Жозефина сглотнула. Почему он остановился?
— С тобой раньше случалось что-то подобное?
— Нет.
Были ли они… как-то связаны?
Наконец, он сбросил нижнее белье со своих ног.
Ох.
О-о, мой.
Кейн, хранитель Бедствия, был до невозможного великолепен. Он был облюбован солнцем и словно высечен из камня с головы до ног.
Крылья татуировки бабочки казались более острыми, чем раньше и тянулись все ближе и ближе к его… его… туда.
О, мой, о, мой, о, мой.
Её щеки загорелись еще сильнее, а во рту пересохло. Он был не просто мужчиной, а воином. Созданным для битв, закалённый огнём и сталью. Настолько мощный, что только некоторые когда-либо смогли бы понять.
— Я хочу знать, о чем ты думаешь? — спросил Кейн хриплым голосом.
Она заставила себя поднять глаза и встретить его взгляд. Воздух вокруг них мгновенно наполнился пониманием, от которого Жозефина не могла вечно бегать. Они были одни. Кейн обнажен.
О-о, то, что я хочу с ним сделать…
— Я не знаю, — ответила она, и хрипотца в голосе удивила ее. — А ты?
Его разгоряченный взгляд впился в девушку.
— Для нас обоих будет безопасней, если я солгу.
Бум. Бум. Бум.
Оружие посыпалось на пол. Вскоре у ее ног образовалась целая куча кинжалов, пистолетов и метательных звездочек.
— Дай мне свое платье. Я постираю его.
— Я… хмм.
Кейн сократил дистанцию, поднял Жозефину на ноги и, потянувшись, расстегнул молнию платья на спине. Прежде чем она поняла, что происходит, он стащил материал с ее рук, потом талии и вниз по ногам.
Так близко насколько он был, настолько обнаженный, насколько был, вызвали в ней… ооо милость божья, её кровь нагрелась до опасной температуры, и каждый дюйм её кожи покалывал, от желания ощутить большее.
Только его одного. Конечности Жозефины затрепетали.
А его… его… его татуировка становилась больше, потому что одно из крыльев бабочки обвивало его длину…
Серьёзно, можно умереть, подумала Жозефина.
Он рос, утолщался и тяжелел, завораживая девушку.
— О-о, моя богиня, — простонала она.
— Переступи через платья, милая.
Да.
Чтобы сохранить равновесие Жозефина положила руки Кейну на плечи, прежде чем сделать, как он велел. От прикосновения она лишилась дыхания. Даже будучи разгоряченной, она чувствовала, какой он горячий, настолько, что мог её воспламенить. И Жозефина обнаружила, что не возражает быть воспламенённой. Его мускулы были твердыми как сталь, но гладкими, как шёлк. Он выпрямился, но сразу не отошел вне её досягаемости. Кейн посмотрел на неё сверху вниз, его дыхание стало быстрым и поверхностным, совпадая с её. Все еще горячий воздух смешивался с паром из ванной… с желанием… с тысячью других вещей, которые она не могла озвучить.
— Я… ты, — прошептала она. Сделай что-нибудь.
Он моргнул, потряс головой. Придал жёсткости выражению лица и, повернувшись, вошел под душ, затем дернул штору вдоль рейки, закрывая обзор.
Несколько секунд рейка прогибалась, чуть не ломаясь, Жозефина услышала скрип кожи по фарфору, как будто Кейн поскользнулся. Он выругался.
Колени не удержали ее, и она упала на крышку унитаза. Вскоре до Жозефины долетел запах мыла. Она глубоко вдохнула, позволяя запаху омыть её, и подавить дрожь.
— Кейн?
Спустя миг он ответил,
— Да, Динь.
— Спасибо. — Не те слова она собиралась сказать, но сейчас произнесла именно это. — Я имею ввиду, за всё.
Последовал удар, словно Кейн грохнул кулаком о плитку.
— Мне стоило оставить тебя в покое.
В его голосе Жозефина услышала самоистязание, и вздохнула.
— Я убегала от тебя, помнишь? И, кроме того, ты не можешь быть со мной каждую секунду каждого дня.
— Хочешь пари?
Не соблазняй меня.
— Итак… во скольких битвах ты побывал?
— Хочешь сказать, что твои сборники рассказов не дали тебе точного числа?
