- Наложница, рассказавшая это, жива?
- Да. Не знаю, согласится ли она подтвердить свои слова. Она боится за свою жизнь.
Тагат упруго ходил по комнате, потом остановился у очага. Его бронзовое лицо будто пылало в бликах огня.
- Халар была из моего Хурга-хасэна, - сказал он, вытягивая руку к огню. - Двоюродная сестрёнка… Я думал, та история закончена, но опять она придёт бередить мою память.
- Не закончена. - Камайя тоже встала и подошла к огню. - Тагат, я не знала Халар, но убить нерождённое дитя во чреве матери - это то, за что нельзя прощать.
Она смотрела на Тагата, и он повернулся к ней. Его тёмно-коричневые глаза были сосредоточенно прищурены.
- Я должен поговорить с этой наложницей.
- Она под моей защитой.
- Клянусь, она не пострадает.
Перепуганная Тинхэн молчала. Камайя усадила её в кресло и попыталась отвлечь разговорами о погоде и какой-то ерунде, но добилась лишь того, что девушка заплакала. Тагат стоял у окна, явно сдерживая ярость, и постукивал пальцем о глиняный подоконник, потом медленно выдохнул, снова подошёл к ней и опустился на одно колено перед креслом.
- Я не хотел пугать тебя. Вероятно, я слишком прямо задал вопрос. Давай попробуем иначе. У тебя есть причины опасаться за свою жизнь? Эти причины связаны с Йерин? А с Халар?
Тинхэн едва заметно кивала на каждый вопрос, и Тагат поднялся.
- Ты можешь не бояться. Ты под защитой Улхасум и моей. Клянусь тебе, женщина - что бы ты ни рассказала, я не причиню тебе вреда ни сам, ни руками других.
Долгое молчание смешивалось с белой ароматной пеленой благовоний, и наконец Тинхэн закрыла глаза.
- Хорошо. Но господин должен поклясться, что Ул-хас этого не узнает. Он не простит мне, что я так долго молчала, зная правду.
Тагат поднял ладонь и прислонил её к сердцу. Тинхэн кивнула.
- Я расскажу.
Свет стал серым: крупные комковатые облака заволокли небо. Тагат молча ходил по комнате, потом повернулся к Камайе.
- Она связала мне руки этой клятвой.
- Но Аслэг действительно не простит. - Камайя тоже встала и бродила по комнате, потирая руками шею. - У меня тоже счёты с Йерин, Тагат. Она пыталась отравить меня. Я не склонна доверять людям, которых впервые вижу, но о тебе говорили.
- И о тебе. А ещё я видел, как ты смотрела на него.
Камайя остановилась и внимательно посмотрела на Тагата.
- Так он не сказал тебе?
- О чём?
- Неважно. Неважно. Сейчас речь не об этом. - Ещё один мужчина, который видит то, во что хочет верить. - Тагат, ты знаешь про клятву Руана?
- Я знаю про их клятву. Я понял тебя, Улхасум. Это разумно.
Сталь в глазах, сталь по белой ладони. Камайя протянула руку Тагату-.
- … Ни словом, ни делом… - Слова вспыхивали, как капли масла в огне. - Не наврежу.
Красное пропитывало белые тряпицы. Тагат откинулся на спинку кресла.
- Так что мне не рассказал Аслэг?
- Ты внимательный. - Камайя взяла чашку с ачте и подула. Трепетный полупрозрачный пар колыхнулся в сторону.
- Не будь я внимательным, я бы не был у руки властелина степи. Я рядом с ним уже четверть века. Но надо мной будто какое-то заклятье. Стоит мне уехать, как начинает твориться неведомое. В прошлый раз сгорел дровяной сарай в воинском дворе, за год до этого затопило подвал с солью, до этого…
Он замолчал и потёр рукой лоб. Камайя не стала спрашивать. Она смотрела в огонь и пила свой ачте, поглядывая на Вирсат, которая дремала в уголке, прислонившись к стене.
- Может, то, что он приказал мне остаться в городе, защитит нас всех от очередного происшествия. В этот раз, стоило мне уехать…
Камайя кивнула, вспоминая события, тесно наполнившие эти неполные три месяца в Улданмае.
- Когда я ехала сюда, то представляла совсем другое. У вас иные обычаи, иные нравы, но, по сути, я приехала в такой же дворец, в котором бывала и в Ордалле.
- Люди везде остаются людьми, а власть - властью. Для кого-то путь наверх заканчивается в трясине, для кого-то - в выгребной яме. - Тагат рассматривал мозоли на руках.
