей, встал и отправился к столу.
Я испугалась, что он всерьез, но Торнсен собрал съестное со стола на тряпицу и понес ко мне. Гррых закончил с мордой и перешёл к ушам. Судя по площади, мы с Кеем успеем справиться с завтраком быстрее, чем тварь со своими «лопухами».
— Чтобы ты знала, Джелайна… — начал он, расправляя тряпочку с едой поверх спальника.
— Давно крошки из-под попы не вылавливал? — поинтересовалась я, укладываясь на бок у импровизированного стола.
— Не сбивай, — он разглаживал материал, словно пытаясь из прямоугольного полотнища сделать квадратное. — Всё, всё, что происходило на этом спальнике, и до него, всё это, прежде всего, связано с сердцем.
Он оторвал взгляд от расстеленной салфетки и посмотрел мне в глаза.
— Я влюбился в тебя с первой встречи, — сказал он просто. Будто параграф пересказывал.
— Прямо с первой пары, — возразила я скептически.
Всё это было очень странно.
— Нет, — он помотал головой с тонкой полуулыбкой. — Это случилось в начале лета. Ты шла с книгой, читала и врезалась в меня.
Дичь какая! Ни в кого я не врезалась.
— Я бы запомнила, — возразила я.
— Ты даже не заметила.
Кей говорил об этом, будто его совершенно не задевал этот факт. Меня бы задело. Я бы сделала всё возможное и невозможное, чтобы обратить на себя внимание.
…Что он, собственно, два семестра и делал.
— Я знал про ваши отношения с леем Гроссо, — расставил Тронсен все точки над «ё». — И бесился неимоверно. Но ничего не мог поделать: рядом с тобой у меня словно язык к небу прилипал.
— Не вовремя, — согласилась я.
…Всё не вовремя. И признания эти вместо сладости подогретого меда для самолюбия дарили беспокойство.
— Еще как, — кивнул, с улыбкой, Кей. — Только я ни о чем не жалею. Лайна, я — не заведующий кафедрой столичного университета, зато я тебя люблю. Выходи за меня замуж.
Неожиданная паника накрыла меня, как стакан — таракана.
— Кей, пойми меня, пожалуйста, правильно, — я говорила медленно, стараясь подобрать правильные слова. — Ты мне нравишься, даже очень. Но даже если опустить не первой свежести этичность отношений «преподаватель — студент»… Я не могу замуж.
Лицо Кея застыло, покрывшись коркой невидимого льда.
— Я не умею. Это не для меня, — поспешила я пояснить. — Я никогда не смогу жить твоими интересами. Я не люблю убираться и готовить. И с детьми я не очень лажу. Я не оправдаю твоих ожиданий.
Словно жаркий летний ветер согнал лед с лица Торнсена. Будто только что я не послала его деликатно, а ответила твердым «да».
69. Кей. В недоумении. Возмущении. Ужасе. Дайна, как меня угораздило в нее влюбиться?
…И это всё, что ее останавливает? Это всё я и так знал, тоже мне, научное открытие.
— Лайна, я понимаю, что тебя пугает. Я действительно не столь выгодная партия, как лей Гроссо. Но мой род достаточно обеспечен, а я вполне успешен. Уверен, мне не составит труда устроиться на хорошую службу. Ты не будешь знать нужды. Тебе не нужно будет заниматься уборкой и едой. Ты сможешь заниматься своими исследованиями. А дети… — я вспомнил своих младших сестричек и улыбнулся. — Думаю, спустя некоторое время ты сама поймешь, что дети — это самое светлое, что может случиться в жизни. Самое радостное.
Джелайна задумалась.
Это был хороший признак.
— Знаешь, что мне не дает покоя? — спросила она наконец.
— Не знаю.
— Откуда здесь взялись все эти твари?
…Нет, это был нехороший признак.
— Лея Джелайна Хольм, я, между прочим, тут в любви признаюсь и замуж тебя зову, — напомнил я. — Знаешь, чего мне это стоило?
— Это понятно, — отмахнулась она, оживившись и усаживаясь на пятки. — Я другое понять не могу. Здесь ведь нет военных действий. Что могло напугать тварей до состояния лютостужня?