— Нет. Но я бы хотела. Ты очень хорош.
— Ты тоже такой станешь. Я буду тренировать тебя.
— На самом деле?
— Да, на самом деле.
— Но остальные мужчины будут смеяться над тобой, если узнают.
— Зачем им это?
— Женщинам не полагается изучать искусство боя, — ответила она, — и каждого, кто смеет обучать нас, избегают.
— Это глупо.
Договорились. В царстве Фей мужчины являлись защитниками, но как показал Леопольд, защитой пренебрегали в пользу похоти и жадности.
— Ты не боишься оказаться отверженным?
— Этими людьми? Да я сочту это благословением.
Жозефина накрутила прядь волос на палец.
— Я должна спросить тебя.
— Все что угодно.
— Ты действительно собираешься жениться на Синде? — Она хотела спросить, как ни в чем не бывало, как бы спросила все остальное, но ей не удалось. Вместо этого получился шёпот, отражающий все ее надежды.
И, вместо ответа, Кейн принялся насвистывать.
Ну, это исчерпывающий ответ, не так ли?
Разочарование, отчаяние и злость объединились в глубине её живота. Она была права. Его чувства не повлияют на его действия.
— В такие дни, я бы хотел иметь Дорогую Элоизу на быстром наборе. На платье моей девушки кровь, — пробормотал он. — Должен ли я использовать содовую или уксус?
"Платье моей девушки, — так, произнес он. — Моя девушка, Жозефина".
Чёрт! Ты не можешь иметь больше одной, Кейн, — она почти прокричала.
Вода выключилась
— Брось мне полотенце.
Жозефина достала белую ткань из шкафчика и повесила на рейку.
— Спасибо.
— На здоровье, — ответила она с большей резкостью, чем собиралась.
Занавеска была отодвинута в сторону, и Жозефина успела на секунду осознать, что там не было пара… почему…? прежде чем её разум… полностью… отказал.
Кейн всё ещё был обнажен, конечно, но теперь он ещё и блестел. Его волосы намокли и потемнели, а с их кончиков стекали капли по его щекам.
Клеймо дракона на его груди уже не было красным, но почернело и зарубцевалось. Полотенце было обернуто вокруг его бедер, закрывая татуировку бабочки… и ещё кое-что.
Дыхание застряло у неё в горле, когда Кейн накинул её платье на рейку. Намокшие концы ткани со шлепком соединились.
— Мне нужно что-то одеть. Я должна выйти из комнаты, — проговорила она. — У меня есть обязательства. И я должна уйти подальше от тебя, пока не забыла, что не люблю делиться.
— Я позабочусь о твоих обязанностях. А ты останешься здесь и отдохнешь.
Её глаза расширились в замешательстве.
— Ты не можешь. Я не могу.
— С удовольствием посмотрю, как ты попытаешься меня остановить, или покинуть эту комнату. А теперь составь список всего, что ты должна сделать.
Если он хотел выполнить её работу, прекрасно. Опуленты увидят это и будут смеяться. Даже слуги станут хихикать. Наконец-то у Жозефины появится свободное от него время — время отдыха. Чувства что он вызвал… она начинала ненавидеть их. Их силу.
Сладко ухмыляясь, Жозефина прошла в спальню и вытащила из тумбочки ручку с блокнотом, и принялась писать.
И писала. И писала. Кейн использовал это время, чтобы пристегнуть своё оружие к ремню, просмотреть содержимое шкафов и одежды предоставленной ему королем.
Её запястье болело к тому времени, когда она закончила список.
Он подошел к ней, одетый в черную рубашку и черные брюки, и выглядел очень съедобно, хотя и прикрыл своё прекрасное тело. Жозефина передала бумагу.
Кейн взглянул и нахмурился.
— Ты всё это делаешь?
— Почти каждый день.
Он перечитал список во второй раз.
— Мне следует просто убить твоих отца и брата, прямо сейчас.
— И всю оставшуюся жизнь Феи будут охотиться на тебя?
— Меня это не беспокоит, — искренне ответил он.
— Хотя, должно. Я знаю, Тиберий предоставил тебе много привилегий, и ты, должно быть, думаешь, что вся моя раса — всего лишь шутка, иначе ты бы не был таким бесцеремонным. Но тебе не приходилось видеть, что такое у нас кровная вендетта. А я видела.