- Почему ты пришёл ко мне… союзник?
- Я много раз удивлялся, сколько проблем происходит из того, что два человека просто не могут сесть рядом и спокойно обменяться сведениями, которые у них имеются, перед тем, как начать творить несусветные глупости. Много раз. Поразительно, как важно бывает сначала сесть и поговорить.
- Иногда разговор лишь подтверждает первое впечатление. Как мой разговор с Йерин.
- И как мой разговор с тобой, досточтимая, - улыбнулся Тагат. - Я пойду.
- Погоди. Так ты всё же считал, что я могу оказаться врагом? - подняла бровь Камайя.
- Да, - неожиданно кивнул Тагат. - Врагом может оказаться кто угодно. Внешность порой так обманчива… Улыбка на лице и унылая плесень в душе. Я рад, что у тебя по-другому, госпожа. - Тагат подошёл к двери и взялся за ручку. - Да благословит тебя…
- Подожди! - опешила Камайя. - То есть у меня наоборот? И что не так с моим лицом?!
- Это просто поговорка, - усмехнулся Тагат, шагая за дверь.
Резная дверь закрылась, оставляя Камайю в изумлении хлопать глазами от того, как этот раскосый ловко обозвал её лицо унылым, как плесень. Она повернулась к Вирсат, чтобы спросить, слышала ли та, но спрашивать не пришлось: служанка спала, подложив подушку между стеной и щекой.
- Отлично же ты присматриваешь, Вирсат, - сказала Камайя, теребя девушку за рукав. - Попустительствуешь прелюбодействию своим разгильдяйством.
- А? - сонно переспросила служанка, но тут же распахнула глаза. - Прелю… Попус…Что?!
- Да уж. Иди спать. Господин Тагат ушёл. Всё в порядке. Ты помнишь? Не болтать.
- Досточтимая, я же клялась…
- Хорошо. Иди. Я сама приготовлюсь ко сну. Ступай.
Омовение с помощью влажной тряпицы не заняло много времени. Камайя почистила зубы и как следует расчесала волосы, потом долго вглядывалась в зеркало. Вот же влеко скет! Что не так с её лицом-то?
Аслэг вошёл, разгоняя тьму, и в руке его был керме, а в глазах - такое, от чего волоски на теле встали дыбом, а из головы разом вылетели все мысли. Светильник стукнул о столик при входе, и всё ненужное слетело, как увядшие лепестки падают, открывая лучам солнца маленький шарик зелёного плода на ветке, осталось позади, как старая шкурка молодого иррео весной, когда он обретает крылья, сбрасывая её сухую тонкую прозрачную плёнку, что сдерживает их, сковывает, не даёт наполнится жизнью и расправиться перед первым полётом.
36. Руан.Не дворец, а зверинец
- И что я с ней буду делать?
Рикад почти плакал. Руан сидел, глядя в свою чашку с оолом, и сочувствие к этому блудливому смешивалось с некоторым мстительным удовлетворением.
- Любить, кормить и ручки целовать, - сказал он, залпом допивая оол. - То же, что все делают с жёнами. Тебе на пальцах показать? Я думал, ты парень с опытом.
- То это, а это не то! - всхлипнул Рикад, размахивая руками. - Это тебе не это!
- Ты глянь… в словах запутался, - изумился Руан. - Приди в себя, онса влек! Ты опылил цветок её любви, оставил семя зреть в её чреве, а теперь слова путаешь? Остепенили тебя! Всё, ты женатый человек! Давай, прекращай ныть! У тебя летом карапуз пережаренный родится, а ты ноешь! Всем бы такое «не это»!
Рикад с размаху закрыл лицо ладонями и рухнул лбом на стол. Ичим сразу бросился облизывать его ухо. Руан покачал головой и спустился на первый этаж, где Аулун осматривала Укана.
- Думаю, он может долечиваться дома, под присмотром жены, - улыбнулась она. - Укан, пойдёшь домой?
- Да, - хрипло сказал парень. - Этот гад вон уже всю душу вынул своим нытьём и проклятьями. И по жене скучаю - жуть.
- Изверги, - глухо сказал Тур из своего угла. - Подонки. Мучители. Вас не примет Мать Даыл. Она исторгнет вас, как блевотину, когда вас попробуют закопать. Отец Тан Дан не примет дым ваших гнилых тел, когда вас попробуют сжечь, а черви побрезгуют вашей плотью.
