И, словно я призвала событие, просто подумав о нем, завернув за угол, я вижу, что Риодан стоит наверху лестницы и смотрит вниз.
Повезло мне. Я увижу этот кивок своими глазами. Ура. Может ли это утро стать еще лучше?
Я резко останавливаюсь, и костистые стервятники врезаются в мою спину. Они все так же молчат. Меня это пугает.
Я гляжу вниз и направо, поверх перил. Там Джо, она смотрит вверх — ждет. Я снова думаю о том, какого черта, по ее мнению, Риодан с ней делает. И что она, по ее же мнению, делает с ним. Все ведь видят, что они не пара. Кто угодно может предсказать катастрофу, которой это закончится. Однажды утром Риодан подойдет к лестнице.
Он посмотрит вниз, Джо посмотрит вверх.
И Риодан глянет не на нее, а на другую женщину, и кивнет.
Джо никогда больше не разделит с ним постель.
Бэрронс и его приближенные — разные. Пусть мне плевать на Риодана, у нас с ним свои счета, но я не могу не признать, что любая женщина, взглянув на него, задумывается. И испытывает желание. Это происходит инстинктивно. Ты просто знаешь, что когда один из Девяти спит с тобой, твой мир раскачивается, как никогда раньше. И как никогда больше. Если только ты не станешь преданной фанаткой Девяти. У чего, признаюсь честно, есть и свои достоинства.
Если бы я была Джо, а наверху лестницы стоял Бэрронс, что бы я сделала? Решилась бы я, как Джо, взять, что могу, от самого горячего, грязного, восхитительного и страстного секса, считая, что это стоит разбитого сердца?
Потому что ее сердце без всяких оговорок будет разбито.
Я вижу голод на ее лице. Вижу свет в ее глазах, когда она смотрит на Риодана. Вижу нежность и желание, жажду в каждой линии ее тела.
И полное отсутствие чего-либо подобного в нем.
Риодан равнодушен к ней. Джо горит ради него.
Я хочу схватить его, встряхнуть, потребовать, чтобы он остановился, пока не уничтожил ее. Я хочу схватить Джо, встряхнуть, потребовать, чтобы она остановилась, пока не уничтожила себя.
Но я задерживаю дыхание и молчу. Не мне выбирать для Джо путь, по которому я и сама едва ли пошла бы.
Жизнь коротка. И кто же не хочет на ее пиру попробовать лучший из десертов?
Риодан кивает, намекая Джо, что пора бросить тряпку и взбежать по лестнице в его объятия. Они пройдут мимо меня и скроются в его кабинете или в ближайшей спальне, а я отправлюсь вниз, чтобы ограбить личную кухню Девяти, где собираюсь позаимствовать драгоценные яйца, из которых намерена взбить омлет, и поэксплуатировать их эспрессо-машину. Может, я даже найду сливки, чтобы добавить в кофе. Чудесный день.
Джо долго смотрит на Риодана. А затем ее ресницы опускаются, прикрывая глаза.
Она медленно поворачивается к нему спиной и снова начинает протирать столы. Я изумленно таращусь.
Никогда ничего не имела против Джо, но мне казалось, что в ней нет чего-либо подобного. Мне хочется перепрыгнуть через перила и радостно приветствовать ее решение вытащить пробку, пока она не утонула в ванне.
Риодан стоит неподвижно и смотрит в спину Джо.
Я начинаю потихоньку пятиться, внезапно чувствуя, что мой внутренний вуайерист не настроен на то, чтобы быть пойманным.
Джо поворачивается и снова смотрит на Риодана. Я знаю, что она хочет увидеть. То, чего никогда не найдет на его непроницаемом лице. У меня возникает желание крикнуть ей, чтобы она снова отвернулась. Прекратила попытки намыть золото там, где его просто нет. Я отрываю взгляд от Джо и поворачиваюсь к Риодану.
И опять изумленно таращусь. Утро тренировок по отвисанию челюсти. Я этого не ожидала. Только не от него.
Риодан склоняет голову — жест печали — и застывает так на секунду. А затем медленно кивает — жест принятия и уважения, — и я вижу, как напряженное тело Джо чуть расслабляется, когда он признает ее в качестве ценной потери.
Я задерживаю дыхание, ожидая, что этот ублюдок кивнет другой женщине. Официантки жадно смотрят наверх, сияя радостью от того, что постель хозяина снова свободна и можно будет сделать свою жизнь куда интереснее. Какая-нибудь другая удачливая женщина получит приз, который возвысит ее над остальными до тех пор, пока и ей не откажут. Но ей будет плевать. Речь идет о статусе. Как и в случае с отвратительными Невидимыми тараканами, которых женщины соглашаются запускать себе под кожу для сжигания жира.
Риодан отворачивается от перил и внезапно шагает прямо ко мне.
У меня в который раз отвисает челюсть. Похоже, сегодня утром мне не удержать ее на месте без намордника. Я вглядываюсь в лицо Риодана, пытаясь прочесть его выражение.
— Не пытайся намыть золото там, где его нет, Мак.
— Не лезь в мою голову.
— Мне было бы сложнее в нее влезть, не будь там настолько пусто.
— Козел! — скалюсь я ему в спину, когда Риодан исчезает в конце коридора.
После завтрака, когда я поднимаюсь по лестнице, Бэрронс открывает дверь в кабинет Риодана и кивает мне, предлагая войти внутрь. Я и не знала, что он вернулся. Я резко втягиваю воздух. Интересно, можем ли мы как-нибудь уклониться от радара Риодана и ускользнуть в книжный магазин. Бога ради, мне хватит пятнадцати минут! Часть шеи Бэрронса покрыта новой татуировкой, и я гадаю, чем он занимался, пока я спала.
В кабинете я вижу симпатичного парнишку. Высокий, стройный, длинноногий, с густыми темными волосами, которые явно давно не стригли, и чудесными голубыми глазами за стеклами очков. Ему, по моим прикидкам, от восемнадцати до двадцати. И даже в джинсах и голубой рубашке он выглядит как типичный Кентерберийский умник.
Как только я переступаю порог, парнишка награждает меня оценивающим взглядом, затем склоняет голову набок, словно рассматривая какую-то аномалию.
— Скажи ей то, что рассказал нам, — говорит ему Риодан, закрывая дверь перед моей призрачной свитой.
Я не сообщаю ему, что это бесполезно. Он сам вскоре в этом убедится.
Паренек обращается ко мне:
— Кто ты? И почему от тебя так плохо пахнет? Разве у вас тут нет душа? Я могу сделать его специально для тебя.
Я с трудом разжимаю зубы, чтобы ответить:
— Я Мак. А ты кто?
Парень тихонько присвистывает.
— А, так это ты разбила ей сердце.
Я не спрашиваю, кому — ей. Я не хочу вдаваться в подробности.
Зато он хочет.
— Дэни зовет тебя, когда спит. Часто. А иногда еще и Алину.
Риодан внезапно словно расширяется, пропитывая собой воздух, как обычно делает Бэрронс.
— Больше ты этого не услышишь. Дэни теперь спит в «Честерсе».
Я ничего не говорю, удерживая свою маску.
— Старик, она нигде в последнее время не спит. Я думал, мы это уже выяснили, когда ты в последний раз за ней приходил. И в первый раз. И в двадцатый.
