В тот единственный раз, когда ему удалось попасть внутрь, он держал шар, но в то же время сосредоточился на Бене. Он гадал, что из этого важнее. Он старался сосредоточиться на образе лица Бена, но снотворное начинало действовать, и сделать это было все сложнее. Его разум дрейфовал к другим вещам.
К Дню Благодарения и любованию звездами.
К Дилану и «Кошмару в Летнем Лагере 4».
К Голливуду.
К золотой рыбке.
Золотой рыбке?
Он попытался сосредоточиться на этой мысли, но потерпел неудачу и вместо этого провалился в глубокий темный колодец.
И внезапно он оказался в хижине, стоя перед огнем без жара. Бен соскочил со своего места на диване, и его голубые глаза сверкали восторгом.
— Ты здесь, — он бросился на Джейсона, обвив руками его шею. Джейсон подхватил его, уткнувшись носом в густые волосы Бена и крепко обняв.
— Я устал ждать.
Бен отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть Джейсону в глаза, и их носы почти соприкоснулись.
— Поверить не могу, что это снова сработало. Я беспокоился… — он застыл, и его глаза широко распахнулись. — Что это?
— Ты о чем?
— Не шевелись, — Бен обхватил его голову ладонями. Его хватка была на удивление крепкой. Джейсон на мгновение подумал, что Бен его поцелует, но нет. Вместо этого Бен наклонился ближе и…
Понюхал его?
— О мой Бог, — с изумлением выдохнул. — Это же апельсин, да? — его смех был неожиданным и почти душераздирающим, полным растерянности и новообретенной радости. Полным изумления и сюрприза. — Я забыл про апельсины! Каждое Рождество мы получали один апельсин в чулке. Мы с сестрой садились перед камином и ели их, и я помню жар от пламени на своем лице, и то, как кожура ощущалась в моих руках, и как она смеялась, и как тек сок, и как я весь делался липким, и мои ладони целую вечность пахли апельсинами. О Боже, я помню!
Он притянул Джейсона для поцелуя, жадно ища вкус апельсинового сока. Это было не совсем неловко, но в то же время не совсем эротично. И все же Джейсон с радостью подчинился ему, позволяя Бену искать сладость на его языке, пока там ничего не осталось, и Бен отстранился с горящими глазами.
— О, Джейсон! Ты не представляешь, каково это — забыть нечто подобное. Внезапно осознать, что это все еще похоронено где-то в твоем мозгу. Я почувствовал запах, и как будто… как будто… — он рассмеялся и снова обнял Джейсона, привстав на цыпочки, чтобы обвить его за шею. — Я даже не могу это описать, только сказать, что это было изумительно! Как будто снова настало Рождество. Спасибо, Джейсон. Спасибо, что принес мне апельсины.
Джейсон изумленно покачал головой, поглаживая спину Бена.
— Да не за что, наверное. Хотелось бы мне сказать, что я сделал это намеренно, — он определенно сделал бы это, если бы знать, что Бен так отреагирует. — У меня в рождественском чулке тоже всегда был апельсин, но честно говоря, я думал, что это отстой. Я бы предпочел шоколад.
— Это потому что ты избалованный. Ты привык получать свежие фрукты в любое время, когда захочешь.
В его словах был смысл, но это наводило на другой вопрос.
— Разве апельсины можно было достать посреди зимы в 1850-х годах?
Бен рассмеялся, сделав шаг назад, чтобы уставиться на Джейсона с изумленным весельем.
— Естественно! Ты же знаешь, что их урожай собирается зимой, да? С ноября по март?
— Серьезно?
— А почему, по-твоему, их всегда кладут в рождественские чулки? И в пряный пунш? И почему, по-твоему, люди утыкивают их гвоздиками в период Рождества и…
— Ладно, я понял. Я баран. Я не думал, что зимние апельсины — это распространенная штука.
— О да, — сказал Бен с притворной серьезностью. — У нас в Теннесси было предостаточно зимних апельсинов. Но вот летние апельсины? Это редкость.
Джейсону казалось, что он никогда не поймет, как Бену удавалось сохранять добродушное чувство юмора после всего, что с ним случилось.
— Ты невероятный, — сказал он, привлекая Бена ближе и целуя его. — Боже, я соскучился по тебе. Я надеялся, что ты будешь ждать меня, когда я вернулся этим утром.
Улыбка Бена померкла.
— Половину вчерашнего дня я провел как на иголках. Я думал, что с ума сойду. Твой план сначала показался логичным, но чем дольше я об этом думал, тем сильнее это походило на кошмарную идею. Я был уверен, что все пойдет псу под хвост. Я начал воображать самые ужасные вещи.
— Например?
— Например, что ты решишь, будто Дилан прав, и оставишь меня на чердаке навечно.
— Ты думал, что он убедит меня, будто ты — плод моего воображения?
Бен неуверенно кивнул.
— Самое логичное объяснение. Я это понимаю.
Джейсон крепче обнял его и поцеловал в лоб.
— Никогда.
— То есть, все кончено? Сработало?
— Безупречно.
— А что Дилан? Он…
— Уехал? Да. Он покинул город пару часов назад.
Бен несколько секунд переваривал это, и наконец он улыбнулся, медленно и робко.
— У меня такое чувство, будто я должен выразить сожаление по поводу отъезда твоего друга, но я не сожалею.
— И я тоже. Не в этот раз.
Улыбка Бена сделалась шире.
— Так что теперь?
— Теперь? Я наконец-то сдержу кое-какие обещания.
Но в этот раз он хотел сделать все правильно, а не спешить, как в прошлый раз, когда они оба кончили, даже не сняв одежду. Он медленно раздевал Бена, пока они целовались. Он уложил Бена на узкую кровать и выпрямился, чтобы изучить его, желая наконец-то увидеть Бена целиком. Его кожа была такой белой, что Джейсон видел паутинку вен на груди Бена. Волосы в его паху были густыми и черными, необрезанный член тяжело лежал на мягком животе. Его руки и грудь были худыми, но это скорее признак молодости, нежели слабости, и его ноги оказались более мускулистыми, чем ожидал Джейсон. Да, астма не давала ему заниматься многими вещами, и учитывая его телосложение, ему никогда не быть большим мускулистым качком. Джейсон понимал, почему он чувствовал себя слабым в сравнении с наверняка рослыми и дюжими парнями, которые работали на плантациях в XIX веке. Но Бен был крепким, его тело было худым и жилистым — результат жизни без современных удобств, где поход в город требовал пройти пять миль пешком, а добыча воды, молока или яиц требовала больше физической нагрузки, чем Джейсон получал за неделю. После стольких лет в шаре его мышцы должны были атрофироваться, но он явно застыл во времени; его тело вообще не старело и не изменялось день за днем, неделя за неделей, год за годом.
— Ты прекрасен.
Бен поерзал и покачал головой.
— Стеснительный я, а не прекрасный, — он схватил одеяло и попытался прикрыться, но Джейсон его отобрал.
— О нет, даже не думай. Я никогда не могу видеть тебя, пока мы по мою сторону шара. Я ни за что не позволю тебе прятаться, когда я здесь.
Бен рассмеялся, и его смущенная улыбка сделалась флиртующей.
— Это не я все еще в одежде.
— Хорошо подмечено.
Было нечто незабываемое в том моменте, когда Джейсон тоже избавился от одежды, и они наконец-то соприкоснулись кожа к коже. Джейсон опустился в ждущие объятия Бена, ответил на поцелуй, упиваясь ощущением тела Бена под ним, худого, но крепкого, теплого и волнительно податливого. Ему понравилось, как Бен вздохнул, принимая на себя вес Джейсона и раздвигая ноги, чтобы Джейсон мог устроиться между его бедер. Он ничего так не хотел, как раскрыть Бена для себя. Медленно войти в него, пока они целовались, всматриваться в его глаза, пока они занимались любовью. Но он подозревал, что Бен никогда не был пассивом. Да и активом он едва ли бы. Судя по их разговору после инцидента на террасе, Бен вообще почти не имел опыта, так что Джейсон притормозил, приказывая себе быть терпеливым. Для всего этого будет время попозже. Пока что он лишь хотел изучить, как каждое новое ощущение заставляло Бена хныкать и вздыхать.
Он поцеловал губы Бена, затем щеку, затем куснул его ухо, после чего переключился на шею. Тут Бен растаял, блаженно постанывая, пока Джейсон покусывал и целовал, оставляя легкие красноватые следы на груди Бена, останавливаясь, чтобы подразнить небольшие крепкие соски, пока они не сделались набухшими и красными. Оттуда он двинулся ниже по животу Бена, пока Бен ерзал и нетерпеливо пыхтел, предвкушая то, что собирался сделать Джейсон. И наконец Джейсон добрался до паха Бена.
